Абилио Эстевес - Спящий мореплаватель
Не стоит и говорить, что Мино польстила ее похвала. Она призналась, что никто и никогда не ел так вкусно приготовленный ею рис с молоком. Чувствовалось, что он обладает врожденной способностью смаковать еду, особенно рис с молоком. Поэтому, когда он придет завтра — ведь он придет завтра, правда? — они попробуют еще раз. Она заверила его в этом, в то время как во дворе сироты, безотцовщина, продолжали терзать белую голубку с подрезанными крыльями.
Это многообещающее заявление лишило Мино сна в ту ночь. Весь следующий день он провел витая в облаках, которые словно спустились совсем близко к земле. Он смаковал каждый кусочек, который клал в рот, как будто никогда до того не понимал, что такое вкус.
Падре Сальседо, который между стаканами самогона обучал их катехизису, грамматике, арифметике, истории и географии, отметил, что он сегодня бестолковей, чем обычно. И даже Кунде посмотрела с подозрением, когда давала ему кувшин, чтобы он отнес Маниле, и на всякий случай посоветовала, чтобы он был поосторожней с кувшином, что молоко на вес золота, а сегодня, отчего — она не знает, Мино какой-то странный, весь день ворон считает.
Когда Мино пришел в дом Полицейской вдовы, голубка с подрезанными крыльями одиноко ковыляла по двору за порогом кухни. Сирот нигде не было видно.
Манила пригласила его войти с такой же материнской нежностью, как и предыдущим вечером. Она повторила тот же ритуал: перелила молоко из кувшина в кастрюлю, вымыла кувшин, положила ему в миску риса с молоком, который он попробовал и искренне похвалил, это действительно был самый вкусный рис с молоком, который он когда-либо ел, даже вкуснее, чем прошлым вечером.
Она смотрела на него с улыбкой, словно догадываясь, что происходит в голове паренька. Он потянулся к ней, чтобы предложить опять попробовать рис из его рта. Она покачала головой, словно говоря, что у нее есть идея получше. Он съел весь рис, начисто выскреб миску ложкой, а она сказала, что нужно не ложкой, а языком, как собаки, которые лучше разбираются во вкусовых ощущениях. Он послушался и не просто почувствовал от этого удовлетворение, но и понял, что научился чему-то, что пригодится ему в жизни. Когда он закончил, она провела языком по краю его миски, наградила его очередной улыбкой и воскликнула, что он так замечательно это сделал, что миска уже не имеет вкуса риса с молоком, зато имеет вкус сладкой слюны Мино. И сказала:
— То же самое сейчас будет происходить с твоим телом.
И протянула ему руку так грациозно, как будто хотела пригласить его на танец. Он послушно пошел за ней в единственную в доме комнату, где царил влажный и душный полумрак, окрашенный в красные тона, потому что окна, забранные металлическими решетками, были плотно закрыты шторами густо-малинового цвета.
Закатный свет казался отсветом пожара где-нибудь в Санта-Фе.
В комнате стояла большая кровать без матраца, покрытая только одеялами. Она указала ему на кресло. Он понял, что должен слушаться. Манила по-прежнему обращалась с ним по-матерински снисходительно и властно. Она зажгла маленькую свечку в кофейной чашке перед образом Богоматери из Реглы, повернулась к нему и сообщила, что что-то ей подсказывает, что Богоматерь из Реглы желает ему добра.
Она подошла к креслу и встала перед Мино на колени. Никто и никогда до того не вставал перед Мино на колени, поэтому он внезапно почувствовал себя королем.
Словно читая его мысли, Полицейская вдова объявила ему, что он король и родился королем, чтобы царствовать среди женщин. И расстегнула ему рубашку. Грудь Мино была еще грудью ребенка, но его соски, опушенные светлыми волосками, набухли, и казалось, вот-вот лопнут. Хотя по ощущениям Мино совсем не соски должны были лопнуть с минуты на минуту.
И снова Манила угадала, потому что рука ее опустилась ему между ног, касаясь его одновременно нежно и страстно. Она расстегнула ширинку. Мино испытал странное чувство: несмотря на духоту в комнате, его член чувствовал что-то влажное, приятное и прохладное. Хотя Манила еще не приступила к тому, к чему приступит очень скоро, не взяла его в рот, потому что, прежде чем сделать это, она захотела еще раз сказать ему, что, если она что-нибудь понимает, а уж она-то в этом понимает очень хорошо, пусть он даже не сомневается, он будет королем, еще бы, доказательство тому было перед их глазами. И она настояла, чтобы он посмотрел на свой член, потому что нужно любить себя, чтобы тебя любили другие. Она описала ему его богатство по частям, похвалила его твердость, показала ему, как красивы набухшие от желания вены, толстый и крепкий ствол, голова, она так и сказала «голова», словно речь шла о ловком, Упрямом и удачливом человеке.
