Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

Что бы она ни пыталась сказать, слова так и не сорвались с губ. Между ними все было влажно, потно, липко. Он, казалось, плакал.

– Боже… Боже… Ты… О боже… Ах…

Ее тело было мокро от его пота.

– Это все на самом деле, – произнес он, когда голос вернулся в норму. – Правда?

– Д-да…

Она ухватилась рукой за его плечо, но не двигала бедрами. Они простояли так какое-то время, слившись, пытаясь встретиться взглядами.

– Ну? – тяжело дыша, спросила она.

– Что «ну»?

– Ну, хорошо было?

Он рассмеялся.

– Тебе оценку выставить? Вот это неуверенность в себе, Кейт. Это было охрененно. И ты это сама знаешь.

Она радостно улыбнулась.

– Мне тоже. Кажется, в жизни лучше не бывало.

Она не смотрела на него, произнося это. Конор не был склонен обсуждать их ощущения, вступая на скользкий путь: «ты мне нравишься», «ты великолепен», «в мире нет никого лучше тебя», «кажется, я в тебя влюбляюсь», «нет, это я в тебя влюбился», «женишься на мне?» Возможно, он был прав. Что оставалось после этого? Сорок лет медленной смерти.

– Зачем? – спросила она, начиная снова ощущать свои конечности и направляясь в туалет. – Что это было?

Он застегивал брюки. Ее лицо, отраженное в зеркале, раскраснелось от прилившей крови. Кажется, она никогда не выглядела лучше.

– Ты ведь спала со своим последним начальником, – сказал он.

Он слушал. И запоминал. Почему-то ее тронуло, что она была ему достаточно небезразлична, чтобы вызывать ревность. Она прошла за ним на кухню, где он включил кофемашину. Он мог пить кофе в любое время суток, словно это было его топливо.

– Тот случай не имеет к этому никакого отношения.

– В самом деле? Он тебя хотел.

Кейт сложила руки на груди. Насколько проще было сражаться теперь, когда ей было на что опереться.

– Я хочу работать. Устала быть твоей содержанкой.

С секунду они смотрели друг на друга с разных концов просторной белоснежной кухни, на которой никто никогда не готовил. Кто уступит первым? Конор потер глаза.

– Прости. Я не хочу, чтобы ты так себя чувствовала. Просто… Я не хочу тебя потерять.

Он думал, что может потерять ее? Это никак не вписывалось в тот сценарий, который она для себя написала.

– Что?

– Я знаю, что ты меня не любишь. Ты приехала сюда, чтобы сбежать.

Кейт понадобилось время, чтобы это переварить.

– Хочешь сказать… Ты думаешь, что я здесь только потому, что мне больше некуда пойти?

Этот мужчина, такой привлекательный, такой богатый, такой умный, стремящийся к успеху изо всех сил, думал, что она может бросить его?

– Это ведь так, верно? – пожал плечами он.

– Но…

Она не знала, что сказать дальше. Ей следовало бы сказать, что она любит его. Но так ли это? Или она боялась, что так и есть, полагая, что в любой момент он может устать от нее и выставить за дверь? Она пересекла кухню, чувствуя, как чисто вымытая плитка холодит босые ноги. Встала напротив него, положив ладонь на стол рядом с его ладонью, но не касаясь его.

– Но это глупо, Конор. Ты сам это понимаешь. Я же уехала ради тебя.

Он ухватился за эту фразу, словно голодающий, и ее поразило зрелище: огромная неуверенность, скрытая дорогой одеждой и мускулистым телом этого мужчины.

– Правда? В самом деле?

Это была не совсем правда, но иногда бывает и ложь во спасение.

– Конечно. А так, если я смогу работать, мы станем более равными. Мы сможем стать настоящей парой.

До сегодняшнего дня она бы не решилась сказать ему это или даже спросить, пара ли они. После трех лет совместной жизни это казалось нелепостью.

Он задумался, и она почувствовала в нем внутреннюю борьбу, желание показаться холодным, отчужденным и закрытым, нотки скрытой боли, стремление защититься любой ценой. Казалось, наступил поворотный момент, когда ее жизнь может пойти по одному пути или по другому. Чтобы получить эту работу, ей понадобится рабочая виза, которую организовала его компания. Без нее, без его покровительства ей придется уехать из страны. Вернуться к жизни, мосты к которой она сожгла. На мгновение она подумала, не сказать ли: «Я не хочу, чтобы были другие люди, если они на самом деле есть». Но нет. Пока было достаточно и этого. Все было слишком хрупко.

