Эдвард Эбби - Банда гаечного ключа
Услышав грохот и треск, Док притормозил и сделал круг, озирая место крушения: эффектно, но не очень серьёзно. Оба щита опрокинулись на кабину и всё ещё вращающийся миксер цементовоза. Прямо посредине покорёженных обломков бил фонтан пара, свистя, как гейзер, из прорванного радиатора агрегата № 17 Компании по производству цемента и гравия города Дьюк Сити.
Док смотрел, как водитель выкарабкивался из своей кабины в тень, под щиты. Он был, в общем, в порядке, если не считать кровоточащего носа и мелких ушибов, ссадин и шока. Раздался душераздирающий звук сирен, приблизился, появился и замер под хлопанье дверей патрульных машин. Происшествием занялась полиция. Док, невредимый и безнаказанный, спокойно поехал дальше.
С ужином всё было не так просто. Доктор Сарвис любил поесть, но не любил готовить. Побродив какое-то время по кухне в поисках чего-нибудь, кроме пакета мороженых котлет, твёрдых, как кварцит, после месяца в морозильнике, он, наконец, устроил себе ужин — к чёрту, где же моя Бонни? — из банки зелёной фасоли, салата из курицы, оставшегося ещё от Абцуг, и бутылки пива. Он включил телевизор, чтобы посмотреть вечерние новости с Уолтером Кронкайтом и его друзьями, затем сел за стол и ещё раз внимательно прочёл открытку, которую он только что вынул из почтового ящика.
Дорогой папочка Док, мы тут замечательно проводим время в лесах, собираем цветочки любуемся оленями, а генерал Хейвик повсюду нас сопровождает, мы все очень без тебя скучаем и увидимся в Пейдже? В Сухом Каньоне? Через неделю? Две? Позвоним любим Грубиян Бонни Редкий Гость Спит.
Открытку отправили из города Джекоб Лейк, Аризона. На ней были изображены горы, и луга, и олени, и осины в яркой летней зелени.
Он доел свой одинокий холостяцкий ужин, чувствуя себя таким же холодным и заброшенным, как и этот куриный салат. Он скучал без них. Ему не хватало ясного, свежего воздуха, пустошей, мелких желтоватых цветочков, запаха можжевелового дыма, ощущения песка и песчаника в руках. Ему не хватало удовольствий, действия, удовлетворения от хорошо сделанной работы. (Поддержите ваших местных эко-воинов). Он скучал без всего этого. Но больше всего ему не хватало его Бонни. Самой боннистой Абцуг, — самой красивой, пышной, здоровой, самой хорошей на свете.
Он посмотрел новости. То же, что и вчера. Продолжается общий кризис. Ничего нового, кроме рекламы, полной незатейливых картинок и эко-порнографии. Озёра Луизианы, странные птицы в замедленном полёте, кипарисы с бородами испанского мха. Над девственно-прекрасными картинами звучал голос Власти, исполненный искренности, расточающий похвалы себе и нефтяной компании Эксон — её опрятности, её исключительной заботе обо всей дикой природе, её постоянному вниманию к человеческим нуждам.
Возвращаясь от холодильника со второй бутылкой пива, Док остановился на секунду перед экраном телевизора. Долгий кадр морской буровой установки. Громкая заключительная музыкальная фраза. Слова «Мы думали, вы бы хотели знать…» проходят через весь экран. Это уж слишком для Дока. Внезапно всё вдруг стало невыносимо. Он размахнулся правой ногой, всё ещё обутой в ботинок, и дал этому чёртову экрану прямо в глаз. Он взорвался с громким хлопком, как будто лопнула грандиозная электрическая лампа. Голубое сияние залило кухню и тут же умерло в момент своего рождения; прозрачные осколки тонкого флуоресцентного стекла скользнули по стенам.
Док постоял, созерцая то, что он натворил. «Так я опровергаю МакЛюэна», — пробормотал он. И снова сел за стол. В воздухе плавал запах сернистого цинка. Покончив с ужином, он затолкал грязные тарелки посудомоечную машину, и без того уже переполненную грязной посудой; он втиснул их вовнутрь, навалившись на верхнюю крышку машины. Хруст и треск раздавленного стекла. Он накормил кота Бонни и вышвырнул его за дверь, ушёл из кухни в гостиную и сел перед большим окном, закурив сигару. Перед ним расстилался город в своём угрюмом величии, с рядами фонарей, как нитки янтарных бус. Над городом, за Рио Гранде, висела в вечернем небе молодая луна, бледная, как платина, освещая город, и реку, и пустыню за ними.
