Бен Элтон - Смерть за стеклом
Джеральдина, как и ожидала, одержала победу. Люди хотели смотреть «Любопытного Тома». Очень непросто решиться лишить их этой возможности. Хотели не только в Англии. Через тридцать шесть часов после трагедии передача транслировалась во все страны мира. Даже строго контролируемое китайское государственное телевидение не устояло перед соблазном такого редкостного зрелища.
Популярность застала врасплох не ожидавшую всплеска всемирного интереса редакцию. Продолжал работать стереотип общения с каналами утреннего и кабельного телевидения, куда клипы «Любопытного Тома» рассылали бесплатно.
«Любопытный Том» пользовался любой возможностью завоевать популярность. Страна начинала уставать от реального телевидения, поэтому, когда Джаз готовил омлет, а Лейла возмущалась тем, что парни портят воздух, этим «событиям» старались придать общенациональную значимость. Устроители передачи всеми силами внедрялись на другие каналы. И когда практически все информационные и развлекательные студии принялись требовать кассеты, секретари редакции по привычке рассылали их просто так, что, учитывая количество, обошлось «Любопытному Тому» в тысячи фунтов убытка.
Когда до Джеральдины дошло, что происходит, грянула настоящая буря – да еще какая! Никаких слов явно не хватало, чтобы выразить ее ярость. Но Тюремщица в душе понимала, что сама дала маху, и быстро исправила ошибку – заломила за право трансляции материалов «Любопытного Тома» жуткую цену, и другие телеканалы, не переча, платили.
Через неделю после убийства, единственная владелица проекта, она стала мультимиллионершей. Но во время бесконечных интервью продолжала утверждать, что дело совсем не в деньгах. Отнюдь! Она же говорила, что таков ее долг. Зрители имеют право переживать и сочувствовать усопшей. И еще Джеральдина упорно, но туманно намекала на некую благотворительную деятельность, детали которой, естественно, следовало конкретизировать в будущем.
День тридцатый. 10.30 утра
Некоторые комментаторы предсказывали, что популярность «Под домашним арестом» продлится недолго, но ошиблись в прогнозах. Вечер за вечером зрители наблюдали, как семь подозреваемых пытались сосуществовать в накаленной атмосфере шока, горя и глубочайшей подозрительности.
«Любопытный Том» объявил, что, коль скоро ничего не случится и полиция не произведет официального ареста, игра будет продолжаться своим чередом – с еженедельными номинациями и коллективным выполнением заданий – не выполнишь, оставайся без вкусненького. И следующим испытанием было названо синхронное плавание – балет в бассейне.
Джеральдина слямзила идею из австралийской версии передачи. Но в теперешних обстоятельствах никто бы не придумал удачнее. Тюремщица понимала, что после возбуждающего эпизода трагедии и последующих выпусков требовалось нечто такого же накала. Идею поместить семерых «арестантов» в бассейн многие критики назвали гениальным прозрением. Вид измотанных, нервных и отчаявшихся людей, среди которых находился убийца и которые в откровенных купальниках дружно разучивали классические движения, должен был значительно повысить рейтинг «Любопытного Тома». А звучание одного из самых спокойных альбомов струнного оркестра Мантовани придало упражнениям и журчанию воды сюрреалистически зловещий характер.
– Теперь подними правую ногу, Газза, – крикнула Мун в то время, как Гарри пытался выполнить движение, известное под названием «Лебедь».
– У меня и так крестец свернут. Я что тебе, долбаный акробат?
– Тяни пальчики на ногах, подружка, – поучал Джаз Сэлли. – Нам будут ставить баллы за изящность.
– Я вышибала! Какая у меня, к черту, изящность? После таких вполне невинных ответов все подозрительно переглядывались, а за пределами дома вспыхивали споры. Сэлли ничего особенного не имела в виду, но она напомнила, что больше других привычна к насилию, и это заставляло насторожиться.
Время от времени купальщики начинали откровенно роптать.
– Эти хреновы плавки натерли мне все, что можно, – возмущался Гарри. – Поймать бы того, кто такие придумал, я бы воткнул нож ему в башку! – Он намеревался смело, но мрачно пошутить, однако никто не смеялся, когда его слова ad nauseam[42] крутили в титрах очередного выпуска, и Гарри на пункт или два поднялся в опросах популярных изданий на тему «Кто это сделал».
День тридцать первый. 11.20 утра
Поступил отчет патологоанатома, и Колридж оторвался от просмотра архивных материалов.
– На сиденье унитаза обнаружены частицы рвотных масс из желудка Келли, – заметил он.
– Фу, гадость! – фыркнула Триша.
– Гадость, – согласился Колридж – А еще гадостнее то, что у нее в горле и гортани обнаружены следы желчи. Патологоанатом полагает, что она давилась. Нет сомнений, когда Келли выскочила из парилки, ей было явно нехорошо.
– Бедная девушка! Какой незавидный конец: в последние минуты жизни давиться в крохотной пластиковой кабинке. Она, должно быть, перепила.
– Так и есть. Анализ показал восьмикратное превышение нормы алкоголя в крови.
– Не слабо – можно сказать, вдугаря.
– И еще: у нее на языке синяк.
– Синяк? Ее что, били по языку?
– Такое впечатление, будто с силой всунули в рот большой палец.
– Ух! Кто-то старался заставить ее замолчать?
– Это самое очевидное объяснение.
– Видимо, поэтому она и давилась. А потом с такой поспешностью выскочила из парилки.
– Да. Хотя, если некто с такой силой надавил на ее язык, после чего на нем появились синяки, можно предположить, что другой некто мог слышать ее протесты.
День тридцать второй. 7.30 утра
Шли дни, группа поднаторела в балете, в результате получился сюжет – исполнение «полета лебедя» сначала на берегу, потом в бассейне – самый дорогой в истории телевидения четырехминутный видеоролик.
Кроме танца в этой записи, естественно, присутствовал драматический накал сосуществования «арестантов», чтобы зрителям было над чем поразмыслить и чем насладиться. Каждый купальщик смотрел на остальных как на потенциальных убийц… как на реальных убийц. Любой взгляд казался зловещим: брошенный исподтишка, пристальный и пронзительный или поспешно отведенные глаза. Умелый монтаж превращал подергивание мышцы на лице в признание либо в обвинение в убийстве.
И еще были ножи. Подпитанная деньгами, Джеральдина теперь постоянно держала в зеркальных коридорах шестерых операторов, а как только «арестанты» садились за стол, операторам на подмогу появлялись еще четверо. И каждый получал инструкции следить за ножами. Стоило кому-либо из ребят взять нож, чтобы намазать масло, нашинковать морковь или нарезать мясо, как все объективы поворачивались в его сторону, делали быстрый наезд на сжатые на ручке ножа пальцы и ловили на лезвии вспышки отражения беспощадного верхнего света.
Психолог «Любопытного Тома» перестал копаться в тонкостях зазывных поз флирта и переключился на комментирование жестов угрозы. Вскоре к нему присоединился криминалист и отставной главный констебль,[43] и они втроем до бесконечности рассуждали, кто из семерки ловчее орудует ножом.
День тридцать второй. 11.00 вечера
Вечерами им приходилось труднее всего. Дел особенно не было, и у них хватало времени обдумать свое положение. Когда ребята обсуждали его друг с другом, что, впрочем, случалось нечасто, обязательно соглашались, что хуже всего неизвестность. Правила игры не изменились: им по-прежнему запрещались всякие контакты с внешним миром. И после короткого сумасшедшего дня в самом эпицентре урагана они больше ничего не видели и не слышали.
Словно внезапно выключили безумный рев или захлопнули дверь, что так и было на самом деле. Они все вместе и каждый по отдельности жаждали информации. Что происходит?
Даже Дервла с ее тайным источником информации оставалась в неведении. Она решила, что после убийства ее корреспондент перестанет писать, но этого не случилось.
Все считают тебя красивой, и я тоже.
Ты выглядишь усталой. Не тревожься. Я тебя люблю.
Однажды Дервла рискнула упомянуть убийство, притворившись, что говорит со своим отражением в зеркале.
– Боже, – спросила она, – кто это сделал?
Зеркало не расщедрилось на ответ.
Полиция не знает, – сообщило оно. – Там все дураки.
День тридцать третий. 9.00 утра
Эксперт-криминалист лично подал Колриджу отчет об исследовании простыни, в которую кутался убийца.
– Рад был вырваться из лаборатории, – объяснил он. – Мы выбираемся нечасто, а с такими знаменитостями вообще никогда не имеем дела. Полагаю, нет шансов потихоньку увязаться с вами, когда вы в следующий раз туда поедете? Очень уж хочется посмотреть, что там и как.
