Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
Кажется, дядюшка уже начинал утрачивать способность к удивлению. Во всяком случае, подойдя к лампе и подняв ее высоко, чтобы лучше разглядеть молодого человека, он лишь мрачно усмехнулся, а потом, не говоря ни слова, завалился, как был в брюках, поверх одеяла на свою койку и закрыл глаза, показывая, что не намерен более впутываться ни во что.
— Дядя Миша, — несколько даже жалобно произнес Пирошников, нисколько не желая дядюшке зла, а лишь еще раз проверяя себя. — Сколько было этих… статуй?
Дядюшка безмолвствовал. Потом он внезапно вскочил и уставился на фигуры. Подбежав к вновь появившейся, дядюшка вдруг с силою толкнул ее ногой, отчего та упала и раскололась в самом узком месте, которое на самом деле было не столь уж и узким, короче говоря, в талии. Нижняя часть, неловко переваливаясь, откатилась к стене, а верхняя, грохнувшись, застыла неподвижно на полу, упираясь в него твердыми гипсовыми грудями.
— Вот так тебя! — прорычал кровожадный дядюшка, но успокоился мгновенно, после чего вернулся к постели и, на этот раз раздевшись, залез под одеяло.
Наш герой, восприняв террористическую акцию родственника как естественный и вполне извинительный выход эмоций, восприняв даже с радостью за дядюшкин рассудок, который мог и повредиться, не дай дядюшка плотине прорваться, погасил свет и тоже вернулся на свое место.
За окном чуть посветлело, что указывало на раннее утро. Последним штрихом в событиях беспокойной ночи стало появление в дверях Наденьки, которая, вероятно, была разбужена упавшей фигурой. Заглянув в комнату, Наденька спросила:
— Что тут у вас?
— Ничего, племяшка, спи! — ответил дядюшка. — Утро вечера мудренее!
«Ну-ну, — подумал наш герой, — ну-ну!..» Удивительно, что народная мудрость, высказанная дядюшкой, видимо, каким-то образом успокаивала последнего и закаляла его в борьбе против обстоятельств. Мол, придет утро — и все развеется, как с белых яблонь дым. Молодой же человек так и уснул, сильно сомневающимся в предполагаемых преимуществах утра перед вечером, ибо помнил уже одно такое утро, случившееся совсем недавно; впрочем, уснул он на этот раз крепко и окончательно.
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Ах, какое было утро!.. Может, прав дядюшка? Да, наверное, он прав — Пирошников проснулся умиротворенным и со спокойной душой, которую не смогли растревожить воспоминания о вчерашнем дне, хотя они и промелькнули сразу же по пробуждении. Сквозь грязноватые стекла окна на стену падал солнечный свет, по чему наш герой догадался, что час уже не ранний. Он потянулся в постели, как когда-то, как в детстве, и улыбнулся дядюшке, который, уже заправив свою койку, занимался неторопливой утренней гимнастикой. Используя бюст расколотой накануне им же фигуры как подставку, дядюшка в данный момент отжимался от нее на руках, глубоко и ровно дыша.
Сама собою у Пирошникова появилась мысль, посещавшая его и ранее, кстати, довольно-таки часто. Я имею в виду мысль о новой жизни. Начать новую жизнь!.. Кто не мечтал об этом, в особенности после жизненных неудач, когда идет все как-то вкось и вкривь, а главное — сплошным потоком, где смешиваются и радости, и горести, и разговоры, и мелкие повседневные дела, и скорбь вселенская по поводу каких-нибудь самых обыкновенных бытовых неурядиц, а в результате что? В результате лишь суета, милый читатель, от которой можно избавиться, как кажется, только начав с понедельника Новую Жизнь, в которой все, ну решительно все будет не так.
Справедливости ради следует сказать, что была суббота. Следовательно, вчерашний день, столь пространно описанный автором на предыдущих страницах, был пятницей. Но это роли не играет. В конце концов, новую жизнь можно начать и с субботы, лишь бы к тому были необходимые предпосылки. А они у Пирошникова имелись в наличии. Перечисляю: запутанные обстоятельства, недовольство собою (да что там недовольство! Прямо-таки отвращение!) и вырванность, если так можно выразиться, из привычной среды, произошедшая, правда, не по его воле. Вполне достаточно для новой жизни.
Новая жизнь начинается с того, что надобно мыться и побриться гладко. И еще нужно делать движения решительные и точные, чтобы себе самому казаться деловым. Поэтому наш герой, откинув одеяло элегантным жестом, вскочил с постели и принялся одеваться. Конечно, начинать новую жизнь надо было бы в чистой одежде, но что делать? Майка, рубашка, носки — все это было так себе, не слишком новым и далеко не чистым. Но Пирошников не дал воли подобным мыслям, чтобы не сбить настроение. Он сделал даже несколько резких взмахов руками, изображая гимнастику, так что дядюшка покосился на него, приседая в это время.
Распахнулась дверь, и весьма кстати появилась Наденька в том же халатике, что и вчера утром. Она приветливо, совсем как родному, улыбнулась Пирошникову, тем самым незаметно подкрепляя идею новой жизни. Поздоровавшись с ним и с дядюшкой, Наденька предложила провести их в ванную комнату и показать, где мыться и каким полотенцем вытереться.
— У вас есть бритва? — вежливо спросил Пирошников дядюшку. — Мне необходимо побриться.
Дядя Миша столь же корректно выразился в том смысле, что бритва есть и он предоставит возможность ею воспользоваться. Никаких вопросов о вчерашнем, никаких замечаний о ночных событиях, ничего! Новая жизнь начиналась истинно по-джентльменски. Пирошников даже подумал несколько наивно, что вот и дядюшка начинает новую жизнь, и Наденька тоже… Впрочем, может быть, так оно и было.
Наденька, проводив их и дав указания, скрылась. Ванная комната оказалась просторной, так что дядюшка с Пирошниковым не мешали друг другу. Пока один мылся, другой скоблил подбородок, и наоборот. Пирошников, чтобы отрезать себе пути отступления к старой жизни, вымыл голову и с удовольствием причесался на пробор. Когда он выходил из ванной, гладкий и сияющий, как яблоко сорта «джонатан» венгерского производства, из своей комнаты выплыла соседка Лариса Павловна, с голосом которой наш герой имел уже честь познакомиться ночью. Она была, как и Наденька, в халате, правда другого качества: стеганом, синтетическом каком-то и розового цвета. Росту Лариса Павловна была небольшого, а комплекцией напоминала гипсовую скульптуру, столь неосторожно расколотую дядюшкой. Но это не более чем совпадение, как мне кажется. Черты Ларисы Павловны были очень милы, но они, как и вся ее фигура, вызывали сразу же в голове какие-то такие мысли, которые и передать-то стыдно. Чувственные какие-то мысли, будь они неладны! На вид Ларисе Павловне было тридцать, и, несмотря на утренний час, была она, как говорится, в форме, то есть успела уже причесаться и наложить нужную косметику.
