Дан Цалка - ВЗГЛЯД, или СТОЛЕТИЕ СО ДНЯ СМЕРТИ ПУШКИНА
Широкая улыбка озарила лицо Черниховского:
— Дима! — воскликнул он. — Большой ты души человек!
— Почти камер-юнкерской, — заметила Кира.
Поэт пронзил ее долгим взглядом, слегка склонился к ней и едва тронул кончиками пальцев ее шею.
— Дима, — попросил он, — сходи, купи пачку сигарет для Киры. Ее пачка уже опустела.
Кира удивленно глянула на свои сигареты: пачка, полная еще каких-нибудь полчаса назад, была совершенно пуста. Она посмотрела на пепельницу, но там было только пять окурков.
— Греко-сербский мошенник, — подумала она про себя.
Дима надел плащ.
— Я сейчас вернусь.
— Поскорей, — отозвался Черниховский.
Он обнял ее и поцеловал мочку ее левого уха. Руки его скользнули вниз. Он почувствовал ямочки, оставленные тесной резинкой и слегка помассировал намятое место. Вышитая рубашка, французский язык, сигареты — и вот теперь… этот массаж! Да, Шандор Петефи, Адам Мицкевич. Он был национальным поэтом, ничуть не меньше, чем покойный лысеющий торговец. У него было то, что англичане зовут «common touch». Она откликнулась на его объятия. Пусть будет так. Только еще спросила:
— Почему?
— Laissons leur voile a ces mysteres[6], — ответил Черниховский шепотом.
Шагах в двадцати от дома, позади места, где играли котята, позади миртовых кустов, известковой ямы и брошенных тачек, стоял Дима и смотрел на окно своей новой квартиры. С такого расстояния было что-то притягательное и вселяющее уверенность в широком проеме окна, в светло-зеленых ставнях, желтом абажуре, шторах, которые повесила его тетка. Да, человеку, живущему в такой квартире, и впрямь можно позавидовать. А кто жил там, если не он, Дима Шпигель, собственной персоной. Он еще постоял, поглядел на свое окно и пошел к киоску, некогда принадлежавшему его дяде, чтобы купить сигарет для Киры.
Дима вернулся через час, постоял, прислушиваясь, за дверью, пошаркал ногами, слегка пошумел, разок-другой нажал на дверную ручку и только тогда вошел в комнату. Киры там не было. Черниховский сидел у окна, белый котенок лежал у него на коленях. Поэт что-то бормотал ему на ухо и почесывал мягкую спинку, а увидев Диму, сказал: «Шуба! Душа поет, сердце ликует! Жаль, что гений эволюции не оставил нашему телу такую шубу. Что скажешь, Дима?» А на вопрос в Диминых глазах ответил: «Ушла домой. Велела передать тебе спасибо и похвалила твою стряпню».
Лицо его было бледно, и Дима спросил:
— Все в порядке?
— Помнишь, что написано в начале Откровения Иоанна Богослова? Первенец из мертвых. Я — второй, воскресший из мертвых… Прав был старик Яковлев, что нет такой силы, как сила взгляда. Это была очень длинная зима… Зимой я всегда любил деревья, деревья надеются на весну. Проходит день, ночь, снег, солнце, дикие гуси, беличье дупло на обнаженном дереве, пчелиное гнездо, поменьше беличьего, низкое небо, голые сучья — кто разберет их письмена. Человек думает: без листьев должно быть легче понять деревья, рощу. Но нет, это не так. Обнаженные кроны совершенно сбивают с толку, обманывают самый зоркий глаз. Лишь чудо свежей зелени возвращает понятные формы.
— Значит, все в порядке? — снова спросил Дима и протянул ему пачку сигарет.
— Спасибо, друг, от всего сердца спасибо, — ответил Черниховский и поцеловал руку изумленного Димы.
— А теперь выпьем за Пушкина! Сто лет! Такой гибелью, в глупой дуэли, он хотя бы выдернул у смерти жало ее глупости. Стрелу, скрывающую грусть. Только не у Александра Сергеевича!
Ловким движеньем он подал Диме фужер и бутылку и протянул ему свой фужер.
— Налей! — еще прежде, чем Дима успел наполнить свой фужер, Черниховский одним глотком осушил свой, зажмурил глаза, словно прислушиваясь, и тихо сказал:
— Пей, Дима, пей.
1989
Примечания
1
Царевна из далекой страны (франц.).
2
В рассказе фрагменты из «Пира во время чумы» даны в переводе Тамар Дольжанской, опубликованном в приложении к газете «Давар», 19.2.1937.
3
Перевод избранных стихотворений Пушкина на иврит был сделан Давидом Фришманом специально к столетию со дня рождения русского поэта и вышел в СПб. в 1899 году. Д. Цалка приводит пушкинский фрагмент целиком.
4
Мое решение непреклонно! (франц.)
5
«Это только так говорится, Гриша. Все ж таки по крови это князь…» — «Да что ж это за кровь, Господи… Это ж башкирская кровь… Все-то вы преувеличиваете, Александр Сергеевич…» — «Что мы с тобой обо всем этом знаем, мой дорогой? Кто воистину что-то об этом знает?» — «Это ж башкирский князь…» — упорствовал мой отец. — «Пусть уж эти тайны остаются за своей вуалью» (франц.).
6
Пусть эти тайны остаются за своей вуалью (франц.).
