Николай Веревочкин - Белая дыра
Охломоныч хотел спросить, отчего и как, в чем секрет, но не нашел слов и лишь сделал несколько неопределенных движений руками — то ли гитару нарисовал, то ли еще что.
— Сложное это дело, — все, однако, понял белоголовый, — объяснить что к чему, чтобы все стало ясно и при этом никто ничего не понял.
— Это козе понятно, — согласился Охломоныч хриплым от потрясения голосом. — Наука и техника. Секрет фирмы.
Шароголовый задумался на мгновение и сказал:
— Ну, вот, скажем, квашня. Опара. Дрожжи. Впрочем, эти сравнения сильно хромают. Коротко процесс заключается в следующем: образец как бы вспенивается, многократно увеличиваясь в объеме, но при этом сохраняет прочность. Сверхпрочность обеспечивается микроскопическими добавками металлов, не влияющих на экологическую чистоту древесины. Лучшего материала, — похлопал незнакомец крепкой, но ухоженной рукой по бревну, рожденному от кедровой спички, — нет. Идеальная теплоизоляция. Малый вес. Кроме всего прочего, как я уже сказал, не горит.
Охломоныч хмыкнул в большом сомнении и, достав коробку спичек, попытался поджечь бревно. Однако струи дождя, хотя и редкие, помешали провести эксперимент.
— Как расточителен человек! — наблюдая за его действиями, в глубокой печали воскликнул одуванчик. — Только что сгорела спичка, из которой можно было бы построить прекрасное жилище.
Охломоныч смутился и спрятал коробку вместе с недогоревшей спичкой в карман.
— Тут такое дело, — сказал он доверительно, — зять мой, Эвон Какович, лес этот хочет порубить. Вот я и подумал — свести бы вас.
— Лес рубить не надо, — согласился седой. — Достаточно пожертвовать одно дерево, чтобы построить сто таких деревень, как Новостаровка, и отапливать их, Тритон Охломонович, в течение пяти лет.
Вроде бы не знакомились, а он по имени-отчеству. Но Охломоныч после пережитого чуда такому пустяку даже не удивился.
— Из одного дерева сто Новостаровок? — переспросил он, но, посмотрев на кучу бревен, порожденных спичкой, поспешно добавил. — Ну, да, конечно. Еще, наверное, и останется на Каратал. А бор пусть себе стоит.
— Лес, безусловно, спасать надо, — внушительно поддержал незнакомец Охломоныча и, погрозив пальцем, строго добавил. — А вот рассказывать обо мне и нашей встрече своему зятю, да и вообще кому бы то ни было, не надо.
— Понятно, — кивнул головой Охломоныч, ничего не поняв, и оглянулся вокруг.
— Никому! — повторил незнакомец веско и снова погрозил пальцем.
— А от кого вы мое имя-отчество знаете? — перейдя на вы, спросил Охломоныч шепотом.
— Мы о тебе ВСЕ знаем, — ответил нездешний с суровой доброжелательностью. — Потому-то и выбрали тебя, Тритон Охломоныч. Таких лесов, как Бабаев бор, и таких людей, как ты, на этой планете почти не осталось. Есть один в Зимбабве, другой в Индии, да ментальность не та. В Норвегии один. И все. Не считая России. Тысяч несколько, но все — пьяницы.
То ли похвалил, то ли укорил. И так по-доброму посмотрел в глаза Охломонычу, что тому стало страшно. Так страшно, что язык отнялся. Однако вот так сидеть пнем и молчать тоже было неловко.
— А что же, эти бревна и пилить, и строгать можно?
— Конечно. Почему бы и нет. Но проще сразу сделать нужной конфигурации.
— Что же — можно и с пазами? А, скажем, половую доску?
— Да что угодно. Хоть печь с трубой.
— Печь из дерева? — не поверил Охломоныч.
— Конечно. Дерево-то не горит. Понимаю, непривычно. Можно за образец взять кирпич. Вообще-то из твоей спички можно было бы сразу сделать дом без всяких промежуточных операций.
— Это как?
— Просто. Берем исходный материал и выбираем проект дома по душе.
— Из чего выбираем?
— Вариантов много. Сказать точнее — три миллиона восемьсот пятьдесят тысяч триста сорок пять.
— И как это все делается?
— Появляется маленький домик и начинает быстро-быстро расти. Раза два моргнешь, а он уже достиг нужных размеров.
— Каких размеров?
— Нужных.
— А, скажем, батареи отопления, трубы…
— Все, что предусмотрено в проекте. Только, я советую, выбирать модели с встроенными системами отопления, чтобы не портили эстетики жилища. Все спрятать в стены. Есть модели, в которых предусмотрено все для автономного проживания.
— Вплоть до лампочки?
— До источников света, — поправил седой. — Все можно предусмотреть, вплоть до нижнего белья.
