Василий Аксенов - О, этот вьюноша летучий!
Картина выглядела следующим образом. Развороченный, искореженный желтенький «Фиат» колесами вверх лежал в кювете. Женщина, до пояса вывалившаяся из машины, была без движения. Мужчина стоял, обхватив столбик дорожного знака STOP, беззвучно открывал рот и дрожал. Трактор лежал на боку на полосе движения. Платформа, которую он тащил, перевернулась. В платформе, оказывается, были ящики с яйцами. Сейчас разбитые яйца усеивали асфальт, а среди них лежал, будто спал, длинноволосый тракторист.
Со всех сторон к месту катастрофы бежали люди, даже непонятно, откуда столько набралось в этот утренний пустынный час. Машины не проезжали мимо, все останавливались, водители и пассажиры выскакивали и неслись со всех ног – кто с видимым желанием оказать помощь, кто в ужасе, а кто, что греха таить, с простым живейшим любопытством.
Капитану Ермакову пришлось включить сирену, чтобы раздвинуть толпу.
Выскочив из «Волги», он закричал своим помощникам, примчавшимся уже на мотоциклах:
– Чеботарев, встречай «Скорую»! Мишин, Валько, организуйте движение на трассе! Чтоб ни одна машина не останавливалась! Начинайте опрос свидетелей! В темпе в совхоз за буксиром!
Еще через несколько секунд взвыла другая сирена, замелькали пульсирующие огни: прибыла реанимация.
Ермаков и медики, расталкивая толпу, пробились к «Фиату».
Врач бросился к женщине, поднял ее руку.
– Видите, товарищ капитан? Ее заклинило!
– Вижу! – гаркнул Ермаков и повернулся к толпе. – Эй, зрители! Нужна газорезка!
Двое-трое мужчин немедленно куда-то побежали.
– Чеботарев, пришла вторая «Cкорая»? – крикнул через головы Ермаков.
Лейтенант Чеботарев, стоя на подножке второй кареты «Cкорой помощи», размахивал жезлом и кричал: «Дайте дорогу! Отойдите от трактора!»
– Парнишка жив? – спросил Ермаков врача, наклонившегося над трактористом.
– Пока жив, – был ответ.
– Это Сашка Фофанов, – сказал кто-то в толпе.
– Из «Красного Луча»? – быстро спросил Ермаков.
– Ага.
– Так я и думал.
Он подошел к водителю «Фиата» и обнял его за плечи.
– Спокойно, спокойно, друг.
– Я все сделал правильно! – вдруг закричал потерпевший. – Я не виноват!
– Конечно, ты все правильно сделал, – мягко сказал Ермаков.
– Она жива? Жива ведь, правда?
Ермаков осторожно отворачивал пострадавшего от кювета, где начали уже работать газорезкой.
– Жива, жива, друг, не волнуйся…
– Да почему же так-то, почему же у меня-то вот так? – вдруг горячечно забормотал пострадавший. – Почему все люди нормально едут на юг, а я вот так-то?..
– Ты, друг, считай, что сто тысяч выиграл, – тихо говорил ему Ермаков, похлопывая по плечу. – Могли бы все уже быть в небесной канцелярии. Ты ловко из этого дела вывернулся. Ничего, ничего, все поправится, машину отремонтируешь, до юга доедешь. Тебе просто повезло. Ты в рубашке родился…
Следя за этой беседой, мы понимаем, что капитан Ермаков умеет успокаивать попавших в беду и знает, что такое посттравматический шок.
– Вы так считаете? Вы так думаете? – лепечет бедняга. – Могло быть хуже, да, капитан? Так, может, мы прямо сегодня и дальше поедем? Вера в порядке, машину отремонтируем…
– Да, да, конечно, поедете… отдохнешь немного, и поедете… Права у тебя, друг, давно?
– Уже месяц. Но мне все говорили, что у меня что-то есть особенное, какое-то чутье…
– Конечно, друг, ты ловко вывернулся. Из такой ситуации и летчик не вывернулся бы, а ты… Все четко…
Пострадавший облегченно вздохнул, тень улыбки промелькнула на его лице, и он потерял сознание.
Санитары положили его на носилки.
– Здесь ничего страшного. Просто шок, – сказал молоденький врач Ермакову.
– Понимаю, – хмуро ответил капитан.
Вся его моторность, сосредоточенная ловкая энергия куда-то исчезли. Когда увезли раненых, капитан Ермаков мгновенно как-то помрачнел, отяжелел, вроде вся жизнь ему не мила.
Милиция работала на месте происшествия, делала замеры, фотографировала, составляла акт, опрашивала свидетелей.
Дружинники вместе с добровольцами-шоферами налаживали буксировку разбитого трактора, чтобы восстановить на шоссе беспрепятственное движение.
