Лучшие люди города - Кожевина Катерина

– Спасибо за доверие, Вань.

– Ну, я рад, что ты рада.

Лена выпила крепкого чая с мелко накрошенными яблоками и набрала номер. Шли долгие гудки. Потом трубку взял человек с молодым трескучим голосом.

– Геннадий?

– Вы куда звоните? Какому Геннадию?

Она хотела сказать, что Хлебовозу, но стушевалась.

– Извините… я, в общем, дом его случайно подожгла. Звоню предложить деньги на ремонт.

– А вы точно не с банка?

– Точно.

Было слышно, как мужик выдохнул.

– Ну я Геннадий.

– Вы скажите, сколько нужно.

– Даже не знаю… Такой урон. Невосполнимый. Во-первых, телевизор. Плазменный. – Лена, конечно, была пьяна, но никакого телевизора в доме не видела. – Во-вторых, ковер. Два ковра. На полу и на стенке. И обои все. Это я не говорю про шифоньер и про пуфики.

Список непомерно разрастался. К пуфикам добавились половики, подушки и занавески. Лена начала нервничать, что ее сбережений не хватит, чтобы покрыть все расходы.

– В общем, сумма немалая, девушка. Мне вас даже жалко.

– Сколько? – Лена съежилась и приготовилась услышать цифру с пятью нулями.

Геннадий явно сомневался. Пауза затянулась.

– Ну-у… 30 тысяч.

– Чего?

– Ну не гривен же. Рублей, конечно.

Вероятно, Геннадий даже не догадывался, сколько стоит хороший плазменный телевизор. Она перевела ему пятьдесят. С расчетом, что на народный праздник тоже хватит.

Лена думала, что теперь все время будет жить с мыслями про пожар, про людей с ведрами воды, про Генку Хлебовоза, но уже к утру даже не смогла вспомнить, как выглядели ее сгоревшие носки. Всю неделю звонили люди из района. Первым позвонил Сергеич из Уклов, сделал вид, что ничего не произошло. От них набралось больше всего желающих работать на стройке. Потом подтянулась Рябиновка, и даже шаман собрал пару десятков человек. Лена договаривалась, что-то подписывала, искала автобусы, сверяла списки, встречалась с бригадирами. Марина и Ирина стали приходить в офис вовремя, обед пришлось сократить с двух часов до получаса, чаепития и вовсе отменить. Бумаги шли как по конвейеру. Иногда заглядывал Антон, звал Лену в центр на обед, но она жевала на ходу булки, не хотела отрываться от работы, пока своими глазами не увидит, как новые строители берутся за дело. Один раз он даже принес ей в контейнере куриный суп и заставил съесть у него на глазах. Все это было мило, но не более того. Правда, Лена теперь стала чаще выглядывать из окна – как будто без всякой цели, но все же подмечая, на месте ли синий мотоцикл. Погода уже испортилась, но Антон приезжал на нем даже в дождь.

Глава 26

Про пожар Лена никому не говорила и сама о нем не вспоминала. Через неделю только ей приснилось, как она стоит там, на улице, совсем без одежды. А толпа вдруг сливается в огромного волка, который замер перед прыжком. И надо бы бежать, но она не может сдвинуться с места. Лена проснулась и почувствовала, что волосы слиплись на затылке от холодного пота.

Она встала, вышла на кухню, чтобы выпить молока, и не поверила своим глазам. Из-под раковины во все стороны хлестала вода. Лена схватила тряпку, попыталась зажать трубу, но это не имело смысла. Тряпка быстро намокла и противно хлюпала. На полу уже выросла грязная лужа. Где сейчас искать телефон ЖЭКа, она понятия не имела. Кому звонить – Ванькý? Пожалуй, хватит с него. Коляну? Его и так жена ночами не видит. Антону? Точно. Он ведь инженер какого-то там оборудования, наверняка с простой трубой справится. Лена вытерла пальцы о кухонное полотенце, набрала номер:

– Слушай, у меня трубу прорвало, можешь приехать?

– Э… ты фильмов немецких, что ли, насмотрелась на ночь?

– Антон, серьезно. Я скоро соседей залью. А они и без того буйные.

– Ладно-ладно, диктуй адрес. Сейчас достану свой разводной ключ.

Уже через пять минут Лена услышала бодрое рычание Дуси. Антон и правда держал в одной руке чемоданчик с инструментами, а во второй – бутылку вина.