— То есть все-все? — загорелся Охломоныч.
— Ну, разве что, кроме жены, — заскромничал седой, — хотя… Впрочем, это уже другой разговор. Из твоей спички останется еще масса материала на благоустройство прилегающей к дому территории: ограда, брусчатка, сауна, гараж, мастерская…
— Сеновал, погреб?
— Все что угодно. Бомбоубежище, конура для собаки…
— И во сколько этот дом обойдется по цене? Сколько будет стоить?
— Сколько? — задумался круглоголовый. — А сколько стоит одна спичка?
Охломоныч встрепенулся и, оглянувшись по сторонам, спросил шепотом:
— Так что же — можно сделать любой материал?
— Любой.
— И такой, что легче воздуха и прочнее брони?
— Конечно. Главное найти нужный исходный материал. При желании можно комбинировать. Скажем, сосна, пронизанная золотой решеткой. Долговечный материал.
Пришло время поговорить о самом заветном — о ржавеющей на огороде универсальной машине. Загоревшийся Охломоныч принялся, энергично помогая себе руками, объяснять принцип ее действия. И только было собрался попросить у одуванчикоголового помощи в создании ВЕЗДЕЛЕТОПЛАВОНЫРОНОРОХОДА, как осекся на полуслове.
Маленький кузнечик прыгнул с кучи бревен, но вместо того, чтобы приземлиться на плече у нездешнего, он пронзил его и вылетел из подмышки, растерявшийся не меньше Охломоныча. Потеряв ориентацию, он приземлился не на лапки, а спиной вниз, на крылышки.
Что-то в этом человеке с первого взгляда настораживало Тритона Охломоныча. И лицом, и одеждой выглядел по-нашему, и говорил на русском языке, а все же чувствовался в нем иностранец. И спина какая-то не наша, и не выматерился ни разу. Речь до того ровная, гладкая, будто по книжке читал.
Между тем жук, из тех неповоротливых созданий, что летают исключительно по неотвратимой траектории пули, к ужасу Охломоныча, прострелил голову незнакомца — ударил в левое, а вылетел из правого уха. При этом белобородый даже не поморщился. Жук же щелкнул рикошетом по березе и отскочил куда-то в сумрак бора.
— Ну вот и дождь кончился, — печально сказал человек и поднялся. — Пора мне.
И, как встал он против солнца, обнаружилась бесплотность — просветился весь, как под рентгеном. Ни косточки! Лишь красное пятно вишни висит в пустоте.
Как бы весь из одного тумана и, кроме одежды да вишни, никакой телесности.
Нельзя сказать, что Тритон Охломоныч СИЛЬНО испугался. Не было такого события после распада СССР и развала родной МТМ, которое могло бы его по-настоящему испугать. Однако же удивился.
Подумал: с голоду, должно быть, померещилось.
И пальцем в чужого человека, эдак, ткнул. Одежда под пальцем мягко вдавилась внутрь, как в шарик, надутый теплым дымом.
Посмотрел чужой человек умными бесплотными глазами на палец Тритона Охломоныча и говорит печально:
— Да, уважаемый Тритон Охломоныч, одна душа во мне и осталась. Дождь кончается, и выбор у меня невелик — либо навсегда раствориться в земной природе, либо стать частью земного существа до тех пор, пока цикл не завершится. Дело идет не на часы, а на минуты. Вовремя я тебя отыскал. Позволь мне частично вселиться в тебя.
— Это как? — не понял Охломоныч.
— Да ты не сомневайся, — уговаривал его становящийся все более прозрачным чужак, — в твоем теле вполне уместятся две души. К тому же душа у тебя добрая, уживчивая. Думаю, что у нас с тобой проблем не будет. Жить будем душа в душу. Уж поверь мне. За последнее время я этих человеческих душ миллионы пересмотрел. Кроме как к тебе на подселение, и податься некуда. Неужели допустишь, Тритон Охломоныч, чтобы на твоих глазах живая душа погибла?
— Да что я изверг какой, — пробормотал в глубоком смущении Охломоныч, мало чего соображая.
— Ну, вот и договорились, — вздохнула с облегчением чужая душа и строго наставила: — Однако с этой секунды на тебе лежит большая ответственность.
Бесплотный указал прозрачным пальцем на бронзового, нежно зажужжавшего жука и сказал, едва сдерживая слезы:
— Ты теперь наш хранитель.
Вот так навалится на человека все в один день, немудрено и растеряться. Однако в последний момент, когда незнакомец приблизился настолько, что через одежду чувствовалось чужое тепло, Охломоныч собрался с мыслями и спросил:
— А мы вроде бы и того, не познакомились. Кто же вы такой будете?
Туманный палец ткнул в сторону жука, и слабеющий голос прошелестел:
