Семья - Тосон Симадзаки
Гейши, живущие здесь давно, сохранили в манерах и поведении что-то от гейш из Фукагава. Поэтому Сёта и привел сюда дядю. Он вдыхал здесь аромат старого Эдо, слушал мелодии тех времен, исполнявшиеся на сямисэне. Развлекались здесь так, как было принято в прежние времена у знатных людей.
Вернулась Кокин. С ней пришла Оимацу и еще одна гейша весьма почтенного возраста. Оимацу, уже немолодая, но сохранившая следы былой красоты, поднесла гостям сакэ, держа чашечки тонкими белыми пальцами в кольцах.
— Оимацу-сан, я привел сегодня дорогого мне гостя, — сказал Сёта. — Спойте ему что-нибудь очень хорошее.
Оимацу повернула к Санкити подвижное, выразительное лицо и слегка поклонилась.
— Как, на ваш взгляд, кто из нас двоих моложе? — опять заговорил Сёта.
— Оимацу, дорогая, мне кажется, этот господин моложе, — сказала Кокин, показывая на Санкити.
— И я так думаю, — согласилась Оимацу, переводя взгляд с Санкити на Сёта.
— Всем так кажется, — рассмеялся Сёта. — А ведь наш гость — мой дядя.
— Ваш дядя?! — всплеснула руками Оимацу и тоже рассмеялась.
— Славно придумано, — улыбнулась матрона, сидевшая между Оимацу и Кокин.
— Ничего не придумано. Это — мой родной дядя! — пытался урезонить развеселившихся гейш Сёта, но не выдержал и сам рассмеялся.
— Так, значит, я выгляжу старше своего дяди, — вздохнул Сёта, притворяясь огорченным.
— Ну, будет дразнить нас. Вот уж истинно господин Хасимото — мастер обманывать!
— Дядюшка, налейте мне чашечку сакэ, — игриво, в тон Кокин сказала Оимацу.
— И мне немного, — зябко пожав плечами, попросила матрона.
На лицах присутствующих, как белые лепестки цветов, лежали пятна света. Медленно текло вечернее время. За стеклянной дверью под каменной оградой так же медленно текла река. Оимацу спела песенку, и всем стало весело.
Три гейши, исполняя желание Сёта, спели под звуки сямисэна старинную балладу. Сёта не так много пил, но его несколько вытянутое, мрачноватое лицо уже порозовело.
— Не споете ли и вы что-нибудь? — обратилась к Санкити сидевшая рядом с ним Оимацу.
— Я? — рассмеялся Санкити. — Нет, мне приятно вот так молча сидеть и слушать.
Оимацу улыбнулась заученной улыбкой.
— Простите, дядя, что я говорю об этом при вас... С Кинтян меня познакомил один мой приятель. Уже довольно давно. Помню, я тогда был чуть ли не бродягой. И каждый раз, проезжая мимо на пароходе, я все смотрел в эти окна и думал с тоской, когда же я наконец стану маклером.
— Как интересно! — воскликнули женщины, отпивая из чарок.
— Господин Хасимото, — торжественно проговорила Оимацу, потирая руки и чувствуя, как сакэ теплой волной разливается по телу, — желаю вам скорее разбогатеть!
Постепенно в остальных гостиных стало тихо. Сёта, казалось, забыл, что пора уходить. Санкити курил трубку, а тот все что-то шептал на ухо Кокин.
— Но я же не могу танцевать! — неожиданно громко возразила Кокин.
С губ опьяневшей Оимацу, как вздох сожаления, сползла короткая любовная песенка. В ней была грусть по быстро увядшей красоте, которую погубили румяна и белила.
— Не вернутся больше молодые годы!
Полная пожилая гейша подвинула к себе остатки фаршированной рыбы, картофельное пюре с засахаренными каштанами и молча, с жадностью уписывала. Было около полуночи. Попросив служанку позаботиться о племяннике, чтобы он не простудился, Санкити вызвал рикшу. Служанка и три гейши вышли в прихожую проводить его. Уже садясь в коляску, он слышал веселые голоса женщин: «Дядюшка! Дядюшка!»
«Надо поговорить», — прочел Санкити в записке Морихико и тотчас отправился к нему в гостиницу. Листья китайских платанов, которые еще недавно заглядывали в окна второго этажа, облетели.
— А, пришел! — коротко приветствовал его Морихико.
Он был не один. За доской для игры в го сидел его старый приятель с коротко подстриженной седой головой и трубкой в зубах. Когда-то этот человек вел общее дело с Минору и отцом Наоки.
— Подожди немного, Санкити. Мы уже кончаем. Сейчас самый острый момент — выясняется, кто же победит: черные или белые.
— Извините нас, — проговорил гость.
Приятели углубились в игру. Глухо стучали передвигаемые кости. А Санкити думал о том, как давно дружат эти два человека, и еще о том, что старость уже надвинулась на них.
Партия кончилась. Гость ушел, и Морихико повернул к брату свое грузное тело.
— Я тебя вот зачем хотел видеть, — начал он. — Меня все больше беспокоит Сёта. У него на уме одни развлечения. Работает без году неделю, ничего еще не заработал, а каждый вечер бражничает...
Санкити невольно улыбнулся.
— Несколько дней назад, — продолжал Морихико, — ко мне приходила Тоёсэ. «Не знаю, говорит, что и делать». Оказывается, Сёта воспылал любовью к гейше по имени Кокин. Я понимаю Тоёсэ. Она, как приехала, была у хозяина фирмы Сиосэ. Он, между прочим, сказал ей, что, мол, пусть Сёта будет поосмотрительнее. С таким трудом нашел место, а теперь из-за собственной глупости может его потерять. Тоёсэ просила меня подействовать на Сёта.
— Я видел эту гейшу. Сёта меня и познакомил с ней. По-моему, нечего из-за нее волноваться. Она мне показалась совсем глупенькой.
— Тоёсэ боится, что Сёта пойдет по стопам отца.
— Но ведь на Кабуто-тё принято собираться за чаркой сакэ. Деловые люди их круга иначе между собой и не общаются. К тому же я слыхал, что и у Сиосэ есть любовница, да, кажется, и не одна. Вряд ли он станет строго следить за тем, как проводят досуг его подчиненные. Я думаю, Тоёсэ несколько сгущает краски.
— Возможно, — пожал плечами Морихико.
— По-моему, не стоит придавать этому большого значения, не надо вмешиваться... Чем бранить за распутство, лучше требовать, чтобы он денег побольше зарабатывал.
Морихико потер озябшие руки над жаровней.
— Сёта плохо кончит. Тратит на женщин все, что зарабатывает. А ты обратил внимание на то, как он смеется? Разевает рот и хохочет без удержу! Нет, на такого человека положиться нельзя. Его мать и Тоёсэ гораздо лучше, чем он.
— Нет, ты не прав. Ты слишком строго судишь Сёта. Он не так плох, как тебе кажется, а его мать и жену ты, по-моему, переоцениваешь. Она и Тоёсэ — обыкновенные люди. Возможно, что они и сами себя переоценивают.
— Это ты верно заметил. — Морихико внимательно посмотрел на брата.
— Все было бы хорошо, если бы не женолюбие, эта несчастная страсть и отца, и сына. Оба хороши. У них все мысли только одними женщинами и заняты. А Тацуо-сан дошел до того, что семью бросил. Одержимые они оба, вот что!
«Кому это ты рассказываешь?..» — сказал Санкити раздраженный взгляд брата.
— А впрочем, — уже не так уверенно проговорил Санкити, — может, Сёта вообще не способен работать.
— Хотелось бы мне дожить до того дня, когда он разбогатеет на этой бирже!
— Припоминаю, как прошлым летом увлекся я Тика-мацу1819. В день поминовения усопших мы пошли в театр: со мною были Сёта, Сюн и Нобу. Давали тогда пьесу «Девушка из Хаката в пучине бедствий». Вернувшись домой, я, в который раз уже, раскрыл сборник дзёрури18. И между прочим, нашел там одну интересную драму. Ее герой, Сосити, — благородная, утонченная натура, от него так и веет старинной культурой. И в то же время в нем бушуют безумные страсти. Жажда приключений погнала его по белу свету. Он добрался до Нагасаки, да так и осел там. Занялся торговлей. В нашем Сёта есть что-то от этого авантюриста. Всякий раз, как я встречаю его, мне приходит на память этот Сосити. — В нашей семье два Сосити, Тацуо — Сосити Первый. Сёта — Сосити Второй.
Братья рассмеялись.
— Одним словом, как тебе угодно, а я намерен пригласить его к себе и побеседовать построже. Нельзя так расстраивать жену. Ты со своей стороны тоже должен как-то повлиять на него.
— Видишь ли, Морихико, — ответил Санкити, — я еще прошлым летом почувствовал, что не имею права давать людям советы. Но поговорить с ним, чтобы он был осмотрительнее, — это я, пожалуй, могу.