Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
Именно тут начинаются мои затруднения в описании завершающего, так сказать, отрезка ночи. Дело в том, что во время оного имел место еще один странный довольно-таки эпизод, но вот приснился он нашему герою или произошел в действительности, сказать точно я не могу. Поэтому мне придется целиком довериться восприятию Пирошникова и передать его так, как увидел молодой человек. Вполне возможно, что сон и явь здесь перепутаны, однако все по порядку.
Пирошников осуществил прикосновение к своей ноге и тотчас услышал шепот: «А! Черт! Здесь кто-то есть!» — а вслед за тем тихий и долгий смех женщины, который показался Пирошникову пьяным смехом. Высунув нос из-под одеяла, он и вправду обнаружил в комнате запах винного перегара и постороннее движение, которое совершалось в абсолютной тишине, не нарушаемой, как прежде, дядюшкиным храпом. Раздались какие-то шаги, потом что-то тяжело и мягко упало, по всей вероятности, опрокинулся дядюшкин стул с одеждой, на что последовало ругательство. Затем на фоне слабо светящегося окна наш герой увидел пришельцев — высокого человека в шапке пирожком и женщину, которую тот держал за плечи. Фигуры стояли несколько нетвердо, мужчина положил голову на плечо подруги и что-то шептал ей, а затем, поспешно сняв с себя пальто, широким жестом кинул его на пол тут же под окном. Сбросив с головы и шапку, он, видимо, занялся одеждой женщины, поскольку Пирошников заметил некоторую борьбу; даже сопение и отдельные междометия донеслись до его кровати. Парень (достаточно молодой, как определил по некоторым признакам наш герой, и движениями напоминавший самого Пирошникова) притянул женщину за шею к себе и принялся целовать ее в лицо, не забывая, впрочем, стаскивать с нее пальто, которое вскорости бесшумно упало вниз. Однако это не удовлетворило ночного посетителя, и он продолжал лихорадочные действия, в результате которых через некоторое время во мраке комнаты блеснули белые плечи женщины, а потом и вся она высветилась бледным пятном. Притаившийся Пирошников заметил, что на последних этапах этого разоблачения женщина активно помогала парню, расстегивая труднодоступные пуговицы. Покончив с ними, она опустилась на брошенную одежду и скрылась из глаз Пирошникова, а парень, попутно успевший сдернуть и с себя кое-что, тоже нырнул под обрез подоконника, сделавшись невидим.
Однако!.. Сердце Пирошникова стучало, казалось, на всю комнату, ему вдруг мучительно стыдно сделалось собственного любопытства и волнения, а также того, что не может он с ними справиться, как полагалось бы человеку интеллигентному. Но главное даже не в этом. В тот момент, когда пришедший молодой человек скрылся из глаз, провалившись под окно, наш герой ощутил спиною обжигающее прикосновение ребер батареи отопления, и это телесное воспоминание разом восстановило в памяти точно такой же эпизод, произошедший с ним самим когда-то. Сейчас он не мог с уверенностью вспомнить ни квартиры, где это происходило, ни лица женщины, которая с ним тогда была, ни даже ее имени, но этот ожог, и неразбериха тряпок на полу, и жесткие половицы, и прерывистое дыхание, и стыд, смешанный с удовольствием, — все это всплыло с поразительной отчетливостью и заставило нашего героя, посмотревшего теперь со стороны на подобную сцену, спрятаться с головою под одеяло, чтобы не слышать происходящего под окном.
В другое время и при других обстоятельствах он отнесся бы к этому спокойнее и даже с иронией, но сегодня, доведенный до отчаянья лестницей и совсем недавно испытавший прикосновение истинной, как ему показалось, любви, наш герой, забыв о тех двоих, барахтающихся в тряпках под окном, вспоминал тот случай и другие похожие случаи — вспоминал с очевидной потребностью любить и со столь же очевидной ненавистью к своему прошлому, довольствовавшемуся дешевыми заменителями.
