Раздолбай - Лим Юлия

– Когда ты сможешь стоять на ногах, мы пойдем в парк, – говорит Демьян, разглядывая одеяло Нели. На нежно-сиреневом фоне летают овечки, сжимающие копытцами полумесяцы. Вид у овечек блаженный. Наверняка под таким одеялом исчезают все тревоги.

– Вообще-то я стою на ногах.

– Ты знаешь, о чем я, – Храмов встает и расхаживает по комнате, разминая мышцы.

Когда-то давно, целую вечность назад, шкафы и столы здесь казались огромными, а теперь он легко мог подойти и открыть дверцы, не боясь, что ему на голову что-то выпадет. Тем, кто не знал семью Ухтабовых, было невдомек, что у них всегда на поверхности чистота, но стоит копнуть глубже, как вещей оказывается слишком много. Он приоткрыл дверцу и убедился, что Неля до сих пор не умеет распределять место. Ему в руки выскальзывают стопка тетрадей и блокнот. Наклейки на нем старые, но клей настолько добротный, что они продержатся еще лет сто.

– Тебя мама не учила по чужим шкафам не лазить? – хмурится Неля.

– Нет, – Демьян открывает блокнот и видит аляпистые детские рисунки; то тут то там наклейки с персонажами из мультфильмов и аниме.

Они с Нелей часто смотрели мультики у нее дома. До того как он подружился с Егором, она была единственным человеком в его ограниченной детской вселенной, олицетворяющим собой веселье и радость.

– Слушай, Нель, – Демьян помахивает раскрытым блокнотом, привлекая ее внимание. – Я хочу тебя кое о чем попросить…

Он давно думал об этом, но не знал, как подвести к теме.

– Эта прическа просто ужасна, – говорит Неля. Демьян приподнимает бровь. – Ты что, сам стригся?

– Ну… да. Сам.

– А до этого ходил с длинными патлами, потому что… – она внимательно следит за его взглядом. – Потому что боялся стричься? Только не говори, что ты до сих пор не отошел от той дурацкой выходки Лисова.

– В смысле… ты знала, кто меня остриг, и ничего не сказала? – Демьян забрасывает блокнот обратно в шкаф и едва не хлопает дверцей.

– Да это очевидно. Никто другой в классе не стал бы до тебя докапываться. Так что, ты боишься стричься?

– Вообще-то… – почесав отрастающие на затылке волосы, Храмов вздыхает: – Да. Не то чтобы я боялся именно стричься. Меня просто корежит, когда вижу ножницы. Когда слышу этот мерзкий звук клацающих лезвий. Ух, – его передергивает.

– Знаешь, в честь праздника я сделаю тебе подарок, – Неля слабо похлопывает ладонью по кровати. – Возьми ножницы и садись. Прямо передо мной. Они на столе лежат, под бумагой где-то.

Демьян понятия не имеет, о каком празднике она говорит. Сглотнув, берет ножницы, отдает Неле и садится. Она вытаскивает из комода простыню с таким же принтом, как на одеяле, и аккуратно обвязывает вокруг шеи Демьяна.

– Не туго? – ее дыхание щекочет ему ухо.

– Нет.

Он старается не смотреть на нее, ведь она ходит в коротких спортивных шортах и майке без лифчика. Кровать рядом и позади него прогибается. Коленки Ухтабовой упираются ему в спину.

– Есть какие-то пожелания?

– Не отрежь мне ухо, – просит Храмов.

Неля принимается за дело. Ножницы клацают так быстро, что он жмурится и сжимает простыню, которой она его накрыла.

Когда-то они с Самарой встречались, целовались, нежились в кровати, а потом она усаживала его за стол и стригла. Ее поцелуи в щеку и дыхание с ароматом ментола заводили его. Он с трудом дожидался окончания стрижки, и они снова отправлялись в кровать. Тогда ему казалось, что Ремизова любит его, а сейчас он не знал, было ли между ними что-то на самом деле.

– Готово.

Неля бросает ножницы на кровать и елозит позади него, доставая что-то из ящика кровати.

– На, посмотри. Не понравится – пойдешь к профи.

Пока Храмов открывает зеркало, ее тощие треугольные локти упираются ему в плечи.

– Эй, больно же, – он оборачивается.

Глаза Ухтабовой чуть прикрыты, на губах самодовольная улыбка. Хоть она и не похожа на ту девочку, какую он привык видеть с детства, в ее мимике и жестах виднеется прежняя Неля. Демьян смотрится в зеркало. Слова застревают в горле.

– Сейчас, погоди, – Неля небрежно смахивает с его шеи опавшие локоны, потом ерошит ему волосы. – Вот, так лучше.

И утыкается подбородком ему в темя. Демьян видит в отражении ее веснушчатую кожу, тонкие губы и волосы, понемногу обретающие былой блеск. А под ними – прежнего себя. Мальчишку из далекого прошлого, который еще не боялся ножниц, дружил с Нелей и понятия не имел о существовании Самары.

– Здорово.

– Сарказмируешь?

– Нет. Правда здорово, Нель. Спасибо.

– Не благодари, – она забирается под одеяло. – Ты же помнишь, что обещал мне желания за каждый выпитый глоток супа? Я веду их подсчет, поэтому однажды ты будешь выполнять все, что мне вздумается. И для этого ты должен выглядеть нормально.

Демьян возвращает зеркало хозяйке. Хорошее настроение Нели – еще один признак поправки.

Весна

23. Рома

Едва снег начинает таять, Рома меняет тяжелую зимнюю куртку на оранжевую олимпийку. Ему больше нравится носить свитер поверх футболки и снимать его в любое время, чем потеть в теплой верхней одежде. С возгласом «долой шапку!» он отправляет в шкаф и ее.

– Ну наконец-то! – восклицает Яна, когда он выходит из автобуса на ее остановке. – У меня уже нос замерз.

Рома сгребает ее в объятия, склоняется и целует в покрасневший нос. Соболева хихикает. Федор запретил дочери встречаться с местным раздолбаем, но в школу она все равно ходит. А кто хочет общаться, тот всегда найдет способ обойти запреты. Ну и соцсети никто не отменял. Стоило «папочке» отобрать у Яны любимую игрушку – смартфон, – как она заревела в три ручья, и ему пришлось его вернуть.

– Ты ведь помнишь о планах на вечер? – строго спрашивает Яна, сжимая руку Ромы.

– Конечно.

– Ты же не сбежишь?

– Меня столько раз водили в полицейский участок, что я выработал иммунитет к крикам твоего отца.

– Вот и славно. Мои бывшие его боялись.

– Потому они и бывшие.

– Что-о? Ты даже не ревнуешь?

– А чего мне ревновать? Я тебе доверяю.

– О-о, это так мило, – Яна ухватила его за локоть. – Не зря я столько лет потратила, чтобы ты меня заметил.

После случая в парке они всюду ходили вместе, держась за руки. Даже в классе, сидя за партой. Их ладони практически не расставались. Со временем все привыкли к странной парочке и стали их подкалывать. Одноклассники общались с Лисовым так, будто не они полгода назад винили его в смерти Егора. Давление общества спало, теперь Роме предстояло испытать давление конкретной семьи. Мама не возражала против встреч с Яной, даже подыгрывала, отвечая на звонки Федора, что Яны у них дома нет.

Человеческий мозг склонен забывать плохие события. Поэтому стоило Роме с Яной рассказать, что классного руководителя ограбили, как все в классе приняли их сторону. Прежде Лисова никогда так не поддерживали, и он был благодарен за каждый рубль, вложенный в анонимный ящик. Взамен он пообещал никого не доставать, помогать, если понадобится, и обмолвился об участии в олимпиаде в следующем году. И его похвалили!

– Молодец, – коротко бросил Дархан, держа конверт. Из-под белой бумаги торчала рыжая купюра. Дархан наскоро запечатал его и положил в самый низ.

– Что ты ей написал? – поинтересовался Рома.

Кусаинов повел плечом и не ответил.

– Ты иди в класс, а я загляну в учительскую. Хочу поговорить с Людой Михалной, – говорит Лисов.

– А я уже так привыкла к теплу твоей руки, – Яна отпускает его. – Ладно уж, иди. Буду ждать на нашем месте, – она очерчивает сердечко в воздухе и подмигивает ему.

Лисов бросает ей воздушный поцелуй, как бейсбольный мяч, и уходит.

– Люда Михална на месте? – он заглядывает в учительскую.

– Нет, сегодня ее не будет, – отвечает завуч. – Лисов, подойди. Возьми вот это, – Михаил Сергеевич постукивает рукой по стопке распечаток.

– Что-то новое? – Рома просматривает листки один за другим.