Раздолбай - Лим Юлия

– Эй, – негромко возмущаются и Яна, и Рома.

– А чего «эй»? Чего «эй»?!

– Федя, не нагнетай, – предупреждает Лариса.

– Нет уж, Лара. Дай мне закончить, – Федор поворачивается к дочери и берет ее ладонь. – Доченька, милая, я же для тебя стараюсь, для твоего будущего. Почему ты не нашла себе более подходящего парня? Почему именно Лисов? Ты же с детства знаешь, какой он.

– Да, я знаю. А вот ты, папочка, совершенно Ромку не знаешь! – Яна отдергивает руку. – Представь, как ему тяжело здесь находиться? Но он все равно пришел ради меня. Потому что он меня любит.

– Да не любит он тебя. Это просто гормоны. Ты у меня умница-красавица, такую себе каждый парень в школе хочет. И у всех только одно на уме. А мы с твоей мамой…

– Не впутывай меня в свои эгоистические речи, – холодно вставляет Лариса.

– …я не для того тебя растил, чтоб ты встречалась с отбросом.

Терпение Лисова лопается. Он опускает кошку на пол и резко встает, сжимая кулаки.

– Я же сказал, что докажу, что не отброс, – цедит он.

– Уже весна наступила, а ты еще ничего не доказал. Ты обыкновенный пустомеля, Лисов. И вор.

Федор берет Рому за шиворот и тащит в прихожую. Лисов позволяет ему сделать это, ведь стоит ему махнуть рукой, как полицейский покатится по полу. Федор, хоть и не при исполнении, обязательно обвинит его в нападении.

– Пап, не надо! – Яна порывается выйти за ними, но ее удерживает мать.

– Дай им по-мужски разобраться.

Федор отпускает Рому и указывает ему на дверь.

– Уходи. В моем доме не место ворам.

Лисов продевает ноги в кроссовки и берется за ручку. Стискивает ее так, что железо впивается в ладонь, и оборачивается.

– Знаете, я не удивлен, что в нашем городе полиция фигово работает, – гневно говорит он. – Я не крал ту жвачку, я просто забыл выложить ее из кармана на ленту. Мне было шесть!

– Все преступники так говорят, Лисов. Они никогда не признают свою вину.

Стиснув челюсть до скрипа зубов, Рома вылетает в подъезд и бежит по лестнице. Щеки и спина горят, в горле пересохло. Едва дотерпев до улицы, он пинает подъездную дверь, пока злость не исчезает, уступая место разочарованию в самом себе.

24. Демьян

В школе Демьян появляется все реже. Часами бродит по улицам, поднимается на крыши и наблюдает за закатным солнцем, кутаясь в толстовку и стягивая завязки капюшона. Тетради, некогда пестрые от записей, наполовину пустые, только поля до самого конца изрисованы кладбищенскими крестами.

Каждое воскресенье мать таскает его в церковь. Демьян ставит свечку, молится и, как только выходит за двери святой обители, чувствует разрастающуюся внутри пустоту.

С приходом весны люди избавляются от уродливых курток. Одноклассницы меняют длинные теплые юбки и штаны на симпатичные платья, комбинезоны и мини-юбки. В один из дней Демьян засматривается на Самару. Он лежит на скрещенных руках, и свет из окон будто сходится вокруг одной Ремизовой. Ее волосы, кожа и глаза будто сияют, настолько красивой и посвежевшей она выглядит. Слыша ее смех, Храмов прикрывает глаза.

Подловив ее перед спортзалом, Демьян отводит Самару в сторону. Горячая голова, тоска по ушедшим отношениям и минутная слабость заставляют его сказать:

– Вернись ко мне.

Он сжимает ее мозолистые из-за волейбола руки, подносит их к губам, целует костяшки пальцев. Самара хмыкает, но рук не отдергивает.

– И зачем мне к тебе возвращаться?

– Я дам тебе все что захочешь, – Демьян прислоняет ее спиной к стене и едва ощутимо касается губами шеи. – Я соскучился. Вернись ко мне.

– Тише, ковбой, – Самара выставляет колено ему между ног в качестве предупреждения. – Я выбрала Даниила и хочу дождаться его дембеля.

