Алина Знаменская - Женщина-зима
Работа сама нашла ее. Руководительница драмкружка ушла на пенсию и предложила на свое место бывшую воспитанницу. Так Полина оказалась в клубе. Новая работа тоже не давала сидеть на месте. Сегодня, например, ей предстояло побывать в трех домах и посещения эти уложить между дойками Милки. А доила она свою корову каждые два часа — раздаивала. Молока Милка давала немало, вот только вымя от дойки до дойки успевало загрубеть. Возни с ним много, руки после дойки болят. Иногда час под коровой просидишь, прежде чем выдоишь.
Закончив с дойкой, Полина побежала к Никитиным. С тех пор как они открыли маслобойку, ни разу у них не была, не довелось. Вошла во двор и ахнула — до чего толково все устроено! Двор заасфальтирован, новый сарай сбоку, как продолжение двора. Чистота кругом, только по шуму Полина определила, что в сарае работает агрегат. Заглянула — вдоль стены стоят чистенькие жестяные и пластмассовые бачки, до краев полные масла. Володька с отцом вытряхивали семечки на пресс. Перекрикивая машину, Полина похвалила устройство, поинтересовалась, как работает. Сразу подосадовала в душе, что не вовремя пришла, приходится отрывать людей от дела. Не согласится Володька! Когда у молодого хозяина освободилась минутка, он подошел к Полине, и она, не слишком надеясь на успех, стала излагать свою просьбу. Володька не пришел в восторг от предложения сыграть в спектакле. Полина лихорадочно прикидывала, как долго придется его уговаривать и какие именно аргументы выдвинуть.
— Ну не хватает хороших мужчин, — призналась Полина, доставая из сумки список своих артистов. — Вот понадеялись на Лешу Величко, а он запил!
Беда, — согласился Володька, через плечо Полины заглядывая в список действующих лиц и исполнителей. — Когда репетиция? — поинтересовался он, глазами пробежав его до конца.
— В среду…
Полина боялась поверить удаче. Она во все глаза смотрела на Володьку.
— Придешь, Володя?
— Ну а как же? — с непонятными искорками в глазах ответил он. — Прийти-то я приду, только получится ли у меня?
— Еще как получится! — обрадовалась Полина.
К дому Капустиных она уже летела окрыленная. Верила — если первое задуманное дело сладилось без помех, так же удачно будет и с остальными. В сенях ее встретил Генка с охапкой дров.
— Вы к Капустиным?
Генка не мог без шуток, Полина его выучила.
— К ним, — согласилась она, обметая с валенок снег. Генка в это время начал рассказывать ей свежий анекдот:
— Почтальон приходит, спрашивает: «Иванова здесь живет?» — «Нет, она переехала». Почтальон с ужасом: «Кого?»
— Мать дома? — посмеявшись вместе с Генкой, поинтересовалась Полина.
— Дома, где ж ей быть? Подушки сочиняет.
Мать Генки, Дарья Капустина, была рукодельница. Она постоянно что-нибудь «сочиняла». То занавески на окна, то затейливый фартук, то новые чехлы на кресла. Дарья, хоть и была поварихой, всю свою сознательную жизнь проработала в колхозной столовой, имела хобби — любила шить. Сейчас она сидела у швейной машины в ворохе лоскутов, шила диванные подушки. Несколько подушек уже красовались на пестром покрывале. Дарья Капустина дружила с Любавой, и хотя имела взрослого сына и была значительно старше Полины, они были на ты и общались с удовольствием.
— Она опять что-то мастерит! — всплеснула Полина, едва поздоровавшись.
— А чё мне… — небрежно отозвалась Дарья.
Дарья Капустина была бессменной портнихой любительского театра, обшивала все спектакли, но каждый раз ее приходилось подолгу умасливать и уговаривать. Поэтому Полина начала с похвал диванным подушкам, которые без устали строчила Генкина мать. Наволочки Дарья комбинировала из всяких-разных лоскуточков, получались они пестрые, как лоскутное одеяло.
— Да так, ерундой занялась, — скромно обронила Дарья и кивнула на свободное кресло: — Садись. Твоя, говорят, отелилась. Телок?
— Телок.
— Хорошо. Коли телок — раздой будет хороший, молока много…
Поговорили о корове, теленке, кормах.
— Я ведь к тебе с делом, — наконец начала свое вступление Полина.
— Я уж поняла, — нарочно хмурясь, обронила Дарья и перекусила нитку. — Опять выступать собираетесь? Мой артист говорил…
— Ну да. Нам район деньги на костюмы выделил. Я — сразу к тебе.
— Не сидится вам… У меня заказов полно. Не знаю, как успею. Наверное, в этот раз — без меня.
— Дашенька! Ты так шьешь! У тебя руки золотые. — принялась петь Полина, перекладывая подушки. — И фантазии у тебя, Даш, хоть отбавляй. Никто так не сможет!
— Ну уж…
— Точно тебе говорю. К нам из театра художница приезжала, эскизы показывала. Наши все за тебя проголосовали. Клавдия Семеновна так и сказала: у нас Дарья Капустина лучше шьет!
Дарья не смутилась, в лице не дрогнул ни один мускул. От похвал она принимала важный вид, надувалась. Ее и без того округлая фигура становилась еще шире, грудь расправлялась О себе она могла слушать долго, не перебивая. Полина не скупилась на комплименты.
— Да дел-то полно. Не вовремя вы спектакль-то затеяли. У нас ведь тоже корова вот-вот отелится. Когда шить-то?
— У тебя Гена помощник. Парень — молодец, не пьет…
— Пока не пьет, — согласилась Дарья. — Но если вовремя не женится — запьет. Женить его надо, Полина.
— Надо, — согласилась Полина.
Генка Капустин ей нравился — общительный, добрый. Был у него один недостаток — отсутствие какой бы то ни было внешней привлекательности. Генка Капустин был высок, но сутул, и эта сутулость портила общий вид. Лицо же его словно постаралось собрать на себе все несуразности: под рыжей шевелюрой светились маленькие непонятного цвета глазки, длинный нос в середине делал некоторое закругление и словно смотрел в сторону. «Красоту» эту завершали непомерно большие, пухлые, как у ребенка, губы. Все эти черты, собранные на одном лице, делали его настолько несуразным, что никто из деревенских девчат не решался посмотреть на Генку с практической стороны, не говоря уж о разведке его душевных качеств. А качества эти, Полина знала, изобиловали за внешне некрасивой оболочкой. Генка был отзывчив и жертвенно добр. В любой компании он из кожи лез, стремясь всех развеселить, и ему это почти всегда удавалось. Девушки беззастенчиво пользовались Генкиной добротой, смеялись его шуткам, пили его пиво и ели конфеты, но гулять шли с другими. И замуж выходили за других. Полина отлично понимала тревогу и заботу Дарьи Капустиной.
— Надо, Даш. У нас в клубе он на виду, мы ему роль дали. Сейчас весна, время такое, может, с кем и закрутит любовь?
Да уж хоть бы! — горячо отозвалась Дарья. — Ведь он у меня золото! Что скажешь ему, то и делает! А иной раз и говорить не надо, сам видит дела-то! Боюсь, запьет, как все мужики в деревне. Ведь что здесь делать неженатому? Работать — ничего не наработаешь. Посмотришь кругом — спивается молодежь.
