Кэрол Дринкуотер - Оливковая ферма
Кэрол Дринкуотер - Оливковая ферма краткое содержание
Кэрол Дринкуотер
Оливковая ферма
Мишелю, который умеет радостно жить и побеждать.
Очень личная история, рассказанная вслух.
Je t’aime.
От автора
Если бы не Мишель, эта книга никогда не была бы написана. Поэтому ему первому я приношу свою благодарность: за поддержку, душевную щедрость и бесконечную любовь. Кроме этого, я хочу сказать спасибо нашим родным и друзьям, многие из которых появились на этих страницах.
Я выражаю глубокую признательность моему агенту и подруге Софи Хикс, Маги Филипс, Хитеш Шах и Грэнни Фокс, всем, кто умело сглаживал острые углы в моей непростой профессиональной жизни, и старым друзьям, Крису Брауну и Бриджет Андерсон, всегда оказывавшимся рядом в трудные минуты.
Огромное спасибо я должна сказать всем замечательным работникам издательского дома «Литтл, Браун и Компания», в частности редактору Каролине Норт и в особенности Алану Сэмсону за то, что он вдохновил меня на написание этой книги, а потом купил ее.
Когда хорошего чересчур много — это очень хорошо.
Мэй УэстНа юг, в иное, солнцем обожженное…
У. X. ОденПролог
Девочки озираются, и на их лицах появляется нескрываемое разочарование.
— Это и есть твой сюрприз, папа? — недовольно спрашивает Ванесса.
Мишель кивает.
Папа явно пообещал им виллу с плавательным бассейном. Просто, преисполненный энтузиазма, он забыл упомянуть, что в этом бассейне нет ни капли воды. А кроме того, у него облупившееся, все в трещинах дно, а голубые когда-то стенки едва видны под густо разросшимся плющом.
— Папа, но я хочу купаться! — ноет Кларисса.
— Завтра срежем весь плющ, а в воскресенье нальем в него воду. Обещаю.
Я слышу это заявление, когда прохожу мимо, нагруженная коробками со всяким древним кухонным хламом, который неизвестно для чего извлекла из тяжелых, вечно заедающих ящиков своей лондонской кухни и привезла сюда. Намерения-то у Мишеля, несомненно, добрые, но чувствует мое сердце, что нам еще придется пожалеть об этом легкомысленном обещании. А что, если в бассейне обнаружится течь? Впрочем, я оставляю эти сомнения при себе и спешу приписать их усталости после бессонной ночи.
Почти всю ее мы провели в дороге, ради того чтобы избежать пробок, наглухо закупоривших в эти летние дни все главные автомобильные артерии Франции. Когда вчера в половине девятого вечера мы приблизились к пригородам Лиона, то обнаружили, что подъезд к péage[1] превратился в настоящий филиал курорта. Было объявлено, что задержка составляет примерно два часа, и верные национальной традиции французы воспользовались ею, чтобы со вкусом пообедать. Что, разумеется, отнюдь не ускорило продвижение очереди.
Зрелище это было колоритное: хвост застывших автомобилей длиной в несколько миль, а вдоль него — россыпь раскладных стульев и столиков, за которыми поглощали обеды из трех блюд и немалое количество алкоголя автовладельцы с семьями и домашними животными; наименее предусмотрительные устроились на разостланных одеялах прямо на шоссе. Я прогулялась вдоль очереди, любуясь на то, как на обочине устраиваются импровизированные dégustations местных вин, как тают прихваченные из дома запасы провизии, как от машины к машине передаются разноцветные десерты и происходит обмен рецептами и кулинарными секретами. К концу обеда на столиках появились чашечки кофе, колоды карт, а кое-где — и стаканчики с кальвадосом. Я не уставала удивляться способности французов превращать любое событие в утонченный праздник желудка.
К тому времени, когда дорожная пробка откупорилась, многие семьи, оказавшиеся в ней соседями, успели подружиться и, расставаясь, обменивались адресами, как делают те, кто несколько недель провели вместе на курорте.
После Лиона мы всего на пару часов остановились вздремнуть на придорожной парковке, а к ноге бедного Мишеля пришлось привязать толстуху Памелу, на случай если той вздумается сбежать. Еще до рассвета мы снова тронулись в путь, а завтракали уже в Фрежюсе, где половина местного населения сидела в барах, с удовольствием потягивая первый за день коньяк.
И вот, после шестнадцати часов, проведенных в дороге, несчастная Памела наконец-то обрела свободу и теперь, громко пыхтя, ходила по пятам за мной. Я не могу понять, с какой стати это странное существо вдруг воспылало ко мне такой любовью.
