Кэрол Дринкуотер - Оливковая ферма
В этом году девочки проводят рождественские каникулы с нами, а вместе с ними приехал и Жером, ему уже исполнилось восемнадцать, и он необычайно хорош собой. Когда пару раз я просила юношу помочь мне на кухне, Ванесса нежно шептала мне на ухо: «Пожалуйста, chère Кэрол, постарайся не кокетничать с Жеромом». Через пару дней к нам приедут Анни и Роберт, родители Мишеля, а в канун Нового года — и моя мама. Отец и сестра работают в шоу-бизнесе, и сейчас у них самая горячая пора, поэтому они останутся в Англии. И все-таки праздник будет многолюдным и веселым. У нас уже есть духовка — пока она одиноко стоит посреди будущей кухни, — а значит, будет и индейка! Я смазываю ее нашим собственным оливковым маслом, и мы решаем отметить этот важный и торжественный момент шампанским. К аперитиву я быстренько готовлю брускетту: раскладываю на тонких ломтиках хлеба кружочки помидоров, только что сорванных на собственном огороде, посыпаю сухими провансальскими травами и отправляю в гриль. Горячие тосты я украшаю листиками свежего базилика, тоже собственного, поливаю все это собственным оливковым маслом и посыпаю перцем (не собственным).
Мы рассаживаемся за длинным столом в саду и наслаждаемся последним в этом году теплом. Позже, когда солнце скроется за верхушками кипарисов, мы все уйдем в дом, и там каждый найдет себе занятие по вкусу: одни будут читать, другие слушать музыку, а кто-то просто подремлет перед камином. А я на несколько часов улизну в свой кабинет и распечатаю сценарий, который Мишель после праздников увезет в Париж. Он уже нашел клиентов, готовых прочитать его. Потом я собираюсь отключить компьютер и на несколько дней забыть о работе. Мне хочется немного расслабиться и отдохнуть вместе со своей семьей.
Снаружи сгущаются тени, и небо раскрашивается розовыми закатными полосами. Моя работа закончена. Я провожу рукой по тринадцати только что отпечатанным стопкам сценария и подхожу к окну. Над морем уже совсем темно, и мне не видно ни крепости, ни тюрьмы, в которой был заточен Человек в Железной Маске, ни даже самих Леренских островов. Но они навсегда запечатлены в моей памяти и в моем сценарии. Действие нескольких серий происходит на Сент-Маргарите.
Из окон гостиной доносится смех и музыка. Там ждут меня, но я не спешу присоединяться к шумной компании. Я стою у окна, рассматриваю свое отражение в стекле и думаю о том, чего нам удалось достичь. После многих лет поисков я, кажется, наконец-то нашла свой дом. Мы приобрели чудесных новых друзей. Мы не только потребляем, но и производим собственное масло. У меня есть сценарий, который можно будет продать. Если повезет, он поможет нам окончательно рассчитаться с мадам Б. Содержание дома и фермы отнимает у нас массу сил и средств, но, кажется, мы справляемся. И год, на счастье, получился урожайным. И все-таки что-то беспокоит меня. Разве может жизнь быть такой хорошей? Разве я заслужила такое счастье? А что, если его отнимут у меня? Именно сейчас, когда я в него поверила и потому стала вдвойне уязвимой?
Углубившись в свои мысли, я не сразу слышу шум подъехавшего фургона. Он останавливается у самого дома, и я спешу вниз.
— Что это? — спрашиваю я, обращаясь ко всем сразу. — Мы кого-то ждем?
Мишель вскакивает с кресла и, позвав с собой Жерома, выходит на улицу. Девочки не отвечают, занятые каждая своим делом: Кларисса рисует, а Ванесса в наушниках слушает магнитофон — она учит русский язык. Виски, последний оставшийся у нас щенок, спит у нее на коленях. Снаружи доносятся несколько мужских голосов.
— Вы знаете, что происходит? — снова спрашиваю я, но девочки по-прежнему не реагируют.
Заинтригованная таким отсутствием интереса, я опять подхожу к окну и вижу, что у задней двери машины стоит Хашиа с четырьмя своими соотечественниками. Мишель забирается в фургон и дает ему какие-то указания. Нам явно что-то привезли, но вот только что?
— Девочки, вы знаете, что там происходит?
Они продолжают делать вид, что не слышат, и я уже собираюсь рассердиться, но тут из фургона достают какое-то удивительное растение в похожем на блюдце или спутниковую антенну глиняном горшке. Наверное, он очень тяжелый, потому что Жером и арабы с трудом доносят его до крыльца, на котором уже жду их я.
— Что это?..
— Куда его поставить? — перебивает меня Мишель.