И после этого заявления он ощутил еще более приятную влажность губ и языка Манилы, которой не пришлось слишком усердствовать, потому что он тотчас же почувствовал, что жизнь покидает его. Это было совсем не страшно. По его телу прокатилась дрожь, и одновременно с тем, как что-то уходило из него, внутри его все вновь зарождалось.
Манила улыбнулась и подняла голову. Она высунула язык и велела ему попробовать на вкус его собственное наслаждение, чтобы он почувствовал, что сладость риса с молоком была у него не только во рту, но и во всем теле.
Это было только начало. С этого дня начались долгие ночные встречи с Манилой.
И многие другие встречи, потому что Мино понял, что Бог соединял в себе разные свойства, мужские и женские, и людей Он создал по своему образу и подобию на благо всем (включая его бедного племянника Оливеро, «извращенца», как он, Мино, беззлобно, даже любя, но безапелляционно его называл, когда хотел назвать вещи своими именами).
Но путь к Богу лежал не только через телесные удовольствия. Чем, например, была встреча с Сэмюелем О’Рифи, как не Божественным провидением?
Эта встреча состоялась в 1910 году, когда Мино только исполнилось восемнадцать, а мистеру, известному врачу, закончившему Нортвестернский университет, должно было исполниться сорок, и он начинал строить дом на безымянном пляже.
Мино еще помнил тот момент, когда светловолосый, высокий и элегантный мужчина появился на отцовском заводике, чтобы сделать дорогостоящий заказ на черепицу. Он приехал за рулем четырехцилиндрового «форда Т», который произвел настоящий фурор в захудалом районишке Марианао.
Скоро они привязались друг к другу, врач и юноша. Скоро юноша стал правой рукой врача. Мино восхищался американцем с самого начала по многим причинам. Его восхищало, что он был не только врачом, но и моряком и объехал полмира. Его восхищало, что он женат на такой странной, эксцентричной, нежной и прекрасной женщине, как Ребекка Лой. Его восхищали его истории о кубинской войне, что он воевал вместе со Стивеном Крейном и Шервудом Андерсоном. Его восхищало, что он поступил в ассистенты к врачу Уолтеру Риду для борьбы с желтой лихорадкой. И его восхищение было беспредельным, когда он узнал, что доктор был одним из трех врачей, вместе с Джессом Лейзером и Джеймсом Кэрроллом, которые дали себя укусить зараженному москиту вида Aedesaegypti. К счастью, умер только Лейзер.
И конечно же Мино видел в глубине светлых глаз доктора грусть, или меланхолию, понимание, мудрость, которые всегда есть в глазах тех, кто много жил и путешествовал и бывал близок к смерти.
В 1911 году, когда Руаль Амундсен добрался до Южного полюса, Мино переехал в дом на пляже, стал великолепным управляющим и доказал сам себе, что может быть серьезным и ответственным.
И так он стал гораздо более мужчиной, чем с помощью ловких рук и не менее ловкого языка Полицейской вдовы.
И там, в этом доме, в котором всегда бывало много американцев, он впервые услышал блюз и узнал, кто такие Бесси Смит, Луи Армстронг, Элмор Джеймс и Бинг Кросби.
И была в его жизни незабываемая январская ночь.
В январе ночи бывают, пожалуй, самыми прекрасными на Кубе и в любой другой точке мира, с глубоким, ясным и свежим небом, усыпанным звездами.
В ту январскую ночь Мино был в своей комнате, находившейся тогда как раз рядом с уборной, где сейчас укрывались корова и куры. В этой комнатке, где спустя годы стали держать сено для коровы, стояла кровать Мино и его шифоньер, и висели на стенах фотографии Бейба Рута, Теда Уильямса и Джо Ди Маджио, а также вырезанная из журнала 1913 года фотография великолепного бейсбольного поля «Альмендарес-Парка»
Мино раскладывал чистую одежду и услышал рояль, ноктюрны Шопена, которые он уже научился узнавать. Ему показалось, что этой ночью музыка звучит медленнее и серьезнее.
Когда он вышел из комнаты, сердце его билось как птица, как он любил говорить всякий раз, вспоминая ту ночь.
Это была она, Ребекка Лой, она сидела на стуле перед привезенным из Вены роялем марки «Безендорфер». Ничего необычного не было в том, что она взялась исполнять ноктюрны посреди тихой ночи у моря. Но у той ночи была одна особенность. Мино увидел обнаженное тело Ребекки Лой, белое, с красивыми формами, небольшой грудью, твердыми пухлыми розоватыми сосками, и восхитился слегка разведенными бедрами, маленькими босыми ногами, ловко нажимавшими на педали инструмента, и темным треугольником волос в паху, совсем не вяжущимся с ее белокурой ухоженной шевелюрой. Гостиную освещала только небольшая лампа со стеклянным абажуром в форме ракушки (от какого-то Лалика, говорил доктор), стоявшая на рояле. Поэтому на Ребекку падал прямой теплый свет, хотя казалось, что он наоборот исходит от ее обнаженного тела.