— Собака хочет пить! — кричу я, но никто не обращает на это сообщение никакого внимания.
— Так, значит, бассейн будет готов через два дня? — ребром ставит вопрос любящая точность Ванесса.
Мишель кивает и обнимает обеих дочерей за плечи.
— Ну как, вам здесь нравится? В смысле — дом и все вокруг? Конечно, придется поработать, но зато жарко и светит солнце…
Последняя фраза дрожит и плавится в полуденном зное, а девочки смотрят на отца так, словно он лично создал это солнце и поместил его на небо специально для них. От первого разочарования не осталось и следа, и они, кажется, совершенно счастливы. Слава богу.
Я нахожу кран, торчащий из стены гаража, и отправляюсь на поиски какой-нибудь миски. Несчастную псину надо срочно напоить. Вскоре на глаза мне попадается забытая в густой траве под кедром грязная пластмассовая крышка от термоса, я хватаю ее и спешу обратно к крану, а Памела, тяжело дыша, плетется за мной. Похоже, она готовится упасть в обморок.
Тем временем Мишель с девочками вытягивает из багажника моего «фольксвагена» два перекрученных, потерявших всякую форму матраса. Всего два односпальных матраса на нас четверых. В такую жару. Чем мы думали?
— Куда их класть? — кричит мне Мишель через двор.
— Сам решай. — Мне никак не удается провернуть проклятый кран. — Давненько им не пользовались! — ворчу я, но никто меня не слышит.
Даже Памела удалилась под сень двенадцати кедров, полукругом обрамляющих парковку, и, удовлетворенно вздохнув, разлеглась там в тени; она сейчас очень напоминает выброшенного на берег кита.
Я дергаю кран с такой силой, что едва не вырываю его из стены. Крошечная зеленая ящерица высовывается из трещины в штукатурке и, обнаружив незваных гостей, стремительно удирает. Мне невыносимо жарко, по лицу катится пот, а вода нужна мне сейчас еще больше, чем Памеле. Она, кстати, уснула, забыв про жажду.
Наконец древний кран подается и начинает с жутким скрипом поворачиваться. «Смазать маслом», — говорю я себе и тем самым начинаю мысленно составлять бесконечно длинный список неотложных дел. Кран крутится и крутится, но из носика не появляется ни капли воды.
— Либо он сломан, либо…
Меня никто не слышит. Я решаю попытать удачи в доме.
* * *Внутри сумрачно, прохладно, сыро и полно насекомых. Влажный запах плесени напоминает мне о детстве и принудительных визитах к престарелым родственникам, жившим в домах, где никогда не открывались окна.
Москитная сетка кое-где отстала от окон, свернулась в трубочку, что придало большой комнате вид тюремной камеры. В прямоугольных пятнах света на полу из красных керамических плиток — горы скопившейся за годы пыли и высохшие трупики насекомых и ящериц. Мишель стоит рядом со своими les filles[2], а у тех на лицах написаны ужас и отвращение.
— C’est dégueulasse, Papa![3] — возмущается Ванесса, и я вижу, что она едва сдерживает слезы.
— Мы тут все уберем, — спешит успокоить ее Мишель, но и его энтузиазм явно идет на убыль.
— До того как нальем бассейн или после? — саркастически осведомляется одна из девочек и в негодовании выскакивает из комнаты.
— Chérie![4]
— Мишель? — Я замолкаю, так как понимаю, что сейчас не самый подходящий момент для моей новости.
— Oui? Догони-ка сестру, — просит он вторую девочку.
— У меня тут появилось подозрение…
— Какое?
У Мишеля расстроенный вид: похоже, он готов опустить руки. Долгий переезд из Парижа в раскаленной машине, доверху набитой людьми, вещами и животными (Памела), в сплошном потоке машин и клубах выхлопных газов, был изматывающим. Мы почти не спали, и нервы у всех на пределе. Даже глухой треск цикад — звук, который обычно кажется мне романтичным, — сейчас выводит из себя.
Я пытаюсь взглянуть на все, что нас окружает, глазами девочек, а не влюбленной женщины, переживающей замечательное приключение вместе со своим возлюбленным. У них летние каникулы. Я — не их мать. Они меня едва знают. Отец уже давно не живет с ними, а место, куда он их привез, принадлежит (вернее, будет принадлежать) ему и чужой женщине, которая к тому же не слишком хорошо говорит на их родном языке. А вдобавок вилла оказалась совершенно непригодной для жилья и у нас не осталось денег на то, чтобы привести ее в порядок.
