Эдвард Эбби - Банда гаечного ключа
Хейдьюк посмотрел туда и схватил её за руку. — Сюда!
Они побежали по вырубке между пней, под укрытие лесного шатра, и тут на вырубку, грохоча, выехал грузовик. Фары включены, фара-искатель осветила всё вокруг и почти поймала их своим лучом.
Но не совсем. Они уже были в лесу, среди дружественных деревьев. Нащупывая в темноте дорогу туда, где Хейдьюк надеялся увидеть свой джип, они вдруг услышали гром копыт. Кто-то во весь опор мчался галопом мимо них верхом на лошади. Из грузовика, остановившегося у свистящего бульдозера, высадилось несколько человек — один, два, три — невозможно сосчитать в темноте. Хейдьюк и Абцуг смотрели, как они освещали фарой вырубку, деревья в поисках лошади.
Опять слишком поздно: всадник мелькнул — и исчез в лесу, промчался по дороге к границе ночи. Грохнул выстрел — раз, другой, — в бессильном протесте, и всё стихло. Топот копыт замер вдали. Люди из грузовика поспешили на помощь кому-то, кто колотил изнутри в стены конторы. Тяжеленько им придётся вытаскивать его из-под той груды земли, что Хейдьюк навалил на искорёженную дверь.
Бонни и Джордж влезли в свой джип.
— Ради Бога, кто это был? — потребовала Бонни.
— Сторож, я думаю.
— Да нет, я говорю, этот всадник?
— Не знаю.
— Но ты же был с ним.
— Я ничего о нём не знаю. Закрывай дверь и давай уносить ноги отсюда. — Хейдьюк включил двигатель.
— Нас услышат, — сказала она.
— Да нет, за шумом бульдозера не услышат. — Он потихоньку повёл машину между деревьями, не включая фар, только в свете звёзд, потом по главной лесной дороге, направляясь обратно на автостраду к Северному кряжу. Почувствовав, что отъехал достаточно, и опасность миновала, он включил фары и газанул. Хорошо отлаженный джип мягко заурчал и плавно понёсся вперёд.
— Ты в самом деле не знаешь, кто это был?
— Я правда не знаю, милая. Я сказал тебе всё, что знал. Зови его Кемосабе.
— Что это за имя?
— Это слово на языке индейцев пайюта.
— Что оно значит?
— Дурная башка.
— Это логично. Подходит. Я есть хочу. Накорми меня.
— Подожди, пока мы ещё немного отъедем от этой лесосеки.
— А кто был в том грузовике?
— Я не знаю, и не хотел болтаться вокруг, чтобы узнать, а ты? — Он решил уколоть её этим. — А ты, мой лихой караульный?
— Слушай, — сказала она, — ты тут по этому поводу не выступай. Ты велел мне быть при джипе — и я была. Ты хотел, чтобы я следила за дорогой, — я следила.
— Ладно, — сказал он.
— Ну так и заткнись.
— Ладно.
— И развлекай меня, мне скучно.
— Ладно. Вот кое-что для тебя, настоящая головоломка. Какая разница между Одиноким Рейнджером и Богом?
Бонни думала об этом, пока они ехали лесом. Она скрутила маленькую сигаретку и думала, думала, думала. Наконец сказала: — Что за глупая головоломка. Сдаюсь.
— Одинокий Рейнджер существует на самом деле.
— Не понимаю, — сказала Бонни.
Он потянулся к ней, обнял, усадил уютно рядом с собою. — Неважно.
20. Возвращение к месту преступления
Хейдьюк и Абцуг устроились на ночь незаконно (не получив даже разрешения на розжиг костра), в нарушение всех правил, вдали от автострады, у давно закрытой пожарной дороги под сенью осиновой рощи.
Они проснулись поздно, и он подал ей завтрак в постель. Пение птиц, солнечное сияние, и т. д., и т. п. После чего она сказала: — Теперь я бы не против чего-нибудь поесть.
Он повёз её в Норт Рим Лодж позавтракать. Это был поздний завтрак, состоявший из апельсинового сока, вафель с пеканом, яичницы-глазуньи, жареной картошки, ветчины, тостов, молока, кофе, ирландского кофе и веточки петрушки. Всё было чудесно. Хейдьюк вывел её на террасу, чтобы показать вид на высокий утёс над Гранд Каньоном реки Колорадо.
— Безупречно, — сказала она.
— Кто видел Гранд Каньон, — видел их все, — согласился он. Они поехали в Кейп Ройал, Пойнт Империал и, наконец, в Пойнт Саблайм, где они снова незаконно устроились на ночлег. Когда солнце вполне законно село (на западе), они заглянули вниз, в ущелье глубиною шесть тысяч футов по вертикали, в разверстый зев пропасти.
— По-моему, эта пропасть зевает, — сказал Хейдьюк.
— Я хочу спать, — ответила она.
— Господи, ещё ж только закат. Что с тобой?
— Я не знаю. Давай вздремнём немножко, прежде чем окончательно ложиться спать.
