Бен Элтон - Смерть за стеклом
День тридцать пятый 10.00 вечера
Команде Колриджа приходилось отвечать тысячам явно сбрендивших. Каждую секунду телефонный звонок возвещал, что очередной ясновидящий желает сообщить, что во сне узрел виновника трагедии.
Хупер ради шутки провел подсчет. Получалась забавная картина: ясновидцам мужчинам, как правило, являлась Дервла, а девушкам – непременно Джаз.
Но на этот раз вызов оказался иным. Звонок раздался в тот момент, когда на экране служебного телевизора появилась заставка специального выпуска прямой трансляции выселения. Голос был спокойным и ровным, и Хупер решил выслушать.
– С вами говорит католический священник. – Интонации показались сержанту официальными, словно говорил иностранец. – Недавно мне пришлось принимать исповедь у молодой девушки. Не имею права вдаваться в детали, но полагаю, что вы должны искать не только среди тех, кто остался в доме, но не забывать о тех, кто уже вышел.
– Вы разговаривали с Лейлой, сэр? – переспросил Хупер. – Нам до сих пор не удалось обнаружить ее следов.
– Больше ничего не могу сказать. Однако повторяю: продолжайте искать. – Священник явно решил, что этого достаточно, поскольку неожиданно прервал разговор и повесил трубку.
День тридцать шестой. 11.00 утра
Анализ ДНК занял целых три дня, что до крайности взбесило инспектора Колриджа. Как и предполагалось, образцы на простыне принадлежали мужскому населению дома: очевиднее всего, Джазу, поровну Газзе, Дэвиду и Хэмишу и еще – Вогглу. Самого Воггла достать не удалось: его прилюдно отпустили на поруки, и он моментально испарился. Но в доме осталась вторая пара его носков, которые хотя и лежали зарытые «арестантами» в саду, но в изобилии сохранили «следы» ДНК анархиста.
– Простыня указывает на Джаза, – проговорил Хупер.
– Все так, – отозвался инспектор. – Но мы этого ждали. Ведь простыня была на нем, когда в доме появилась Джеральдина со своей командой.
– Ловчил! Замечал следы. Только кое-чего не учел: если убийца – один из тех троих, он бы оставил на ткани больше ДНК, чем двое других. Совершенно очевидно, что преступник потел как боров.
– Однако в нашем случае все трое представлены абсолютно одинаково.
– Именно, сэр.
– Что само по себе странно, – вступила в разговор Триша. – Наводит на мысль о сговоре: будто они условились разделить между собой подозрения.
– По крайней мере, девушки в стороне, – заметил сержант.
– Вы считаете? – удивился Колридж.
– А разве не так?
– Только в том случае, если это именно та простыня, которой воспользовался преступник. Мы это предполагаем, но не можем утверждать категорически. Известно, что, когда появились телевизионщики, в нее кутался Джаз. Но где свидетельства, что он взял ту же простыню, которую убийца бросил в стопку у входа в парилку?
– Она лежала сверху.
– Да, но стопку успели изрядно переворошить. Все простыни одного темного цвета. Поди разбери, какая там сверху. Тем более что запись не совсем четкая.
– Значит, все бесполезно, – расстроилась Триша.
– Не совсем. Скажем так: простыня может подкрепить другую улику против Джаза, если таковая всплывет.
День тридцать седьмой. 9.30 вечера
Шесть часов дом оставался совершенно пустым. Тридцать камер и сорок микрофонов не записывали ничего, кроме пустоты и тишины. Шесть часов владельцам компьютеров по всему миру нечего было смотреть.
Все началось в три часа дня, когда в дом явилась полиция и, не объясняя причин, увезла «арестантов» с собой. Это произвело настоящую сенсацию. Выпуски дневных новостей переполняли захватывающие дух предположения о коллективном сговоре, и по всему миру, вплоть до Южного полушария, газетчики решали: а не рискнуть ли сварганить упреждающие шапки утренних изданий: «ОНИ УБИЛИ СООБЩА!»
Реальность оказалась такова, что все, особенно полиция, предстали дураками.
– Во дают – меряют рулеткой! – изумлялся Газза. – Таковы современные методы ловли убийц.
Идея пришла в голову Трише: вывезти подозреваемых в репетиционный дом на киностудии Шеппертон, попросить каждого проделать путь убийцы, а потом сравнить количество шагов с видеозаписью реального события. Колридж согласился, что попробовать стоит, но результат получился неубедительным и разочаровывающим. Высокий человек мог изобразить семенящую походку, низкорослый, наоборот, растянуть шаг. Простыня не позволяла разглядеть истинную поступь преступника. В итоге «арестантов» отпустили без дальнейших комментариев.
