Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

Кейт свернула на дорожку к дому, вновь почти не раздумывая, еле замечая роскошь и легкость своей жизни. Все это ничего не меняло. Она раньше была злой и недовольной женщиной и по-прежнему оставалась такой же, только с плавательным бассейном и регулярным страстным сексом. Жаль, что она не могла объединить двоих мужчин – Конора и Эндрю, страсть и напористость одного и спокойствие и надежность другого. Получить человека-головоломку, монстра Франкенштейна, только милого. Увы, подобных мужчин не существует.

Стол на кухне был вытерт начисто, без единой капли воды или крошки хлеба, цветы на окне – политы и вытянулись в струнку. Словно для того, чтобы поторопить ее к принятию решения, на столе лежала книга Эндрю. Кейт взяла ее в руки. Обложка выглядела довольно мило – просто детская ладонь во взрослой. На обороте – льстящая и, похоже, довольно старая фотография Эндрю в твидовом пиджаке, подпершего ладонью подбородок. В аннотации было написано: «Воодушевляющая история, основанная на реальных событиях. Когда Эндрю Уотерс остался один с двумя маленькими детьми, один из которых серьезно ограничен в возможностях, ему казалось, что жизнь кончена. Но все изменил случай, который свел его с передовым педагогом-дефектологом. Постепенно его дочь Кирсти, немая от рождения, научилась общаться с помощью языка жестов. Это замечательная история о семье, о целеустремленности, о поисках способов общения в самых безнадежных ситуациях».

Кейт фыркнула и положила книгу на место. Ни слова о ней.

Она вздрогнула, услышав, как открылась задняя дверь и с террасы с телефоном в руке вошел Конор. Он был одет в джемпер и джинсы, словно за окном было не восемьдесят градусов. Наконец-то она приучилась к шкале Фаренгейта.

– Ты дома, – бессмысленно пробормотала она.

– Ты сегодня рано.

– Э… Да. Они… Я решила взять небольшой отпуск…

Брови Конора поползли вверх. Он слишком хорошо ее знал, чтобы поверить, но расспрашивать не стал, а она не стала вдаваться в подробности.

– …Поэтому ближайшие несколько дней я свободна.

– Я еду в Англию. Я тебе об этом говорил, – раздраженно ответил он и потянулся к кофемашине.

– Я знаю, что ты едешь в Англию. И хочу сказать, что тоже могу поехать.

Он уставился на нее. Ей удалось его удивить, что становилось сделать все труднее.

– Хочешь повидать их? Мужа и детей?

Слово «мужа» она пропустила мимо ушей. Конор просто пытался ее подколоть.

– Если вы собираетесь обсуждать фильм обо мне, я должна присутствовать.

– А, так вот в чем дело? Вообще, книга не о тебе. Она начинается после твоего ухода.

– Но я в ней буду. Я буду… предысторией.

Он налил себе кофе, оторвал бумажное полотенце, чтобы стереть крошечную капельку с машины, и выкинул его в ведро. Как это расточительно, как по-американски и как непохоже на муниципальную квартиру в Дублине, где он вырос на том, что удавалось сэкономить.

– Если хочешь поехать, я не могу тебе запретить.

Хотела ли она? Не безумие ли это?

– Спасибо за великодушное приглашение.

– А чего ты ожидала?

– Нет, ты прав. Хотя бы полетим в самолете рядом?

– Попроси Шарлотту забронировать билет на тебя, если хочешь.

Это означало перелет первым классом, за который она не очень хотела платить из своего кармана, несмотря на немного постыдную привычку к комфорту.

– А гостиница?

– Да, у меня забронирована гостиница в Лондоне.

– Хочешь, чтобы я жила с тобой?

Вопрос был с подвохом. Два вопроса в одном. Он понимал, что она имела в виду. Конор не был тупым, хотя временами и притворялся.

– Я буду постоянно на встречах. В том числе с твоим мужем. Я не хочу никаких неловких моментов.

Это он был ее мужем!

– То есть, ты не хочешь наблюдать никаких неловких моментов. Тебе плевать, если они произойдут.

Она протянула руку за яблоком, просто чтобы занять себя хоть чем-то. Их никто никогда не ел, но все равно домработница каждую неделю выкладывала их на блюдо. А потом их выбрасывали? Тоже ужасно расточительно. Как и все в этой стране.

– Я не хочу, чтобы съемки фильма сорвались. Если попытаешься это устроить, мне придется реагировать, Кейт.

Как практично. Словно она была продюсером или сценаристом, с которым он работает, а не его женой.

– Дело не в этом.

