Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
А что же комната? Кроме двух раскладных кроватей — одной, стоявшей у стены с взбитой на ней постелью, и другой, принесенной и развернутой дядюшкой, — в комнате находилась лишь гипсовая скульптура, изображавшая часть обнаженной женской фигуры от колен до шеи и без рук. Обрубок этот стоял в углу, валялись на подоконнике куски гипса неправильной формы, а на стене висел большой карандашный рисунок того же самого обрубка, выполненный в манере не вполне реалистической, но узнать было можно. По всей видимости, в комнате была когда-то мастерская художника, но судя по изрядному слою пыли на полу, которая хорошо была заметна под лампой, человеческая нога не ступала здесь уже давненько.
Наш герой, все еще пребывавший в задумчивости, достиг своей раскладушки и меланхолично начал раздеваться. Сняв с себя верхнюю одежду, он огляделся, соображая, куда бы ее деть, а потом, подошедши к обрубку, бесцеремонно навалил свой гардероб на гипсовые плечи фигуры. Тут же рядом положил он и носки, которые, как уже упоминалось, были не первой свежести да еще с дыркой, отчего наш молодой человек с отвращением на них взглянул, а затем пошлепал босыми ногами к постели, ощущая ступнями мелкий сор на полу, который он стряхнул, прежде чем забраться под одеяло. Наденька, осветившая комнату, больше не появлялась, дядя Миша раздобыл где-то постельные принадлежности и не торопясь располагал их на койке; мир и тишина воцарялись в доме.
Уже раздевшись, дядюшка заметил, что Владимир опередил его в части размещения одежды. Он недовольно крякнул и, опасливо выглянув в коридор, куда-то отправился, а через минуту вернулся со стулом. Пирошников, лежа на боку, безучастно наблюдал, как дядюшка в огромных синих трусах и красной почему-то майке, похожий на ветерана футбола, подошел к стоящей на полу лампе и большим пальцем ноги, чтобы не наклоняться, нажал на кнопку выключателя. Жест этот развеселил нашего героя, он даже почувствовал кратковременный прилив нежности к дядюшке, а последний поскрипел в тишине пружинами и затих.
Впрочем, тишина воцарилась ненадолго. Дядюшка снова заворочался, а потом позвал шепотом:
— Володя! Спишь, что ли?
— Нет, — нехотя отозвался наш герой.
— Тут, видишь, какая петрушка. Комната, знаешь-то, чья?.. Это Наденькиной соседки комната, только еще неоформленная. Она за нее воюет в жилотделе, чтобы старуху здесь прописать…
— Анну Кондратьевну? — спросил Пирошников, чтобы обозначить свое участие в разговоре.
— Ну! Она ж ее мать, этой… Не помню, как ее Надюшка называла. Вот что я думаю, как бы она нас не турнула отсюда, если придет.
— А бабка-то разрешила? — опять спросил Пирошников, удивляясь в душе, как мало взволновало его дядюшкино сообщение.
— Старуха-то? Да! Ей, говорит, на кухне привычней… Я чую, соседка — дама такая… Ты женат, нет? — спросил дядюшка без всякого перехода.
— Нет, — отрезал Владимир. — Давайте спать.
— Спать, так спать, — согласился дядюшка. — Ты, главное, не волнуйся. Все будет в порядке, вот увидишь.
Пирошников повернулся к стене и уже минуты через три услышал, что дядюшкино посапывание начинает переходить в храп. Сначала храп то и дело срывался, но потом, после затяжного и мощного периода, установился окончательно, все более и более нервируя Пирошникова. Наш герой залез с головой под одеяло, но эффекта не добился. Раздосадованный, он сел на кровати и с ненавистью посмотрел в дядюшкину сторону. «Вот черт, — подумал Пирошников, — нигде нет покоя!» Он осторожно добрался до гипсовой фигуры, сунул голые ступни в ботинки и ощупью нашел в кармане пиджака сигареты. Кляня дядюшку, молодой человек вышел в коридор, где была тьма кромешная; выставив вперед руки, добрался до старухина комода и уселся на нем, предварительно сдвинув кружевную накидку. Здесь дядюшкин храп был почти не слышен. Пирошников закурил. На миг пламя спички осветило коридор, качнуло длинными тенями и погасло. Теперь лишь красный огонек сигареты освещал пальцы Пирошникова, когда тот затягивался.
О чем думал молодой человек, сидя в коммунальном коридоре, трудно сказать. Я полагаю, никакого четкого направления мыслей у него не было. Так, неясное брожение и вспышки воспоминаний. Да и это вскорости было прервано каким-то подозрительным шумом; раздались глухие голоса, и Пирошников услышал, как в замочной скважине входной двери поворачивается ключ. Наш герой мигом потушил сигарету об комод и собрался уже бежать к своему ложу, как вдруг лязгнула дверная цепочка и женский голос за дверью раздраженно произнес: «Опять! Ну ладно же!» Пирошников понял, что дверь замкнута на цепочку и женщина не может войти в квартиру, хотя и имеет ключ. Он спрыгнул с комода и намеревался уже, несмотря на свой ночной вид, снять цепочку, но тут рядом с ним что-то прошелестело, так что он отпрянул и прижался к стене, что-то звякнуло, скрипнуло, и Пирошников сообразил, что дверь открыла бабка Нюра.
— Сколько раз я тебе говорила! — прошипел тот же голос. — Совсем из ума выжила! Что же ты, не знала, что меня еще нет?
— Запамятовала, ох, запамятовала, — виновато бормотала старушка, а какой-то мужской, удивительно знакомый Пирошникову голос прошептал:
— Лара, пожалуйста, тише. Я не хочу…
— Накурено, как в кабаке. Что тут происходит? — опять сказала женщина.
— Гости, гости… — отвечала бабка, отодвигаясь, чтобы пропустить пришедших, и едва не касаясь Пирошникова, который не дыша распластался по стене и с ужасом ожидал своего обнаружения.
— Что за гости? — раздраженно спросила женщина.
— Я же тебе говорил, — мягко ответил мужчина. — Завтра ты его увидишь.
— Ты уверен, что он еще здесь?
— Что за вопрос? Конечно… Ну пойдем. Может проснуться она.
Пирошников, несмотря на полную темноту, почувствовал, что при последних словах мужчины, в котором наш герой узнал уже бывшего Наденькиного мужа Георгия Романовича, имевшего с ним сегодня беседу… да! при последних его словах женщина вздернула плечо и скривила рот. Видимо, слишком близко к нему находилась женщина, так что даже запах ее волос уловил Пирошников, но, по счастью, сам он обнаружен не был. Вновь пришедшие добрались до своей двери, старушка бесшумно исчезла из коридора, словно испарилась, в комнате Ларисы Павловны, Наденькиной соседки (да, да, это она!) зажегся свет, выхватив из темноты полосу в коридоре, и дверь закрылась, только щель под нею осталась единственным ярким объектом, притягивавшим взгляд.
Наш герой перевел дух и на цыпочках отправился к себе, где по-прежнему богатырски спал дядюшка. Решив не церемониться более, Пирошников подошел к нему и, предварительно ощупав для определения местоположения головы, попытался повернуть на другой бок. Дядюшка встрепенулся, пробормотал: «А?.. Что?..» — но послушно повернулся и храпеть на какое-то время перестал. Воспользовавшись передышкой, молодой человек юркнул в постель и успел-таки заснуть до возобновления концерта, правда, весьма непрочным и беспокойным сном.