Разочарование Гарри эхом прокатилось по стране: «У чертова ФБР спутники-шпионы, базы данных на миллионы долларов. А у нас? Долбаная рулетка!»
День тридцать восьмой. 7.00 вечера
Хупер позвонил в подъезд многоквартирного дома Дэвида и долго ждал, когда тот отзовется. А пока стоял на ступенях, трое или четверо болтавшихся рядом с дверью репортеров бомбардировали его вопросами:
– Вы пришли его арестовывать?
– Скажите, он из той же компании, что и Сэлли?
– Они убили ее все вместе? И всё спланировали перед тем, как залезть в парилку?
– Вы признаете свою некомпетентность, раз до сих пор не смогли произвести арест?
Хупер упорно молчал, пока не потребовалось назвать себя в домофон. Дэвид открыл подъезд и встретил Хупера в лифте. Он был в красивой шелковой пижаме, но выглядел усталым. Дэвид вернулся домой три дня назад, но успел возненавидеть то, ради чего попал к «Любопытному Тому», – славу.
– Им нужен не я, – простонал он, когда оба оказались в красивой квартире, где Дэвид жил со своей красивой кошкой. – Им нужен тот тип, которого сотворила эта стерва Джеральдина. Пустой, отвратительный и, скорее всего, убийца. «Пустой и отвратительный» я еще могу пережить – многие звезды этим грешат. Но «скорее всего убийца» исключает любую карьеру. Кому понадобилось убивать эту глупую девку? Из-за нее перечеркнуто мое будущее. – Дэвида нисколько не смущало такое отношение к смерти несчастной Келли. – Думаете, тот еще сукин сын! – продолжал он, варя Хуперу кофе в красивой, блестящей кофеварке. – Даже теперь не скрывает своих амбиций, открыто декларируя, почему напросился в дом. Извините, не желаю прибавлять к своим многочисленным порокам еще один – лицемерие, хотя в наши дни лицемерят все и вся. Поймите, мы были совершенно чужими. И если бы ее не убили, я мог бы блеснуть – показать людям все, на что способен. Стать лидером. Но вместо этого мне уготовили роль злодея.
– А вы на самом деле злодей?
– Господи, сержант, – всплеснул руками Дэвид. – Вы еще хуже тупицы Хлои. Неужели вы полагаете, я бы признался, если бы на самом деле убил? Но успокойтесь, я не убивал. Какой у меня может быть мотив?
– Одиннадцатая секс-оргия.
Дэвид держался молодцом. Он явно не ожидал, что полиция раскрыла его секрет, но почти не показал смущения.
– Так вам известно? Хорошо, признаюсь, я порнозвезда. Но это не преступление, хотя не могу похвастаться, что это очень здорово. По ужасному стечению обстоятельств Келли меня узнала. Я, конечно, надеялся, что она не станет болтать – не хотел огласки. Но чтобы из-за этого убивать? Бред!
Они еще немного поговорили, но Дэвид почти ничего не добавил к своим прежним показаниям, которые дал в ночь преступления. Только уточнил, почему сам подозревал Газзу.
– Он возненавидел Келли за то, что она сказала про его сына. Помните? Старался скрыть. Но я актер и умею распознавать чувства. – Голос Дэвида замер, надменное выражение исчезло с красивого лица, и оно стало просто усталым. Усталым и грустным.
Хупер поднялся, но, прежде чем уйти, задал еще ОДИН ВОПРОС:
– Вы серьезно полагаете, что, если бы Келли была жива и игра продолжалась своим чередом, телепопулярность могла бы принести вам – ну, или кому-нибудь другому – настоящую работу? Актерскую работу или что-либо в этом роде?
– Конечно нет, сержант. – Дэвид махнул рукой. – Но, понимаете, я очень этого хотел. Мечтал стать знаменитым актером. И решил: если не удалось заработать актерскую славу, стану просто знаменитым.
– И добились своего, – отозвался Хупер. – Надеюсь, довольны?
На улице ему пришлось пробираться сквозь плотную кучку репортеров, которые бросали ему в лицо вопросы, когда он плечом раздвигал их ряды.
День тридцать девятый. 7.00 вечера
«Сегодня четверг, – объявил Энди. – Настала пора номинации кандидатов на выселение на этой неделе».
Как и в прошлый раз, все дружно проголосовали против Сэлли.
– Она стала какой-то странной, – объяснил Джаз, когда «Любопытный Том» спросил, почему он назвал именно ее. – Спит в саду сама по себе и ужасно скованна. Вокруг нее образуется напряжение.
Остальные четверо привели схожие причины, но яснее всех выразилась Мун:
– До смерти устала от ее заскоков…
