Татьяна Соломатина - От мужского лица (сборник)
Там же работал и Машин сосед, живший с ней в одном доме, в соседней по этажу квартире — так раньше назывались номера. Его звали Математик, и он был её другом. Правда, у него был ещё друг в другом Городе, которого звали Философ. У Маши, кроме Математика, друзей не было. И в другом Городе она никого не знала. А о том, что там происходило, ей рассказывал Математик, которому, в свою очередь, рассказывал всё Философ…
Дело было в том, что люди, жившие в двух соседних Городах, говорили на одном языке, знали о существовании друг друга, многие были знакомы, но общаться они могли только по «телефону».
Надо сказать, что в те времена не было таких, как сейчас, универсальных систем коммуникаций — нельзя было не только передавать разные вещи на любые расстояния мгновенно, но даже видеть друг друга, если вдруг соскучился. Тогда ещё не придумали, как это делать. Можно было только услышать человека, находящегося далеко от тебя. Для этого и существовал «телефон» — прибор, без которого не обходился практически ни один человек. Каждый такой прибор имел свой номер и был соединён с «телефонами» других людей специальными проводами. «Телефоны» стояли везде — где люди жили, работали, и даже в тех местах, где они предположительно могли оказаться. Бесконечные провода опутывали Города и соединяли их друг с другом. Этот способ связи существовал так давно, что никто уже даже не помнил, кто его придумал и осуществил. Сами приборы совершенствовались, обновлялись, их делали более удобными и красивыми, а старые линии проводов, как древние подземные реки, несли во все уголки Земли горести и радости её жителей…
Так вот, как я уже говорила, жители обоих Городов могли разговаривать, делиться новостями, мыслями, но встретиться друг с другом у них не получалось. Существовал некий природный феномен, который современная наука того времени окрестила «Порочным кругом». Каждый, кто не только пытался добраться из своего Города до другого, но даже просто передвигался по собственным улицам, незаметно для себя и окружающих начинал двигаться по кругу. И если для жителей одного Города это было не так страшно, ибо они всегда, так или иначе, возвращались в свои дома, находя новые пути в лабиринтах дворов и переулков, то в случае, если кто-либо хотел попасть из одного Города в другой, — ситуация резко менялась. Как будто существовал некий невидимый барьер, разделявший жителей двух Городов. Тот, кто стремился преодолеть его, шёл в правильном направлении, рассчитывал свои силы, но… когда уже казалось, что трудности позади, цель близка и окраина соседнего Города явно просматривается в рассветной дымке, выяснялось, что человек вернулся назад — в свой Город…
И то ли память людей была недостаточно хороша, то ли воображение недостаточно развито, только они и представить себе не могли времена, когда всё было иначе. Но именно оттуда, из ещё более далёкого прошлого, о котором даже говорить сейчас трудно, таким неясным и непонятным оно кажется, именно оттуда и пришла легенда о Стене. О Стене, древней как сам Мир…»
— На этом месте мамин рассказ прервался. Это был первый из долгой череды таких вечеров, и поэтому я хорошо его помню до сих пор. Я долго не могла заснуть и всё думала: «Если в мире бывают такие чудеса, то о чём тогда может рассказать древняя легенда?! Такая древняя, что при одном взгляде на неё можно моментально состариться и умереть…» Вот такая я была чувствительная девочка. Тебе смешно?
— Нисколько. Тем более что ты, похоже, такой и осталась. — Маша внимательно посмотрела на меня, но промолчала.
— Давай-ка ещё по глоточку, — предложил я, немного смутившись от незнакомого доселе чувства. Я плеснул в стаканчики, и мы выпили.
— Странный какой-то выходит сюжет у этой истории, — сказал я через минуту. — Ты не находишь? Некоторую схожесть: стена — это барьер, барьер — это порог, порог — это…
— Если ты сейчас углубишься в рассуждения, — перебила меня Маша — то, зная твою любовь к созерцательному типу размышлений, можно предположить, что конец истории тебе придётся дослушивать уже дряхлым стариком.
— А ты? — Мне не удалось избежать ответной иронии.
— Я?! Ах ты, мерзавец! Разве ты не знаешь, что я буду вечно молодой! — Надо признать, ей удалось отвлечь меня от навязчивого желания порассуждать на тему совпадений. Я готов был слушать дальше.