В этом, конечно, но если бы она это сказала, Конор не взял бы ее с собой. Или взял бы, но был бы столь невыразимо холоден, что она сама пожалела бы, что поехала. У Конора хорошо получалось делать все по-своему.

– Тогда что ты планируешь? Собираешься повидаться с ними? – спросил он.

– Я просто хочу знать, что происходит с этим фильмом. Хочу присутствовать.

Этим она и предпочла ограничиться. Если вдруг удастся уговорить Эндрю и сорвать съемки, Конор ей этого никогда не простит, и тогда их браку, каким бы он ни был, тоже, скорее всего, придет конец. В этом на самом деле и заключался выбор ехать или не ехать в Англию после стольких лет хождения вокруг да около. В какой-то мере она была почти рада, что ситуация вынудила ее действовать. Пути назад нет – только вперед. Разве когда-то у нее не было подушки, на которой было вышито что-то похожее? Которая осталась в прошлой жизни вместе со всем остальным.

– Так я могу поехать?

– Кейт, это не мне решать, – он часто говорил такие вещи, которые были верны фактически, но не эмоционально. – Если едешь, то я выезжаю через час.

– Хорошо. Я… дам тебе знать.

Он отвернулся, потом повернулся обратно.

– Я делаю это не для того, чтобы причинить тебе боль. Это история, которую нужно рассказать. Вот и все. И, да, то что она немного затрагивает и меня лично, возможно, поможет ее воплотить. Но речь вовсе не о тебе.

Как он может так говорить, если речь идет о ее жизни, о ее прошлом, о ее семье? Она рассматривала его лицо, со всеми морщинами и изгибами, как и все прошедшие годы, пытаясь понять его, но, как и прежде, безуспешно. Может, это и удерживало ее здесь? Мужчина, в котором она никогда не могла разобраться до конца.

– А как же Трикси? Кто-то должен навещать ее, пока нас обоих не будет.

Его лицо стало непроницаемым.

– За ней хорошо ухаживают. Поверь, это оплачено.

– Я бы не хотела, чтобы она чувствовала себя совсем брошенной. Возможно, ты мог бы…

Конор вышел с кофе в руке. Так он и решал конфликты – просто отказывался в них вступать, и с этим ничего нельзя было поделать. Она убеждала себя, что это не важно. Это всего лишь балласт для решения, которое она была наконец готова принять. Если она собиралась вернуться, пришло время столкнуться лицом к лицу с некоторыми проблемами, начиная с наименее болезненной, которая тем не менее была способна нанести мощный удар. Кейт достала телефон и приготовилась поговорить с человеком, чьего голоса не слышала уже пятнадцать лет.

Кейт, 2010 год

В Лос-Анджелесе слишком много пространства. Иногда она смотрела на карту или вдоль длинной прямой улицы и решала, что до нужного места можно дойти и пешком минут за десять. И спустя полчаса все еще плелась, уже не так бодро, словно все вокруг растягивалось, а не сжималось. Легендарное великолепие города, казалось, вечно скрывалось за следующим холмом, на следующей улице. Его не было в обитателях палаток, видневшихся под каждым мостом, или в торчках, валяющихся в центре города. Его не было в разбитых дорогах и гудках автомобильных пробок, в брошенных на обочинах помятых машинах. Его не было в мусоре, который ветер гнал вдоль автомагистрали. Так где же оно?

Она прожила здесь уже почти три года. Это были захватывающие годы, на волне оптимизма страны, полной радостного удивления от осознания собственной прогрессивности после выборов чернокожего президента. Кейт не понимала, кто она для Конора – у нее не было никаких прав, никакого места в его жизни. Она боялась заговорить с ним об этом. Они по-прежнему спали в разных комнатах, и он часто уезжал из города, оставляя ее в одиночестве на несколько недель. С самого начала он говорил, что могут быть и другие люди, но Кейт никогда не ловила его на слове и не просила подтверждения, хотя эти слова и беспокоили ее. Его часто не бывало дома. Она не задавала ему вопросов. Их отношения состояли в основном из секса и походов по ресторанам – всего того, чего ей не хватало с Эндрю. Иногда он брал ее с собой на вечеринки, где она поправляла макияж рядом с восходящими звездочками, втягивавшими в себя кокаин через свернутые стодолларовые купюры. У нее был полный комплект одежды из тканей, которых она прежде и не касалась, а благодаря ежедневному плаванию и салатам на солнце с тела словно сняли один слой: жир растаял, волоски исчезли, а кожа была отскоблена едва ли не до костей. Это была лос-анджелесская Кейт. На вечеринках ее иногда представляли как «партнера» Конора, но он всегда говорил: «А это – Кейт Маккенна». Вот так просто. Она была той, кем была, а не чьей-то матерью или женой.