Стиг Клаэсон - Мы Любим Ингве Фрея
Потом, опершись на косу, он долго стоял на одном месте. Он глядел на поле за коровником, подмечая, что оно стало зарастать.
Лес оказался быстрее и, главное, упрямее, чем Эриксон и Эман. Трава на этом поле, видно, совсем не заинтересовала Виклунда, а, оставив на таком поле траву, защититься от наступления леса было невозможно.
Дренажные канавы по краям поля уже поросли молодыми березками, осинками, ольхой и ивняком.
Виклунда тоже можно было понять. Трава здесь росла ни на что не годная. В основном один татарник, копытник да ромашка.
Сапожник вышел на поле. Он вглядывался в него, вслушивался.
Над татарником и ромашкой должны бы порхать желтые и голубые бабочки. В цветках должны бы жуя£ жать шмели и пчелы.
С каких пор пропали здесь бабочки, шмели и пчелы.
Сапожник повернулся, пошел обратно и поставил косу на место у стены коровника. Он снова повернулся и пошел по тропинке в лес.
Он медленно шел к своему почтовому ящику.
Немного не дойдя до шоссе, он остановился, наклонил голову набок и прислушался. Он услышал белку, но, кроме нее, не услышал ничего.
Ни звука.
Он сделал еще несколько Шагов и оказался у своего почтового ящика. Газета валялась прямо на шоссе. Служащий, временно заменявший почтальона, просто вы-швырнул ее из машины.
Сапожник подобрал газету и сунул ее себе под руку.
Он уже увидел, что указателя над новым почтовым ящиком не было: Петтерсон уехал.
Он быстро перешел через шоссе и оказался у лодки.
Он сел в лодку и, зажав обеими руками голову, стал глядеть на озеро.
Где-то жаловался нырок.
Сапожник предчувствовал, что не застанет Петтерсона и Аниту. Но все-таки он очень удивился тому, как затосковал по ним.
Он даже улыбнулся, когда понял это.
Он улыбнулся над своим удивлением.
Но он не мог до бесконечности сидеть в лодке. Ему бы не хотелось, чтобы кто-нибудь застал его за тем, что он, бездельничая, сидит в лодке. До вечера оставалось еще слишком много времени.
Правда, он свое отработал.
Больше того, он известил об этом всю округу.
И все-таки вся натура сапожника противилась тому, чтобы в тишине и спокойствии наблюдать, как течет мимо него жизнь. Этому он еще должен был выучиться. Больше не оставалось ничего.
Человек, который свое отработал, закурил и пошел обратно домой.
Он прошел мимо причудливого большого валуна и мимо старого муравейника, взобрался на небольшой бугор и миновал бывшие ворота в бывшей каменной ограде.
У дверей коровника стоял Эриксон и жевал во рту былинку.
— Я хотел задать курам корму, но ты уже опередил меня.
— Да, — ответил сапожник.
— Поле зарастает, — сказал Эриксон. — Но вряд ли мы можем этому помешать. Лучше бы сами посадили на нем в свое время лес.
— Да, — повторил сапожник. И потом вдруг добавил:
— Они уехали.
— Понятно, — сказал Эриксон. — Наверное, им в конце концов стало скучно здесь, у шоссе. Парень привык к людям… Он сфотографировал дома?
— Да, — сказал сапожник. — Он сфотографировал наши дома. Он сфотографировал их точно, как мы хотели. Я сам смотрел через объектив.
— Он настоящий парень, — сказал Эриксон.
— Мы все здесь знаем, что он настоящий, — сказал сапожник. — И она тоже ему пара, хотя они и не расписаны.
Эриксон жевал былинку.
— Я ведь пришел сюда не из-за кур, — сказал он. — Мне нужно было встретить тебя… Эман умер.
— Что? — не понял сапожник.
— Звонил Виклунд. Эман трамбовал у него сено, и вдруг, работая, почувствовал, что ему нездоровится.
Он пошел в дом, чтобы немного отдохнуть, и когда Вик-лунд зашел за ним, то увидел, что Эман уже лежит мертвый.
— Эльна об этом знает?
— Нет.
— Что нам делать?
— Мало, что мы можем сделать. Виклунд не смог дозвониться ни до врача, ни до пастора. Он поехал на машине в город, чтобы приготовить все для похорон.
— Нам нужно сообщить Эльне, — сказал сапожник.
— Да, нужно, — сказал Эриксон. — А потом мы пойдем с тобой к Виклунду. Не стоит оставлять там Эма-на… Виклунд хотел заехать за нами на машине, но я сказал ему по телефону, что мы за то же время доберемся до него, если пойдем прямиком через лес. Мы пойдем вдоль линии электропередачи.
— Да, это займет столько же времени.
— На многих он работал, — сказал Эриксон. — И жаль, что умер не дома. Наверное, ему хотелось бы умереть дома… Он так и умер, работая на других. Нужно перевезти его домой.
— Нужно перевезти его, — повторил сапожник.
— Я поставил матрац от дивана на козлы, что стоят у тебя в твоем дровянике, — сказал Эриксон. — Мы положим его на матрац. В моем дровянике совсем нет места.
— Ты все хорошо сделал.
— Мы не можем оставить его у Виклунда. Это было бы неправильно.
— Это было бы неправильно, — повторил сапожник. — Нам не стоит оставлять его там.
— Нужно, наверное, переодеться. Одень сапоги! В лесу сыро.
— Надо все рассказать Эльне. Если она увидела в окно, как мы стоим тут и разговариваем, то уже, наверное, почуяла неладное.
— Зайдем на минуту ко мне, — предложил Эриксон. — Я согрел кофе. Может быть, нам стоит выпить по рюмке водки.
— Пожалуй.
Старики пошли к дому Эриксона.
— Странно все-таки, что нет больше такого человека, как Эман, — сказал Эриксон. — Он был такой сильный и выносливый… У скольких хозяев он работал, а вот теперь отошел совсем незаметно. Незаметно, что его больше нет.
— Да, — сказал сапожник. — Это совсем незаметно. Попили кофе на кухне у Эриксона и выпили по рюмке водки. Разговор не клеился, каждый думал о своем.
— Ты лучше обедай теперь у нас, — предложил сапожник. — Эльне все равно готовить, что на двух, что на трех.
— Как Эльна примет все это?
— Не знаю. Я пойду и расскажу ей. Потом вернусь сюда.
Сапожник ушел.
Он решительно шагнул в горницу Эльны и рассказал ей обо всем, что случилось. Потом вернулся к Эриксону.
— Эльна сказала, чтобы мы надели наши лучшие костюмы, — сказал он. — И давай поторопимся!
Сапожник переоделся в своей комнате на чердаке и затем сошел вниз к Эльне, которая, сложив руки на коленях, тихо сидела на скамье.
— Съешь бутерброд на дорогу! — сказала Эльна. Сапожник отрицательно покачал головой. Эриксон был уже готов и ждал его у двери в мастерскую.
Старики углубились в лес и пошли просекой вдоль линии электропередачи. Когда они проходили мимо летнего коровника и развалин старого дома, Эриксон сказал:
— Эмана теперь никто не примет за памятник старины.
— Да, никто не примет, — подтвердил сапожник.
— Может, ты теперь будешь помогать мне по хозяйству? — спросил его Эриксон. — Здесь есть еще, к чему приложить руки… Обуви ты больше не чинишь.
— Да, с этим делом покончено, — сказал сапожник. — Починкой обуви я больше не занимаюсь… Я мое отработал.
Примечания
1
Пер. М. И. Стеблин-Каменского. — В кн.: Круг Земной. М., 1980, с. 16.