Рассказ второй
— Так вот… Что хотела сказать принцесса? Принцесса хотела сказать, что её нисколечко не затруднит продолжить свой рассказ, если вредный дряхлый старикашка готов продолжить просто слушать. — Маша вопросительно посмотрела на меня.
— Старикашка готов.
— Вот и славно. Кстати, ты ничего не сказал по поводу «принцессы»! Ладно, я прощаю тебя. Просто так меня называла мама, когда хотела сказать что-то особенно важное. Она пыталась объяснить мне сначала, кто такие эти принцессы, но я не совсем понимала. Хотя кое-что, как мне теперь кажется, улавливала… — на секунду она задумалась. — Как ты считаешь, я Принцесса?
— Без сомнения.
— Значит, ты знаешь, кто они такие?
— Боюсь, что так же, как и ты, — на уровне ощущений. Но они подсказывают мне сейчас, что принцессы должны были быть в точности такие, как ты.
— Я всегда это знала! — В полумраке мне показалось, что Машино лицо засветилось. — Ведь совсем не главное знать что-то досконально, правда? Иногда можно просто довериться внутреннему чувству… Ладно, потом. А то я собьюсь… В общем, следующий день я провела, выдумывая истории одна страшней другой. Как я уже говорила, одно слово «древность» в моих фантазиях к вечеру превратилось во что-то совершенно недоступное моему разуму. Так что если мама по каким-то причинам не смогла бы рассказывать мне свою историю дальше, то я наверняка сошла бы с ума. Но ничего не приключилось, и вечером, свернувшись калачиком под одним с ней одеялом и закрыв глаза, я приготовилась слушать продолжение.
Странное, гипнотическое воздействие произвели на меня слова, с которых мама начала свой рассказ в тот вечер:
«“…никто и ничто, два из одного; не достигнет другого; будет вечною стена; но будет познана слабостью; и всё станет вновь; и змея проглотит свой хвост; и будет…” — гласило древнее пророчество, оставленное человеком, чья судьба осталась неизвестна.
Говорят, когда-то в одном из Городов была найдена книга, все поля которой были исписаны подобного рода текстами. А вместо подписи внизу каждой страницы, рядом с её номером, стояло: «Откровения Шута Горохового». Упоминание о Стене в одном из текстов заставило нашедших эту книгу людей более внимательно отнестись к записям. Все они были переписаны, истолкованы, но главным пророчеством всегда считалось именно это.
Правда, что означало словосочетание «шут гороховый», досконально истолковать так и не удалось. Поэтому со временем все стали говорить просто: «Пророчество Шута».
В трактовке современности смысл этого странного текста был переведён толкователями так: «Никто из жителей одного из двух Городов не достигнет другого. И пока будет Ветер — будет существовать и Стена. Пока слабые, но упорные усилия людей не приведут к познанию её природы. Так было и будет всегда, пока Спираль Вечности цикл за циклом поглощает саму себя».
Знай — всегда есть люди, склонные больше доверять древним легендам и пророчествам, нежели современной науке. Они и настаивали на том, что необходимо постижение Стены как философской категории. Как нематериальной сущности, оказывающей влияние на человеческие чувства — создавая иллюзии у людей, пытающихся преодолеть её. В результате чего человек, ведомый ложными представлениями, просто плутал, пропадая навсегда, или возвращался, влекомый инстинктом самосохранения, к исходной точке своего путешествия, то есть в СВОЙ Город. И так получилось, что в том Городе, где жил Философ — друг Математика, таких было большинство. И как-то так повелось издавна, между собой, сначала в шутку, а потом по привычке, люди называли его «Городом философов».
Философы считали науку кладбищем гипотез и утверждали, что Ветер влияет не только на физическую составляющую жизни людей, но и на ход их мыслей и чувств, в которых тоже наблюдались циклические процессы. И обыкновенные жители привыкли думать, что коварный Ветер — это Рок, а Стена — напоминание людям о пределах их возможностей.
А вот в Городе, где жила Маша и её друг Математик, большинство было уверено в том, что основная проблема — это невозможность произвести безупречные расчёты. Рождались всё новые теории о механике движения тел, производились бесконечные вычисления возможных траекторий, выдвигались гипотезы о завихрениях пространства, о «чёрных дырах» в материи и тому подобные. Так что нет ничего удивительного в том, что этот Город в народе именовали «Городом математиков». Его жители пребывали в уверенности, что рано или поздно удастся найти единственно безупречный действенный алгоритм, способный преодолеть Стену.