Здесь увидел он и лицо бывшей своей возлюбленной Тани таким, как представилось оно в последнем его сне, а увидев его, он, кажется, впервые понял, что и там, и там не было того, к чему он стремился. Мелькнула на миг и Наташа, и еще бог знает что закружилось в голове, пока мысли нашего героя не были остановлены знакомым и почти родственным уже возгласом дядюшки:
— Вот тебе и раз! Володя, ты, что ли?
Пирошников высунул нос наружу и увидал дядюшку, стоящего босиком в трусах над зажженной лампой с видом донельзя ошеломленным. Дядюшка растерянно взирал на новых людей, которых наш герой из своего укрытия сейчас не видел.
— Погаси свет, слышишь ты, чайник! — раздался из-под окна шипящий и с ненавистью шепот. — Ну, быстро!
Дядюшка поспешно нагнулся к лампе и восстановил статус-кво. Потом он, потоптавшись, судя по звуку, на месте, вернулся к своей раскладушке и осторожно сел, стараясь не скрипеть. Последовала пауза, после которой дядюшка не выдержал:
— Что же это такое, а? Владимир?
— Ну чего пристал? Я тебя не знаю, ты меня не знаешь. И помещение не твое, — отозвался голос уже в более умеренных тонах.
— Как так? — заволновался дядюшка и заерзал по кровати. — Как так — не знаю? Ты что говоришь?
Пирошников, желая предупредить ошибку, приподнялся на кровати и произнес в темноту:
— Дядя Миша, я здесь. Оставьте их в покое.
Собеседники примолкли, соображая, что к чему. Первой ожила женщина, которая вполголоса, но так, что было слышно, стала торопить парня уйти. Вновь послышалась возня, замелькали руки, облачающие женщину в одежды, парень тоже одевался, что-то зло бормоча, наконец обе фигуры опять возникли на фоне окна, уже одетые.
— Владимир, ты где? — позвал ничего не понимающий дядюшка.
— Что тебе нужно? — отозвался парень у окна. (И голос, голос был похож!) — Ну здесь я. Мы еще разберемся, чего вы в чужой комнате ошиваетесь.
— А что она, твоя? — перешел в наступление дядюшка.
— Ну, не моя. И не ваша.
— Пойдем! — потянула женщина парня.
— Куда ж мы сейчас пойдем?
— На лестнице хочешь ночевать? Псих чертов… Возись тут с тобой, — забормотал дядюшка, звякая брючным ремнем. По всей вероятности, он тоже одевался.
— Не ваше дело, — огрызнулся парень. Он поискал что-то на полу, еще раз чертыхнулся и прошел со своею спутницей к выходу, миновав обе кровати. Дверь в комнату открылась, и все, включая дядюшку, растворились в темноте. Пирошников услышал еще какие-то вполголоса препирательства, потом и они смолкли, переместившись за пределы квартиры, на лестницу. Наш герой представил ее сейчас, безмолвную, и не позавидовал тем двоим, которым предстояло спускаться вниз. Он встал с кровати, нащупал лампу и включил ее. Когда глаза привыкли к свету, молодой человек, осмотревшись, к удивлению своему обнаружил у окна новый предмет. Это была еще одна гипсовая статуя, почти такая же, как и первая, закрытая сейчас одеждой Пирошникова, разве что не столь потертая. Наш герой осторожно подошел к этой новой фигуре и провел пальцами по гипсовым плечам. Обрубок никак не напоминал античную статую, а скорее был выполнен в духе Майоля, французского скульптора, о котором Пирошников слыхал и даже видел однажды его альбом. Формы были округлы и массивны, а благодаря отсутствию головы и конечностей статуя представлялась сплошным монолитом, по виду весьма тяжелым. Как она попала сюда? Принесли ее ночные посетители? Зачем? Вот такие примерно вопросы встревожили нашего героя, причем ответ мог быть только один: статуя прибыла вместе с гостями и была ими оставлена. Обратив взгляд на пол, Пирошников обнаружил под батареей отопления нечто пестрое, а подняв, увидел, что это галстук. За осмысливанием происшедшего нашего героя застал дядюшка, вернувшийся обратно в брюках и майке.