Она потянулась и коснулась его ладони, холодной от кондиционированного воздуха. Пролетело мгновение, и Конор шевельнул большим пальцем, коснувшись ее пальца. Всего лишь мелочь, но пока и этого было достаточно.

Адам, наши дни

Презентация наконец-то закончилась. Адам был зол. Зол на отца за то, что тот не справился с простейшей задачей, и теперь Оливия свалилась в штопор, словно потерявший управление самолет. Злился на себя, в первую очередь за то, что согласился пойти на эту дурацкую презентацию, на свою мать, решившую вдруг вернуться и перевернуть его жизнь. Но в основном – на Делию, которая сообщила, что у нее есть важная новость, но до сих пор отказывалась рассказать, что случилось. Впрочем, он не мог по-настоящему злиться на нее, и это сердило его еще больше.

Они с Делией, Оливией и отцом стояли на тротуаре у входа в магазин, из которого выходили люди, и ждали спокойного момента, чтобы Делия могла наконец поделиться новостью. Презентация явно удалась, было распродано множество экземпляров, пришло много гостей, поднялась шумиха по поводу возможного фильма. Люди были так рады возможности куда-то выйти после последних лет заточения, что были готовы посетить любое мероприятие. Но они вчетвером, печальная маленькая группа, понимали, что на самом деле произошла огромная катастрофа. Даже Оливия не могла оставить без внимания такое пренебрежение. Что уж говорить об остальных?

Оливия тревожно щебетала что-то об уже заказанном такси, которое должно было отвезти их с его отцом в гостиницу, которую они забронировали для себя – жалкое утешение для разочарования этого вечера. Но ведь теперь же она не поедет с Эндрю? Где она будет ночевать? У Делии? Он ощутил глупое разочарование оттого, что может не провести этот вечер с ней.

– Надеюсь, машина скоро приедет. Они обещали…

– Мам, все хорошо. Торопиться некуда, – сказала Делия.

– Надеюсь, они подъедут к нужному магазину. Я сказала, что их несколько и…

– Мам! – Голова Оливии повернулась на резкий окрик Делии. – Можешь просто…

Она начала терять терпение. С ней никогда подобного не случалось. Какой-то части Адама стало интересно, что будет дальше, и в то же время он пришел в ужас.

Последние поклонники Эндрю двинулись легкой походкой в сторону Бейкер-стрит, оборачиваясь, чтобы рассмотреть, что происходит.

– Что ты хотела нам сказать? Что случилось, Делия? – испуганно спросил Эндрю.

Она рассмеялась.

– Что случилось? Это вы меня спрашиваете, что случилось?

Он побледнел.

– Конечно, я понимаю. Я… совершил огромную ошибку, но…

– Ошибку…

– Я ужасно благодарен твоей матери, разумеется…

– Благодарен?

Она что, так и собиралась повторять за ним?

– Эндрю, моя мать воспитывала ваших детей за вас. Заметим, вместо того чтобы воспитывать собственную дочь. Она стирала ваши носки, готовила вам еду, организовывала вашу жизнь, чтобы вы смогли написать эту книгу. И глядите-ка: стоило вашей бывшей жене снова появиться на горизонте, как вы тут же о ней позабыли. Вы даже не сказали ей «спасибо».

Неужели дело в этом? Неужели старый болван был так растерян из-за того, что происходило с матерью Адама? Не мог же он по-прежнему любить ее. Таких идиотов не бывает.

– Я…

– Разве причина не в этом? Или мама значит для вас так мало, что вы в любом случае забыли бы о ней?

Оливия по-прежнему смотрела на дорогу, словно речь шла о ком-то другом. Адам стоял завороженный. Все это время он знал Делию изящную, молчаливую, спокойную, а оказалось, что внутри нее скрывается тигрица. Боже правый! Он ни за что не сможет бросить эту девушку, будь она даже его сводной сестрой. Других таких не существует. А она продолжала: