Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
Жизнь продолжалась, люди по инерции работали, даже рапортовали о своих успехах. Хотя какие успехи? Дороги в городе разбиты, старинные здания в плачевном состоянии, транспорт не успевает обслуживать пассажиров. Иногда Михаил Федорович удивлялся, что вообще что-то в городе делается: хлеб пекут, трамваи ходят, заводы выпускают какую-то продукцию… В любой момент все может заклинить, остановиться, и тогда начнется хаос… Ему, как и другим секретарям, приходилось задерживаться допоздна в кабинете, а сколько было разных заседаний, совещаний, конференций? И везде его присутствие считалось необходимым. Если он сам не разбирался в том или ином вопросе, подсказывали помощники, заведующие отделами. Лапин искренне верил, что он делает большое государственное дело, двигает страну по обозначенному мудрой партией пути развитого социализма.
Как же случилось, что партийный экспресс вдруг сошел с накатанных рельсов? Кто в этом виноват? Маркс, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев или…? Как бы там ни было, жизнь партработника очень осложнилась. Вместо былой незыблемой уверенности в правоте своего дела и предназначения пришли растерянность, сомнения, разочарование, одним словом — то состояние дискомфорта, в котором сейчас пребывал Лапин, да, пожалуй, и многие другие партаппаратчики. Как-то вдруг совершенно стало ясно, что они — ненужные люди. Или лишние в огромном организме государства. Смириться с этим было трудно.
Конечно, он что-то делал, ездил на предприятия своего района, выступал на партактивах, убеждал, отвечал на довольно резкие и непростые вопросы, но былой уверенности в своей непогрешимости больше не было. Вот наверху толкуют — будьте ближе к народу! А этот самый народ взял да и прокатил всех партруководителей на выборах в народные депутаты! Что же теперь, чтобы угодить народу, нужно плясать под его дудку? Так все равно со свистом прогонят со сцены… И такое уже не раз случалось!
На всякий случай Михаил Федорович позвонил по вертушке секретарю обкома, рассказал ему о стихийном митинге под окнами райкома.
— Подыскал новое помещение? — огорошил его секретарь, — Найди что-нибудь в своем районе поскромнее. А дворец отдайте под музей или выставочный зал.
Лапин повесил трубку и тупо уставился на карту города, висящую на стене. Такого ответа, вернее, совета он не ожидал…
Михаил Федорович даже вздрогнул, когда вошла секретарша.
— Вам звонит жена, — сказала она.
Он подозрительно взглянул на нее: вроде бы, и у секретарши тон изменился, стал фамильярнее, что ли. Нет в нем былого благоговения. Пожилую Ангелину Евсеевну он взял секретарем по настоянию жены. У его предшественника в приемной сидела молоденькая черноголовая девушка с тонким приветливым голоском. Ее с удовольствием взял к себе второй секретарь. Впрочем, жаловаться на Ангелину Евсеевну тоже было грех, она знала свое дело и заботливо оберегала шефа от назойливых посетителей, дотошно выясняла по какому вопросу звонят первому секретарю, частенько отфутболивала их в отделы райкома. Знала, что ответить на звонок по вертушке из обкома, если Лапин отсутствовал. Но вот последнее время секретарша стала позволять себе более свободный тон в разговоре с ним, часто стала соединять по телефону с людьми, с которыми он хотел бы избежать беседы. Наверное, это тоже веяния нового времени…
— Лапа, у нас неприятности, — взволнованно заговорила в трубку Людмила. — Никиту опять забрали в милицию, и не в нашем районе…
— Что он там выкинул?
— Драка в мастерской какого-то скульптора, перебили его изделия из стекла, одна девушка сильно порезалась…
Уточнив, в каком это случилось районе, Михаил Федорович постарался успокоить жену, пообещав все сделать, что в его силах. Позвонил в райком комсомола Алексею Прыгунову, тот, как это ни странно, принял все близко к сердцу и сказал, что сейчас же поедет в райотдел. В свою очередь, Лапин позвонил начальнику Управления внутренних дел, с которым был знаком, выяснил подробности: Никита швырнул в какого-то бомжа дорогое изделие из горного хрусталя, а когда художник возмутился, его избили. Девушка по имени Алла Ляхова получила легкое ранение в шею от осколка стекла. И самое неприятное, вместе с работниками милиции в мастерскую приехал корреспондент из «600 секунд» и все запечатлел на видеопленку, даже взял короткое интервью у бомжа…
С милицией еще можно уладить, замять этот скандал, скульптор был пьян, а вот с телевидением…
Весь день Лапин был занят этим неприятным делом, а вечером после программы «Время» они с женой увидели на экране телевизора разгромленную мастерскую и собственного полупьяного сына, пробурчавшего что-то нечленораздельное комментатору. Показали и бомжа в женской, с оборками, кофте. Скульптор потерпел убыток более чем на 10 000 рублей.
— Ну вот, — мрачно подытожил Михаил Федорович, — теперь весь город узнал, что представляет из себя сын Лапина — секретаря райкома.
— Ты только о себе и думаешь… — всхлипнула Людмила.
— Сколько у нас на сберкнижке денег?
— Придется продать мою каракулевую шубку…
— Он не только нас опозорил, но и разорил, — жестко проговорил Михаил Федорович. — Не бомж же будет рассчитываться со скульптором?
— Лапа! Ну почему он такой уродился? — зарыдала жена. — Такой милый смышленый мальчик рос… Когда все это началось? Как мы просмотрели?
— Мы много чего, Мила, просмотрели в этой жизни… — думая о другом, сказал Михаил Федорович. Он не сердился на жену, чувствовал и себя виноватым в том, что единственный сын стал таким.
4
Месяц спустя, в жаркий июньский день Алексей Прыгунов стоял с Никитой Лапиным на оживленном перроне Московского вокзала. Поток пассажиров обтекал их, слышались предупреждающие крики грузчиков, толкающих впереди себя тележки с чемоданами, сумками. Под металлическими сводами мелькали ласточки, чирикали на путях воробьи, гул людских голосов плыл над толпами пассажиров. Бесшумно трогались с места электровозы, вскоре их место у перрона занимали другие составы с чередой зеленых вагонов. Алексей и Никита стояли возле красного, с фирменными занавесками на окнах экспресса «Аврора». На покатой крыше одного из вагонов что-то делали двое ремонтников. Звякали гаечные ключи. Никита в зеленой брезентовой куртке с капюшоном и мятых, похожих на солдатские брюках. Обьемистый рюкзак он уже отнес в вагон, взгромоздил его на верхнюю сетчатую полку. Темно-русый чуб спускался на лоб, серые глаза были немного грустными. Алексей выше его, плечистее, под мышкой у него тонкая синяя полиэтиленовая папка с надписью золотом на английском языке. Коротко подстриженные каштановые волосы не закрывают загорелого широкого лба. Прыгунов в светлом серебристом костюме и синей рубашке без галстука. На скуле белеет небольшой шрам.
