Лучшие люди города - Кожевина Катерина
Лена поцеловала мать в висок и с трудом оттянула подъездную дверь.
– Пойдем, конечно.
Глава 47
– Триста сорок три человека. – Она положила перед Корольковым отчет о «комплектации трудовыми резервами».
– Почему не пятьсот?
– Сейчас этого достаточно. Когда пойдут отделочные работы, тогда да, доберем до пятисот. – Лена говорила спокойно, разделяя слова паузами и глядя прямо перед собой. Она была готова ко всему. Увольнение – значит, увольнение.
Корольков двумя пальцами, едва скользнув глазами по тексту, перевернул несколько страниц отчета.
– Икру привезла?
– Привезла.
– Тогда с заданием справилась.
У Лены появилось желание встать и выйти. Прямо сейчас. Но она сдержалась.
– С 1-го займешь место Иголкиной, поздравляю. Успеешь за неделю принять дела?
– Конечно.
Он подошел к окну, давая понять, что встреча окончена. Но потом как будто опомнился:
– Кстати, с Крюковым мы завязали.
– Что?
– Ну, не будет там завода. На хрена нам бабки в землю зарывать? Вдруг опять тряханет?
Лена бессвязно залепетала:
– Но ведь есть современные технологии. Можно всё рассчитать.
– Технологии, может, и современные, но строители мышей не топчут.
– Но ведь можно проконтроли…
– Да в жопу. – Он наконец решил объяснить по-честному: – Мы просто передумали. У акционеров появился интерес на Ямале. Подумай, кого туда пошлем.
Она вышла из кабинета и отправилась вниз по лестнице с пятьдесят второго этажа. С каждой новой ступенькой ее наполняло ощущение горького облегчения. Не будет этого завода – ну и черт с ним. Скоро в Крюкове не останется и следа от вторжения москвичей. Сюда теперь не доберутся урбанисты, не застелют все живое плиткой. Кирпичи растащат, сваи будут торчать из-под земли, как пальцы мертвеца, а работники вернутся к дяде Паше. Город не превратится в новый Ливерпуль, порт будет гнить, а люди – уезжать. И только горстка школьников вспомнит, как Лена кормила их арбузом на Новый год, – да и на это мало надежды. Остров отдалялся от нее со скоростью света. А Москва, натянутая на раму горизонта, стремительно приближалась.
Антон пообещал прилететь через месяц. Всего лишь на выходные. Но и это казалось наградой. Когда-то на острове он задал вопрос, который показался ей глупым: «Скажи мне, из какого ты материала?» А теперь Лена знала ответ. Она – сосна. Из таких, как она, можно строить корабли. Сосна, ясное дело, не тонет. И может расти где попало, хоть на скале, хоть в песке. Вот только ни один уважающий себя мастер никогда не продаст вам стол из сосны. Любой промах ножом мимо тарелки, письмо, написанное от руки на тонкой бумаге, – все оставляет следы. Трещины, царапины, сколы. Даже солнечные лучи покрывают сосну желтыми пятнами. Крюков оставил на ней слишком много вмятин. И теперь, засыпая, она перебирала их в памяти. Пожар, как ее стошнило у всех на глазах, скрюченный Жека, мертвая рыба на ледяном катке, девчачья драка, земля уходит из-под ног, желтая куртка, страх, что Ким умрет, Ваня, Ваня, Ваня, болезненная нежность к детям, колотый асфальт у строительной площадки. И, конечно, Антон.
Каждый день она представляла себе встречу с ним, как повиснет на шее, покажет свой дом, познакомит с Макаром. Придумала миллион тем для разговоров. С момента их расставания ее выворачивало от тоски. Но, увидев его на пороге, она так разволновалась, что только сухо поцеловала, не разжимая губ. Антон тоже выглядел растерянным. В прихожей сразу снес плечом картину. В ее московской квартире он осторожничал, перемещался из комнаты в кухню, словно ходил по музею. Разглядывал постеры, фигурки, фотографии, книги. Короткая стрижка ему не то чтобы не шла, но превращала в совершенно другого человека.