Док думал о своих друзьях где-то там, далеко, на север и запад от него, среди камней, под этим простым светом. Они делали своё нужное дело, а он тут впустую тратил время. Дьявол найдёт работу праздным рукам. Доктор Сарвис потянулся за газетой. На обороте увидел объявление на всю страницу. Представление на судах, Ледовая арена Айс Сити. Он подумал, что нужно бы пойти посмотреть новые прогулочные суда. Завтра, или, может быть, на следующий день. В ближайшее время.
19. Путники в ночи
Хейдьюк спрятал свой джип среди сосен неподалеку от входа на участок вырубки и устроил Бонни на капоте, приказав держать глаза открытыми и уши промытыми. Она нетерпеливо кивнула.
Он надел каску, комбинезон, пистолет с кобурой, рабочие перчатки, взял небольшой фонарик и необходимые инструменты и исчез из виду в глубоких сумерках лесосеки, как тень среди огромных машин. Она хотела было почитать, но было уже слишком темно. Сначала она пела песни, мягко, негромко, и слушала крики птиц — птиц неведомых ей и невидимых где-то в глубине леса, устраивающихся на ночлег в своих гнёздах, засунув голову под крыло, уходя в простые, безопасные птичьи сны. (У птиц ведь нет головного мозга).
Лес казался вечным и неизменным. Ветер стих, затихли и птицы, и тишина стала более тонкой и глубокой. Бонни знала, об окружающем её высоком соседстве, о задумчивых жёлтых соснах, о тёмных мохнатых личностях ели Энгельмана и канадской белой ели, их высоких коронах, завершающихся шпилями, как кафедральные соборы, что повёрнуты под разными углами (поскольку всё, что растёт, должно различаться) к сияющему множеству звёзд первой величины, что, зажигаясь, прилагают все усилия к тому, чтобы украсить нашу обширную расширяющуюся вселенную. Бонни, однако, уже видела это; она перевернулась и закурила свою сигаретку с марихуаной.
Тем временем Джордж В. Хейдьюк под брюхом бульдозера пытался сдвинуть с места огромный гаечный ключ, чтобы открыть сливную пробку картера этого HD-24 Эллис-Чалмерс. Самого огромного из всех, которые выпускает Эллис-Чалмерс. Гаечный ключ был три фута длиной, — он только что достал его из инструментального ящика, — но ему не удавалось провернуть эту квадратную гайку. Он взял своё вспомогательное орудие — трёхфутовый кусок трубы, — надел его, как рукав, на конец гаечного ключа и снова потянул. На этот раз гайка подалась — на какую-нибудь долю миллиметра. Но этого было достаточно; Хейдьюк рванул снова, и гайка начала поворачиваться.
До сих пор он не делал ничего особенного, — обычные рутинные операции. Где было возможно, он выпускал масло из картеров машин, чтобы завести их непосредственно перед отъездом. (Фактор шума). У него не было ключей, но он надеялся найти их, взломав замок на домике конторы участка. Ещё один поворот ключа, и масло начнёт вытекать. Хейдьюк отодвинулся, перехватил поудобнее рукоятку ключа. И остолбенел.
— Как там дела, друг? — спросил мужской голос, низкий и глубокий, не далее чем в двадцати футах от него.
Хейдьюк потянулся за своим пистолетом.
— Не-е, не делай этого. — Мужчина щёлкнул выключателем, направив луч мощного электрического фонаря прямо в лицо Хейдьюку. — У меня вот что есть, — пояснил он, ткнув дуло своего явно двенадцатизарядного ружья в луч света, где Хейдьюк мог его хорошенько рассмотреть. — Вот, и он заряжен. И взведен. И он раздражительный, как гремучая змея.
Он помолчал. Хейдьюк ждал.
— Ладно, — сказал незнакомец, — а теперь ты полезай-ка обратно туда вниз и кончай там свою работу.
— Кончать?
— Давай.
— Я там кое-что искал.
Мужчина рассмеялся лёгким, приятным смехом, но не без угрозы.
— Правда? Ну и какого же чёрта ты там ищешь в потёмках под картером этого клятого бульдозера?
Хейдьюк внимательно обдумывал ответ. Это был хороший вопрос.
— Н-ну, — сказал он и умолк.
— Давай, заканчивай там всё. Делай своё дело.
— Н-ну …
— Ты, должно быть, хорошо работаешь.
— Да. Ну, я искал… ну, я пишу книгу о бульдозерах и решил, что мне надо посмотреть, как они выглядят. Снизу.
— Это не очень-то здорово. Так как же они выглядят снизу?
— Грязные.
— Что я тебе скажу, друг, чтобы ты перестал трепыхаться. Что это за трёхфутовая штука у тебя в руках. Ею ты, что ли, свою книгу пишешь?
Молчание.
— Ладно, — сказал незнакомец, — давай, кончай свою работу. — Хейдьюк колебался. — Делай, что сказано. Отвинти эту пробку. Выпусти масло.