Лена встретила его в домашних лосинах, с лохматой головой и мокрыми ногами.

– Я не понял, это что, всё правда, что ли? Думал, ты тут уже в чулках ходишь.

– Давай быстрее, синьор Марио, я уже все полотенца извела.

Ленина кухня выглядела жалко. На полу валялись тряпки, покрывала, полотенца, грязные футболки – все, что могло удержать воду. Антон полез под раковину и даже присвистнул.

– Да это же мой звездный час. Ради этой трубы все шесть лет на физтехе учился.

– Что, всё так плохо?

– Да нет, сейчас все будет. Открывай вино пока.

Он возился минут десять, промочил джинсы, случайно ударился головой и дверцу шкафчика, но труба покорилась. Они вместе вытерли пол и покидали грязные вещи в ванную.

– Ты, кстати, открыла вино?

– Нет, а надо?

– Конечно, мы ведь должны отметить мою сокрушительную победу над техногенной катастрофой.

Лена достала штопор, начала ковырять бутылку.

– О-о-о. Видно, что тебя всегда окружали мужчины, готовые споить. Ты не умеешь держать штопор. Давай сюда.

Они болтали о всякой ерунде. Антон рассказывал про Питер, а Лена – про Москву.

– Ну, у меня о столице первые воспоминания так себе. Я когда маленький был, мама притащила меня на Красную площадь. Мы отстояли два часа в очереди к дедушке Ленину. А потом курсант сказал мне перед входом, чтобы я вытащил руки из карманов. Типа, неуважительно.

– А я так никогда и не была в мавзолее. Надо сходить, пока не похоронили.

– А что, хотят?

– Конечно. Даже Кадыров говорит, что это «разумно и человечно».

Антон повернул винную бутылку и стал изучать этикетку. Кажется, ему стало скучно говорить про моральных авторитетов. Тогда Лена начала спрашивать его про детство. Отца он толком не видел, мать родила его в девятнадцать и довольно рано поняла, что он смышленый. И сам сможет взять от жизни больше, чем она ему даст, привязав к юбке.

– Так я и жил, как естествоиспытатель. Все пробовал сам, испытывал своим телом.

– Что – интересно?

– Ну, в детстве мы делали мечи из крапивы. И устраивали поединки. Бегаешь в трусах, пока все тело волдырями не покроется. На льдинах катались, в прорубь прыгали. Волосы на руках поджигали.

– Боже.

– Потом постарше стали, собирали с пацанами детали по помойкам, мотоциклы стали варить. Вот и понял, что хочу быть инженером. И стал. – Он подвинул свой стул еще ближе, так, что Лена разглядела желтые крапинки на радужке его глаз. – А ты кем хотела быть?

– Я хотела быть режиссером. В театре.

– Вау. Расскажешь?

– А чего тут рассказывать? Занималась в детской студии. Потом поняла, что умнее нашего худрука. Вообще-то исполнитель из меня так себе. Мне больше нравилось наблюдать и придумывать.

– А что дальше?

– А дальше началась взрослая жизнь. Я была все время чем-то очень занята. Думала, что еще немного – и обязательно соберусь поступать. В театральный или на какие-нибудь курсы.

– Не собралась?

– Нет. Несколько лет назад я пошла на спектакль Юрия Бутусова.

– О! «У причала рыбачил опоссум Андрей!»

– Это другой. Но неважно. Я сидела в зале. И когда все началось… Меня просто придавило. Понимаешь? Это было так тонко и так мощно. Я смотрела и думала, что никогда не смогу создать ничего подобного. Зачем этому миру я, если есть такие гении, как Бутусов? Стоит ли вообще начинать?

– По твоей логике Джоан Роулинг не стоило начинать «Гарри Поттера», потому что гениальный Толстой когда-то написал свою «Войну и мир». Но, если по-честному, «Гарри Поттер» принес в мою жизнь гораздо больше радости.

В этом она как раз не сомневалась.

– Конечно, массовая литература тоже имеет свою функцию. Но с точки зрения вечности…

Лена вдруг поймала себя на мысли, что говорит, как Лёша.

– С точки зрения вечности мы просто обезьяны, которые летают на куске металла. Мы все превратимся в пыль – и оба Бутусова, и ты, и я. И нам уже будет все равно, кто там что переоценит и чьим именем назовут улицу.