– Садись, ну, чего ты.
Он повертел деревянный стул, который Лена купила на блошином рынке. С изогнутой спинкой, как у «Братьев Тонет». Пришлось вытащить из рукава пару заготовленных вопросов про дурацкий Казахстан. Антон говорил быстро, торопился заполнить паузы, смеялся невпопад. Потом спохватился и подарил ей палку конской колбасы. Лена налила вино и поставила пластинку.
Kings of convenience будто присели к ним за стол, перешептываясь и звеня бокалами. Антон прислушался.
– Что они поют?
– Тебе не нравится?
– Нет, я просто не понимаю.
– Ты на серфе пересекаешь океан, а я лодка, которая тащится сзади. Ты балерина, которая танцует на цыпочках. А я танцор кордебалета. Я никогда не мог бы принадлежать тебе.
– Очень странный текст.
– А по-моему, хороший.
Ночью Лена не могла уснуть. Они снова лежали рядом. Но в Крюкове ей было достаточно протянуть руку – и они становились одним целым. А сейчас нужно скатиться на пол, обогнуть землю, и, может быть, тогда она доберется, дотянется до него – человека, лежащего с той стороны кровати. Глава 48
Приближался юбилей альма-матер. Лена две недели ходила по магазинам, выбирала платье для парада тщеславия. И непременно из новой коллекции. Остановилась на бежевом шелковом Max Mara. Отличный подарок самой себе с первой директорской зарплаты. И к этому образу, естественно, нужна сумочка. Самая лучшая. Пусть она будет в два раза дороже платья. Или в три. Несколько раз примеряла наряд перед зеркалом.
– Ну что, Макар, как я тебе?
Кот вылизывал пятки тут же в коридоре, ему было плевать.
– Вот всегда так. Никакой от тебя помощи.
Надо подготовить речь. Как бы невзначай бросить, что она стала топ-менеджером в тридцать и что у нее есть свой водитель – «ха-ха, но в пробках все равно приходится стоять». Но потом… конечно! Ее наверняка начнут жалеть – карьеристка и старая дева. Нужен спутник. Солидный и нестарый. Эжен отлично справится, будет молча весь вечер пожирать ее глазами, не сболтнет лишнего. Пора напомнить ему про должок.
В назначенный день Лена велела Эжену приехать к шести на арендованном авто. Поправила эффектный макияж и вышла из дома. Во дворе копошилась жизнь. Таджики гоняли мяч на площадке, который со звоном бился о железную клетку. Один из них работал дворником и прятал коврик для молитв за почтовые ящики. Рядом с песочницей на лавке расселась компания пацанов. Ничего особенного в них не было – в обычных джинсовых куртках и темных толстовках, кроссовки-«утюги» на тощих ногах. Они пытались дергать струны и петь «Гражданскую оборону». Из окон то и дело выглядывали бабки и угрожали, что вызовут полицию. Но пацаны продолжали наяривать «Все идет по плану» и ржать. Надо же, знают классику. Не какой-нибудь там Моргенштерн. Она перешагнула бордюр и тут же провалилась шпильками в газон. Разозлилась. Сняла дорогущие туфли и кинула их на асфальт. Тут же испугалась странному импульсу, но запретила себе думать. Никаких лишних рефлексий – что сделано, то сделано. Лена дошла босиком до скамейки и уставилась на пацанов. Они притихли и уставились в ответ на босую женщину с безумным взглядом.
– Дайте сюда свою гитару. Кое-что покажу.
Лена взяла в руки инструмент, с которым не управлялась лет десять. Но пальцы помнили всё. Она села на спинку лавочки и зацепила гвоздем платье. Но панкам нет дела до дырок на одежде. Когда Эжен вкатил во двор на «Порше Кайен», Лена вместе с новыми друзьями орала, надрывая горло: «Я всегда буду против! Я всегда буду против!»
Утром она проснулась по будильнику. Нужно составить должностные инструкции для своего департамента. Хорошо бы успеть до конца квартала.