Алексей Слаповский - Большая книга перемен
«Академики» презирали «Микс» и не скрывали этого. Любительщина, говорили они. Легко собирать аншлаги на сто двадцать мест, говорили они, а ты собери в наш бетонный сарай советской постройки восемьсот пятьдесят зрителей!
Таким образом, в театре собралось довольно много людей из тех, кто нам уже известен.
Учтем еще столичных гостей, преимущественно критиков, которые регулярно приезжали на премьеры Егора за его счет (почему бы не прокатиться на дармовщинку?). Они все были люди строгие, принципиальные, считавшие, что в современном театре ничего хорошего нет или очень мало, поэтому успехи провинциального театрального проекта были для них хорошим козырем в диспутах; особенно удобно то, что их мало кто видел. Среди них был тощий и длинный Анатолий Бурнимов, самый скандальный и провокационный персонаж московского театрального бомонда, обожавший поиздеваться над тем, что все хвалят, и назвать гениальным то, что все считают провалом. Бурнимов был заметен в любом обществе: волосы, крашенные в два цвета чересполосицей – огненный и черный, внушительное кольцо в ухе, футболки или фуфайки ярких цветов, часто с неприличными надписями – на английском, однако, языке, и джинсы модного подросткового покроя, с мотней до колен.
Спектакль начался. Зрители смотрели на сцену, а Егор из-за кулис – на зрителей. Спектаклей всегда два, один на сцене, другой в зале, часто говорил он, добавляя при этом – «как известно»: чтобы его слова не казались домотканой эврикой.
Когда Яна, которую он недавно принял, сказала, что ей важно видеть, кому она говорит, Егор, умеющий слушать и заимствовать все, что казалось ему дельным, подумал – а не оставлять ли в зале включенным свет? Ведь получается, действительно: актеры общаются и делают вид, что, кроме них, никого нет, а зрители спрятались в темноте и оттуда подсматривают, и уже одним этим наглухо отделены от действия пресловутой четвертой стеной. Выводить актеров в зал, помещать зрителей амфитеатром вокруг сцены Егор не любил – это пошло и уже затаскано. А вот со светом можно поэкспериментировать. Егор приглашал разных людей на репетиции (он вообще любил, когда кто-то присутствовал в зале, ему не мешало, наоборот, вдохновляло, а актеров дополнительно дисциплинировало), оставлял свет, наблюдал. Быстро убедился: нет, не то. Зрители слишком отвлекаются друг на друга, а актеры на зрителей. К тому же сцена настолько близка, а зал настолько мал, что публику и без полного света почти всегда видно, если только контровые прожектора не создают световой занавес, отделяющий сцену от зала.
На самом деле спектаклей было три: на сцене для зрителей, в зале для Егора, но еще и зрители наблюдали исподтишка друг за другом – с разной целью и разными мыслями.
А может, и четыре было спектакля – ведь еще и актеры, не занятые в эпизоде, глядели из-за кулис, вернее, в дырочки, проделанные в фанерных стойках боковых «карманов».
Даша думала о том, насколько разные вещи – репетиция и спектакль. То, что она видела на репетиции, было живо, интересно, по-настоящему, хотя играли со сбивками и оговорками. Сейчас все ровно, ни сбивок, ни оговорок, но как-то не взаправду. Актеры стараются не стараться, так их, наверное, учил Егор, но это слишком заметно. И гениальный Петр Анатольевич, похожий на Роберта де Ниро, трудится в поте лица (очень, в самом деле, потеет), думая только о том, чтобы не видно было, что он трудится в поте лица, и красавица Сашенька имитирует, что как бы произносит слова от себя, и Юра Мальков, который играет главного героя, сотрудник телефонной компании, пытается быть ироничным таким Гамлетом, но не театральным, а будто бы он такой сам по себе. А чернявая девушка, бедняжка, периодически выходящая со словами: «Еще не пришел?» – она хуже всех, единственную эту фразу произносит ужасно фальшиво. Потому что фраза простая, а простые вещи даются трудно. Интересно, Володе нравится? Даша посмотрела на него, тот явно скучал. Даша слегка толкнула его плечом, он наклонился и шепнул:
– За такой свет убивать надо.
Что ж, фотограф во всем фотограф – особенно такой, как Володя. Свет ему подавай. Он рассказывал, как однажды, еще когда не встретил Дашу, выпив с еле знакомой девушкой, был ею раскручен на мимолетный секс, но свет, падавший на девушку, был настолько, как вспоминал Володя, тупым и раздражающим, что у него начало опадать желание. Володя встал, так и сяк крутил торшер, настольную лампу и, пока занимался этим, желание выветрилось одновременно с хмелем. У девушки, впрочем, тоже.