У них и правда был очень активный конец недели. Они снова прилегли, чтобы отдохнуть ещё немного.
Из глубоких, глубоких глубин, оттуда, снизу, ветер донёс плеск стремнины Буше, как дальние аплодисменты. Сухой ствол и пустые оболочки семян юкки трещали на ветру, на краю обрыва, под звёздами. Летучие мыши ныряли вниз головой, летали зигзагами, преследуя насекомых, мгновенно ускользавших от них, спасая собственную жизнь. Где-то в сумраке леса подала голос ночная птица. На фоне празднично-яркого закатного неба взлетали козодои, парили, и кружили, и ныряли внезапно за насекомыми, при этом крылья их издавали звук, похожий на далёкий рёв быка, когда они взвивались вверх после очередного нырка вниз головой. В глубине леса под тёмной сенью сосен одинокий дрозд позвал — кого? — серебристым высоким зовом флейты. Сосновый поэт. И тут же ему грубо ответила другая птица — клоун, ворон, коростель, — словно фермер сильно высморкался в кулак.
Они передавали её плацебо друг другу, туда и обратно, нарочито медленными — медленными — медленными движениями. Экстаз курильщика марихуаны. Я люблю тебя, Мэри Джейн.
— Слушай, — пробормотал Джордж В. Хейдьюк. Сердце его разрывалось, ум отказывался служить, переполненный всей этой чрезмерной красотой, любовью, нежностью, дурманом, закатом, прекрасным пейзажем, мелодичными звуками леса. — Знаешь, что я тебе скажу, Бонни?
— Что?
— Ты знаешь, мы не должны продолжать вести себя так. Ты знаешь?
Она подняла отяжелевшие веки. — Не должны продолжать — что?
— Не должны продолжать рисковать своими шеями, вот что. Они нас поймают, ты знаешь? Они меня убьют. Они будут вынуждены.
— Что? Кто? Кто это?
— Если мы будем продолжать. Мы можем поехать в Орегон. Я слышал, там есть человеческие существа. Мы можем поехать в Новую Зеландию, разводить овечек.
Она приподнялась на локтях. — Ты это мне говоришь? Ты что, с ума сошёл? Ты болен или что, Джордж? Сколько — дай мне сюда косяк — кто ты есть, в конце концов?
Его затуманенные наркотиком глаза смотрели на неё из дальних далей, тёмно-карие зрачки были огромными, как шашки. Как фишки. Грибы. Магические сморчки. Широкая порочная ухмылка медленно расплывалась на его лице, злобная, как волчий оскал в дымно-голубых сумерках.
— Люди зовут меня… — начал он; язык его был толст и неповоротлив, как клубень турнепса, — люди…
— Люди зовут тебя? — спросила она.
Он попытался ещё раз.
— Они зовут меня… человеки зовут меня… — Он положил палец на онемевшие губы. — Шшшшш… Кемо… сабе.
— Дурацкая башка?
— Да, — ответил он, кивая каменно-тяжёлой головой и счастливо улыбаясь. Он рассмеялся и снова утонул рядом с ней. Они погрузились оба, смеясь, развалившись на роскошном пуху её двойного спального мешка.
К утру он очнулся, снова был самим собою, грубым и льстивым, несмотря на то, что голова раскалывалась после марихуаны. — За работу, за работу, — ворчал он, поднимая её. — На этой неделе у нас три моста, железная дорога, карьер, электростанция, две плотины, ядерный реактор, один компьютерный центр, шесть строящихся автострад и одна смотровая площадка. Мы должны позаботиться о них. Подъём, подъём, подъём. Приготовь мне кофе, чёрт тебя побери совсем, или я отправлю тебя багажом обратно в Бронкс.
— Ты и ещё кто, красавец?
Они поехали на север, из национального парка в национальный лес. Собственность всех американцев, которой управляет для вас ваши друзья (Американская лесохозяйственная ассоциация) лесные рейнджеры. Их медведя Смоки уже убрали. В Джейкоб Лейк они остановились, чтобы заправить топливные баки, пополнить запасы пива (до нормы, говорит Хейдьюк) и отправить несколько обвиняющих почтовых открыток с картинками. И вперёд. Выехав из лесу, Хейдьюк повернул направо, вдоль моноклинали на восток, к красной, как Марс, пустыне долины Хаузрок. Довольные собою и миром, они ехали вниз по пустыне и вверх к плато Кайбито, и на юго-восток мимо Пейджа, чтобы посмотреть, как поживает железная дорога Чёрная гора — Лейк Пауэлл. Спрятав джип у дороги неподалеку от пересечения с каньоном Кайбито, они прошли пару миль пешком под умопомрачительным солнцем страны навахо. Они увидели железную дорогу издалека. Тщательно сориентировавшись, они прошли к высокой гладкой скале, с вершины которой с помощью бинокля можно было рассмотреть, как продвигается ремонт на мосту через каньон Кайбито.
