Олег Гладов - Любовь Стратегического Назначения
Сейчас делают такие замечательные игрушки — просто загляденье. Дети стоят перед витринами часами, открыв рот и рассматривая сверкающие модели автомобилей, игрушечных младенцев (смотри, мама — он как живой!) и точно выполненные копии стрелкового оружия.
Все эти «DESERT EAGLE», «ТТ» и «Маузеры» в руках мальчишек, бегающих по коридорам школ, стройкам и улицам, выглядят как настоящие. Обладатели пластмассовых копий не упускают возможности устроить перестрелку в любом месте:
— Бдж-бдж! — орут они, мешая взрослым. Вот сейчас в большом «бистро» несколько сорванцов, поделившись на две группы, играют в интересную игру: «Бандиты ограбили банк, но тут приехали полицейские и бандиты не успели уехать и взяли заложников, и полицейские сейчас всех освободят».
Пока родители поглощают пищу и болтают, «бандиты» и «полицейские» уже по три раза успели перестрелять друг друга:
— Падай давай! Ты убит!
— Я в бронежилете!
— Ага! Хитренький! Бдж-бдж!!!
— Пфф-пфф! Ты давай падай!
— Не буду! Ты же не падаешь! Бдж-бдж!
Большинство столиков в этот час пусты. Посетители расположились по углам и два ряда в середине кафе — место игры. За самым дальним столом, отгородившись ширмой, сидят двое мужчин в чёрных костюмах и, не спеша, ужинают.
«Полицейские» начинают теснить «бандитов». «Бдж-бдж!!!» становится совсем уж несусветным. По проходу между рядами пустых столов, зажав своё оружие в руках и тяжело дыша, в дальний угол прибежал один из игроков.
Он остановился недалеко от столика серьёзных мужчин и приложил палец к губам:
— Тсс!
Мужчины понимающе ухмыльнулись, продолжая палочками отправлять в рот кусочки еды.
— Пацан, ты кто? — спросил один из них.
Мальчишка серьёзно посмотрел на них и нехотя ответил:
— Самурай.
Мужчины глянули друг на друга и хохотнули. Потом один спросил:
— Против кого воюешь?
— Против врагов, — ответил мальчишка.
Мужик хмыкнул и кивнул головой в сторону юного воина, обращаясь к товарищу:
— Смотри. Если бы не сказали, что кусок пластмассы, никогда не подумал бы.
Второй глянул на пистолет в руке сорванца:
— Да… «Беретта»… почти похоже…
— Глушитель, сразу видно, ненастоящий.
— Ага…
Они снова принялись за еду. Мальчишка подошёл на пару шагов ближе, встал совсем рядом со столиком и произнёс:
— Глушитель, как и пистолет, настоящие. Поэтому продолжайте держать руки так, чтобы я их видел.
В полутьме этого угла рассмотреть что-либо со стороны было трудно. Особенно если посетитель «бистро» сидит в скрытой от всех отдельной кабинке.
Один из мужиков перестал улыбаться и полез в карман за зубочисткой:
— Мальчик! Иди отсюда!
— Пиф-паф! — сказал мальчик, одновременно с каждым словом нажимая на курок.
И любитель поковыряться в зубах частично сполз под стол, предварительно забрызгав стену своими мозгами. Второй мужчина сделал движение рукой, но замер. Потому что ствол «Беретты» переместился на него.
— Сиди. И может быть останешься в живых, — проговорил мальчик спокойно. Но глаза его блестели очень странно. Никогда ещё тот, на которого сейчас было направлено оружие, не видел, чтобы человеческие глаза источали такой сумасшедший блеск.
Мой блеск.
Никто в «бистро» ничего не заметил. Потому что никто не мог смотреть сквозь ширму. Кроме меня. И когда Два сказал:
— Сейчас с тобой будут говорить, — мы с Миксой встали со своих мест и быстро прошли в отдельную кабинку.
* * *
Этот боец не был упрямым. Он просто испугался. Он понял, что мы и есть те, кто перелупил половину его «боевых товарищей».
Чтобы он окончательно поверил, что мы «те самые», я назвал ему имена всех убитых нами людей. Честно признался ему, что тех — троих в «мерседесе» — мы взорвали просто так. Для острастки. И как их звали — нам неизвестно. А тебя как зовут, милый?
— Кк-коля, — ответил милый.
— Хорошее русское имя, — сказал я, — ты же не стал брать себе мудацкое погоняло типа «годзиллы»?
Коля отрицательно помотал головой.
— Прикинь, — сказал я, — а некоторые берут и называют себя какой-нибудь Фудзиямой…
Коля вздрогнул.
— Где он?
Коля умоляюще смотрел на нас.
— Можно я выстрелю ему в колено? — спросила Микса.
* * *
Давно я не видел, чтобы она смеялась. Хороший смех. Искренний.
— Это правда? — спрашивает, отдышавшись.
— Что именно, Микса? — я тоже улыбаюсь.