Я растерянно оглядываюсь. Половина гостиной занята елкой, вторая завалена подушками, рождественскими подарками, свитерами, и куртками. Мишель принимает решение сам.
— Сюда, — командует он.
Пятеро мужчин, пыхтя и отдуваясь, вносят горшок в комнату, ставят на пол и, пожав нам руки, удаляются. Мишель провожает их и сразу же возвращается, а я не могу оторвать глаз от его подарка. Вернее, от моего, потому что это чудо явно предназначается мне.
— С Рождеством тебя, chérie, — шепчет Мишель и целует меня в губы. — Ему, конечно, не тысяча лет, но оно самое старое из всего, что я мог найти.
У этого потрясающего подарка прямой ствол высотой примерно шесть футов, толстый, как нога носорога. Из прикрепленной к горшку этикетке явствует, что ему сто пятьдесят лет, он родом из Южной Америки и называется бокарнея. Самое удивительное, что деревце растет в плоском, как тарелка, горшке. У него что, вообще нет корней? Все, улыбаясь, смотрят на меня, а я поворачиваюсь к Мишелю, целую его и едва слышно шепчу:
— Merci.
Благодарность к этому человеку за его любовь переполняет меня, и все остальные слова застревают в горле. Все мои недавние страхи испаряются. Чего мне бояться? Мы вполне заслужили право на счастье.
Черные дни
В конце января (месяца, про который Матисс говорил, что его серебристый, богатый оттенками свет не может не вдохновлять художника), после того как с ветки будет снята последняя оливка, начнется обрезка деревьев. Увы, нас с Мишелем в это время здесь уже не будет. Хашиа, несколько дней назад уехавший в Алжир, чтобы провести окончание Рамадана вместе со своей женой, семью сыновьями, одной дочерью и шестнадцатью внуками, вернется и будет присматривать за домом и Безимени. Ванесса и Жером согласились задержаться на пару дней и дождаться его. Уезжая, Ванесса заберет с собой Виски. А нам с Мишелем надо работать. Очень жаль, но мы пропустим и ежегодный праздник оливы, который проводится в Провансе в последнюю субботу января. В этот день на улицах многих городков и деревень хозяева маслодавилен и фермеры будут устраивать дегустацию своего масла и просто веселиться. Ближайший к нам праздник состоится в Валлорисе, и в нем, по словам Рене, примет участие и Кристоф. Одетые в прованские национальные костюмы, они с сыном будут предлагать всем попробовать масло, произведенное на их предприятии, и даже привезут с собой маленькую действующую модель пресса.
Мы же с Мишелем возвращаемся к своей холостяцкой жизни: он — в Париже, я — в Лондоне. Снова мы будем встречаться урывками, видеться только в редкие выходные дни, а свою тоску друг по другу заглушать работой. Мы вроде бы возвращаемся к своей настоящей жизни, но я уже не уверена, что эту жизнь в сером, шумном и жестком городе можно назвать настоящей. Раньше мне приходилось слышать от друзей, приехавших в Лондон из каких-нибудь далеких, тихих уголков, жалобы на то, что они никак не поймут, где же их дом. Теперь я и сама начинаю чувствовать то же самое, хотя и провела в разъездах всю свою взрослую жизнь. Однако сейчас мое сердце останется во Франции. Здесь я просыпаюсь по утрам с мыслью, что нахожусь именно там, где хочу быть. Здесь я купаюсь, вожусь в саду, часами хожу по рынку, выбирая выросшие на солнце продукты и только что пойманную рыбу, болтаю с продавцами, а потом закрываюсь в своем кабинете и пишу.
А с Англией меня связывает только работа да воспоминания. Глядя в окно репетиционного зала, я мечтаю о деревьях и травах, о собственных козах и винограднике и о мужчине, которого я так страстно люблю. В конце дня заскакиваю в местный супермаркет, иду с тележкой вдоль длинных, освещенных неоновыми лампами полок, хватаю какой-нибудь заранее вымытый и упакованный в целлофан салат, а потом поднимаюсь в свою маленькую квартиру и с благодарностью захлопываю за собой дверь в городскую бессмысленную суету. А утром опять встаю и иду на работу и, пока какая-нибудь малознакомая женщина гримирует меня, переживаю из-за лишних килограммов, новых морщин и прочих проблем, появляющихся у актрисы, когда ей перевалило за сорок.
А кроме того, поскольку я теперь редко бываю в Англии, все меньше становится мест и людей, которых привыкла считать своими. Друзья звонят реже и главным образом в том случае, если собираются на юг Франции и хотят заглянуть к нам на пару дней. А еще реже звонит мой агент, и роли, которые могла бы сыграть я, достаются другим актрисам, оказавшимся в нужное время в нужном месте. Создается впечатление, что все они думают, будто я переехала на Луну.