– Почему он? Почему не кто-то другой?

– Потому что он не ты, – она пожимает плечами. – Ты, скорее всего, считаешь меня сукой-изменщицей…

– Я так не считаю.

– …но между нами больше ничего не будет. Даниил – тот, с кем можно весело провести время. А еще он не хочет быть рядом двадцать четыре на семь, – Самара поглаживает Демьяна по щеке. Жест сожаления, в котором больше ласки, чем за все время их отношений. – Давай больше не будем поднимать эту тему. Мне было хорошо с тобой, но наше время ушло.

– Ремизова! Долго еще будешь зажиматься? Тренировка уже начинается! – кричит из зала тренер.

– Пока, Демьян, – Самара отворачивается и уходит в спортзал.

Храмов сползает по стене на пол. В унижении нет ничего страшного. Он привык ползать на коленях перед теми, кто ему небезразличен. Демьян накидывает на голову капюшон толстовки, утыкается лицом в колени и позволяет себе беззвучно выплакаться. Самара, его мечта, только что стала недостижимой.

После череды звонков, когда ноги затекают, Демьян разминается. Бродит туда-сюда, словно его дергает за нити кукловод, и размахивает локтями вправо-влево. Из мужской раздевалки вываливаются пацаны классом помладше, замирают, смотрят на него и, засмеявшись во весь голос, уходят.

Дверь на петлях болтается. Внутри больше никого. Храмов заходит, втягивая удушливый запах пота, и садится на лавку. Душа в школе нет, поэтому ученики могут лишь переодеться в чистую одежду и потеть в ней дальше. И чего его потянуло именно сюда?..

Со скрежетом распахивается дверца шкафчика. Перекосившаяся и местами проржавевшая, она плавно замедляется и наконец останавливается. Шкафчик Егора – пульсирует в мозгу. Храмов берется за дверцу. Прислонившись к ней лбом, Демьян закрывает глаза.

В младших классах большинство приходили сразу в спортивных костюмах. К средним классам у учеников прибавились пакеты и спортивные сумки с формой, и только несколько ребят никогда не носило повседневку. Демьян с Егором таскали злосчастную форму и переодевались. Они всегда выходили последними. Их даже как-то дразнили геями, но они не восприняли выкрики всерьез, и остальным позже надоело к ним лезть.

Однажды Егор пришел в школу в спортивной форме.

– А как же раздевалка, чел? – возмутился Демьян. – Я думал, у нас правила.

– Они иногда меняются, – ответил тот.

Тогда Демьян по привычке отмахнулся от очередной странности друга, а сейчас явно вспомнил боль в его взгляде. И стиснутые зубы, подмятые внутрь уголки губ. Нервозность. Но ведь Полосков никогда не говорил о своих проблемах, а значит, их не было… так тогда думал Храмов.

После физкультуры они с Самарой обнимались в коридоре.

– Ты не видела Егора?

– По-моему, он был в раздевалке.

– Че он там забыл? Он же сегодня без сменной одежды.

Самара пожала плечами.

– Жди тут, мы скоро придем, – поцеловав ее, Демьян побежал в спортзал.

Внутри было тихо: ни стуков мячей, ни свистка, ни зычного голоса физрука. Он уже собирался уйти, как услышал приглушенные удары. Пошел на звук и заглянул в раздевалку. Егор молотил по шкафчику рукой, сунутой в кроссовку с такой злобой, что дверь перекосилась и на поверхности осталась вмятина. Демьян отступил. Ему не хотелось оказаться на месте той двери…

Демьян закрывает дверцу, и она отворяется вновь. Так повторяется несколько раз, пока Храмов, разозлившись, с силой не захлопывает ее.

– Кто здесь шумит? – в раздевалку заглядывает физрук. – Храмов, ты когда на уроки явишься?

Не говоря ни слова, Демьян разворачивается и вылетает, задев плечом физрука.

Дома у Нели нестерпимо жарко. Батареи еще не отключили, и Храмов снимает толстовку, оставшись в белой застиранной футболке. Вещи ему давно не покупают, да и настроения выбирать новые у него нет. Сидя на кровати, он прижимается затылком к стене. Неля копошится рядом, что-то старательно вырезая.