– В следующий раз, – сказала она, одеваясь, – я тебя заранее приглашу, чтобы ты тут лампы свои поставил. Ага?
Но не пригласила. Володя врать не будет, он вообще не врет, ему незачем.
Да, свет был плохой, случайный, незамысловатый. Сверху на героя посветить, чтобы казался уродом и злодеем. Или героиню в тень убрать, чтобы казалась загадочной. Слабовато работает у них – кто? Может, и нет специального человека? Даша заглянула в программку – есть такой человек, напечатано: «мастер света» – Б. Кубшин. Ого, мастер. Да у них и все тут мастера: «мастер музыки», «мастер декораций», «мастер костюмов». Понты какие, скажите. Зато тут же указаны те, кого не обозначают обычно в театральных программках: «мастер уборки» (то есть уборщица), «мастера монтировки», «мастер-водитель» и даже «мастер гардероба», хотя еще лето. Впрок напечатали, для зимы. Значит, не просто понты, а юмор. Себя же Егор обозначил скромно, без понтов и без юмора: «режиссер».
– Да, – сказала Даша Володе, – свет отвратный. А актеры?
Володя покривился.
Егор из-за кулис видел, как они перешептываются, улыбаясь. Что их так насмешило, интересно? А дружок у Даши – не по ней. Простоват и глуповат – за километр видно. Хоть и смазливый юноша. Но мало ли смазливых.
Публика, приглашенная Павлом Витальевичем, сидела, вежливо смотрела и слушала внимательно, кося глазами на отца того, кто соорудил это непонятное действо, и удивляясь, наверное: у такого дельного человека сын занимается такими пустяками!
Рада, всегда подтрунивавшая над братом и далекая от его интересов, думала, будет ли после фуршет или можно сразу уехать? Фуршет – значит общаться с братиком, с отцом, с другими родственниками, Рада этого не любит. Да и некогда ей, она в последнее время (вернее сказать – последние годы) увлеклась Интернетом, и не просто увлеклась, для нее это теперь вторая жизнь, если не первая. Ведет журнал и обширную переписку на самые разные темы: политика, эротика, гламур, спортивные машины, путешествия и, естественно, видео и фото, выискивает интересную информацию, помещает ее у себя. Сначала было просто интересно, потом, когда ее журнал оказался в первой тысяче из многих миллионов русскоязычных блогов, существовавших на тот момент, начался настоящий азарт. Это, конечно, спорт – и захватывающий всю душу без остатка. Появились даже рекламодатели, деньги платят небольшие, но все равно – приятно. В сущности, при желании, можно даже обойтись без поддержки отца, но тот сам помогает, не спрашивая.
Раде помогало хорошее знание английского, она искала острую информацию по всей сети, а не только в русском секторе, и радовалась, когда удавалось первой наткнуться на то, что потом становилось актуальной темой для всех. Не раз она попадала уже в топ-список различных рейтингов, поднялась в результате ежедневных усилий в число первых пятисот журналов, но ей мало, она хочет пробиться в сотню, а потом в тридцатку, а потом и в десять первых, чем черт не шутит. У нее уже тысячи друзей, десятки тысяч читателей, но расслабляться нельзя – каждый год и каждый месяц приходят новички, наступают на пятки конкуренты, Рада всегда в конце дня (вернее, в конце ночи) смотрит, на каком месте она находится; если зеленая стрелка показывает вверх и указана цифра, на сколько она поднялась, Рада ложится спать счастливая, если стрелка красная, она досадует и, засыпая, мутно думает, что предпринять, чтобы опять подняться.
У нее сейчас ощущение пустой траты времени, она смотрит на сцену, а сама думает, что, возможно, в это самое время появилось что-то жареное, скандальное, общеинтересное. И все уже об этом пишут, дают ссылки, выкладывают фотографии, растут, а у нее ползет вниз красная стрелка. И телефон выключен, можно было бы по нему что-то узнать и послать в свой журнал хоть пару строк. Это крайне важно: присутствовать всегда. Пропустил два-три дня – отстал, пропустил месяц – отстал далеко, пропустил год – считай, отстал навсегда.
Егор, глядя на сестру, видел, как задумчиво она смотрит: хочет понять, почувствовать. И, похоже, взволнована, напряжена – значит, полностью в действии. Это приятно.
Павел Костяков выбрал место так, чтобы сидеть сзади и сбоку от Даши. Она была почти по линии взгляда на сцену, то есть Павел смотрел прямиком на нее. Друг Даши его не интересовал. Павлу Витальевичу о нем все доложили: обычный молодой человек, увлекается фотографией, снимает свадьбы. Родители – нищета, он сам – тоже. Перспектив, судя по всему, никаких, запросы скромные, сошлись они с Дашей, скорее всего, на почве профессиональных интересов. В общем, не соперник.