Ермаков с дымящейся сигаретой в пальцах стоял как бы чуть в стороне от общей суеты и хотя продолжал отдавать распоряжения, но делал это без прежней стремительности, сквозь зубы, раздраженно…
Он выбросил сигарету и тут же закурил новую. В руках он крутил водительские права пострадавшего. Потом он молча передал права следователю, а сам стал внимательно рассматривать какие-то темные потеки на склоне шоссе, на которых отпечатался тормозной след злополучного автомобиля. Потом поднял голову и позвал Чеботарева.
– Лева, поехали на пост! Ребята, – сказал он остальным, – заканчивайте все это дело, а руины тащите на площадку.
Они мчались в патрульной «Волге» к посту. Чеботарев был за рулем, Ермаков, непрерывно куря, сидел сбоку.
Теперь мы можем подробно рассмотреть лица офицеров, особенно одного из наших главных героев капитана милиции Петра Ермакова.
Это человек лет 35–40. Чуть седоватые виски, резкие морщины, лицо узкое крепких, отчетливых очертаний: вообще во всем его облике есть элемент особой резкости, но это, скорее всего, не резкость характера, а нечто подобное резкости профессионального спортсмена, резкость человека, всей жизнью приученного к быстрым решениям.
Вот и сейчас в удрученном смутном состоянии капитана Ермакова угадывается ежеминутная готовность к любому виражу судьбы или дороги.
(На эту особенность облика и характера капитана следует обратить особое внимание будущему режиссеру. Особенность профессии: «прежде поступок, анализ потом» – не только откладывает отпечаток на его внешность, но и дает повод нашему герою для размышлений об «осознанном рефлексе», для работы его сознания.)
Младший лейтенант Лев Чеботарев – молод, черноус, розовощек, что-то в облике «гусарское». Ведя машину, он то и дело поглядывает на своего командира и, замечая его мрачность, сам начинает мрачнеть, хмуриться, что весьма не идет к его румяному лицу.
– Как ты думаешь, Лев, кто виноват в этом деле? – спрашивает, глядя в сторону, Ермаков.
– Ясно, Сашка Фофанов, пьяный дурак! – горячо восклицает Чеботарев. – Это ж надо – нажраться в такую рань.
– Виноваты следующие лица, – размеренно говорит Ермаков. – Директор консервного завода Лешец, инструктор автошколы Самохин, директор совхоза «Красный Луч» Челёдкин, буфетчица мотеля «Три богатыря» Синёва…
Он вдруг прерывает перечисление виновных, хватает микрофон и жутким металлическим голосом оглашает шоссе:
– Водитель автомашины ВАЗ-2103 под номером 41–26! Прижмитесь к бровке и остановитесь!
Перед нами перекресток, на котором и расположен пост ГАИ, современное и довольно красивое сооружение – стеклянная сфера, висящая на бетонной ноге.
Здесь довольно сложная система разъездов и несколько светофоров со стрелками. Основная дорога, шоссе европейского значения, назовем ее условно дорога Е-7. Эту дорогу пересекает трасса «Север – Юг», тоже широкая, с напряженным движением. Кроме того, от перекрестка отходит асфальтовая ветка к научному городу Цветограду. Шикарный монументальный гранитный указатель направлен в сторону этого города, чьи плоские крыши видны на горизонте среди зеленых кущ.
Уже начался новый грохочущий день перекрестка. Колонна пустых самосвалов выстроилась в ожидании стрелки на Цветоград. По Е-7 в обе стороны мелькают легковые машины. Прокатил грузовик-«мерседес» югославской фирмы «Ядран». На трассе «Север – Юг» скапливается перед красным светофором все больше машин.
Между тем «схваченный» Ермаковым «жигуленок», как две капли воды похожий на тот, что мы только что видели в кювете, и тоже желтенький, прижимается к бровке цветоградского шоссе и останавливается.
Из него вылезает, досадливо глядя на часы, раздраженно что-то бормоча, совершенно седой, но вполне молодой еще (лет 35±2) человек, научный сотрудник физического института Олег Прянников.
У водителей-любителей по отношению к милиции – ГАИ существует неизвестно откуда взявшееся, но вполне уже укоренившееся выражение шкодливого, но в то же время как бы и балованного ученика перед суровым, но в то же время и как бы добрым учителем.
Ермаков приблизился с каменным лицом – никакой поблажки. Притронулся к козырьку.
– Здравствуйте. Старший инспектор дорожного надзора капитан Ермаков. Позвольте ваши права.
– А в чем дело, товарищ капитан? Я, кажется, ничего… – с деланой веселостью начал «отбрехиваться» Прянников, но взглянул на лицо стража порядка, осекся и вытащил документы.
Ермаков открыл права.
– Вы, Олег Павлович, не включили правый сигнал поворота и, кроме того, пересекли сплошную линию.
– Торопился на стрелку проскочить, – пробормотал Прянников. – Сколько с меня?