Большой международный аэропорт. Мы сидим в баре на втором этаже и едим большую пиццу, запивая её сладким чаем.
— Я про «Pajero». Это правда?
— Да. Правда.
Она опять прыскает в ладошку.
Голос диспетчера объявляет прибывающие и убывающие рейсы. Люди за соседними столиками постоянно меняются.
— Представляю, если бы по Москве ездили автомобили с названием «Педераст»… — она помотала головой.
— Если бы знал, что тебя развеселит, то давно бы уже рассказал, — я накрыл её руку своей. Она внимательно проследил за этим жестом и перевела взгляд на меня.
— Ты ещё многое обо мне не знаешь, — сказала она.
— А нужно?
Она отклонилась к спинке стула, и её рука выскользнула из моей:
— Не знаю…
Два, пытающийся впихнуть в рот здоровенный кусок пиццы, скосил глаза в нашу сторону. Наконец он додумался, что целиком это проглотить не удастся. Откусил небольшой кусок. Стал жевать.
Микса посмотрела на часы:
— До регистрации ещё сорок пять минут.
Я посмотрел на свои:
— Сорок три…
— Если не будет задержки рейса.
— Ага…
Два, проглотивший наконец кусок, с шумом отхлебнул из своей чашки и повернулся ко мне:
— А что такое «синде морао»? — спросил вдруг он.
— «Синде морао»? — я посмотрел в глаза Миксе. — «Синде морао» на японском означает «извольте умереть». Так говорил обычно самурай, убивая своего врага.
* * *
— Лучше всех в этой части Вселенной я могу делать три вещи: никогда не прощать, Ненавидеть, Мстить, — перечисляя свои замечательные качества, я поочередно загибал пальцы левой руки, потому что в правой держал пистолет, направленный в лоб Фудзияме. Фудзи. Роману Петровичу.
Роман Петрович — чисто выбритый, респектабельный джентльмен с сединой, пробивающейся в волосах. Обычно в дорогих костюмах от «Валентино» и «Зенья». Сейчас — в тёмно-синем домашнем кимоно. Я застал его сидящим в кресле с чашкой чая в одной и газетой в другой руке. Когда я вошёл, он не поднимая глаз от колонки новостей, поинтересовался:
— Ну что, Влад, приготовил машину?
— Влад не готов, — сообщил я, прикрывая за собой дверь.
— В смысле? — Роман Петрович поставил чашку на стол и только потом поднял взгляд. И увидел меня.
— В смысле — готов, — сообщил я ему и демонстративно провёл ребром левой ладони по горлу. Чтобы у него не осталось сомнений о судьбе Влада.
Я подошёл к нему поближе, мельком глянул на стену, где в рамке висело шёлковое полотно с иероглифами.
— «Среди деревьев Сакура. Среди людей — самурай», — перевёл я текст.
— Ты знаешь японский? — спросил он.
— Я много чего знаю, — ответил я, — например, что ты убил моих друзей.
Я кивнул стволом в сторону дымящейся чашки:
— Ты пей чай… Пей… Это твой последний стакан в этой жизни.
Он попытался что-то сказать. Я прервал его взмахом руки:
— Можешь не тратить время. Я всё равно тебя убью.
Он взял чашку и отхлебнул горячую жидкость. Я краем глаза окинул помещение: шёлк с иероглифами на стенах, японские мечи, книги на полках.
— Это ты среди деревьев — Сакура? — спросил я. — Это ты, что ли, среди людей — Самурай?
— Послушай, Аспид! — вдруг заговорил он. — Что за чепуха! С чего это ты взял, что это я убил твоих?! Зачем мне это нужно?! Какие-то левые предъявы… Это же смешно!
— Да? — спросил я. — Почему же ты не смеешься?!
Он замолчал. И в этот момент скрипнула дверь за моей спиной. Я отвлёкся на полсекунды и этого хватило с лихвой: вошедшая Микса прямо с порога всадила ему три пули в живот.
— Что… — начал я и увидел в руке корчащегося в кресле Фудзи маленький пистолет.
Я быстро приблизился и выбил пушку у него из рук. А потом перевернул кресло так, чтобы он скатился на пол.
— Ты обещал спросить у него, — сказала Микса, глядя на Фудзи потемневшими зрачками. Я наклонился, заглянув в побледневшее лицо:
— За что ты убил моих людей? — спросил я.
И Кри. Мою любимую Кри.
Он промолчал. Понятное дело: три пули в пузе — не пряники. Я ткнул его в рану стволом:
— Ну?! За что ты убил их?!
Он захрипел, с ненавистью глядя на меня. И вдруг закашлялся, выплёвывая слова:
— Потому… что вы — ЗЛО! Вы — от Лукавого. То, что вы делали — это ЗЛО! ЗЛО!!! Вы — демоны!.. И мне… за смерть вашу — будет прощение!!! А ты… будешь гореть… в Аду… Вечно!!!
