Алина Знаменская - Женщина-зима
Они укатили далеко от Завидова, за соседнее село. Дальше простирались луга, отведенные под покос. Луга спускались к реке, и все дороги терялись там. За рекой синел лес.
— Останови, — попросила Марина. Тимоха притормозил. Слезли.
— Научи меня, — попросила Марина.
— Хочешь сесть за руль?
Тимоха обрадовался. Если человек чего-то хочет — не все потеряно. Это здорово, что она чего-то хочет.
Он показал, как выжимать газ, как поворачивать, как тормозить.
— Почти как на велосипеде, — усмехнулась Марина.
— Только вот на эту сильно не нажимай, а то разгонишь сразу. Я рядом буду. Давай.
Марина села, сделала, как он показал. Мотоцикл послушно заурчал и сорвался с места. Тимоха побежал рядом, потом — отстал.
— Сильно не жми, — кричал он, — вот так!.. Теперь останавливай!
И вдруг Марина, которая все время смотрела вперед, упрямо сведя брови и закусив губу, нажала на газ. Мотоцикл взревел и помчался вперед.
У Тимохи вначале и мысли не возникло, что она могла сделать это нарочно. Думал — нечаянно нажала.
— Жми на тормоз! — кричал он, прыгая сзади по кочкам. — Останавливайся!
Куда там! Мотоцикл, подобно взбесившемуся животному, рвал вперед. Тимоха бежал далеко позади и орал. Пока Марина ехала по дороге, он надеялся, что она сообразит, как остановиться. Это же так легко!
И вдруг его осенило: она нарочно! Она специально позвала его кататься, а сама все решила наперед. От бессилия и страха за нее Тимоха похолодел.
Она летела через луг, прямо к реке. Это был правый, высокий, берег.
Она летела молча, волосы ее длинные развевались сзади, как фата, и подол сарафана полоскался на ветру. Тимоха остановился и схватился за голову.
— Прыгай! — орал он. — Прыгай!
Когда увидел, что мотоцикл с Мариной влетел в синеголовки, разросшиеся у самого берега, зажмурился. Остановился.
Всплеск. Образовавшаяся сразу тишина ударила словно веслом по голове. Тимоха потерял все звуки. С трудом передвигая ватные ноги, он пошел к берегу. Медленно шел, долго. Когда он увидел Марину, увидел, что она сидит в траве и плачет, остановился. Опустился на землю, лег и закрыл глаза.
Сколько прошло времени? Марина устала плакать. Он открыл глаза. Ничего в природе не изменилось. Головки цветов участливо смотрели на него со своих стеблей. Он поднялся, подошел к Марине, сел рядом.
— Ты это… из-за него, да? — спросил он то, что и так было ясно. — Ты сама, нарочно хотела…
— Да, хотела, Тимоха. — Она повернула к нему заплаканное лицо. — Тебе когда-нибудь было так плохо, как мне? Было?!
— Было, — кивнул Тимоха.
— Когда?
— На ярмарке. Когда я увидел, как ты на него смотришь. Марина долго не сводила глаз с Тимохи. А он смотрел на воду. В воде малиновым отливал закат.
— Ты ведь любишь меня, — не то спросила, не то сказала она.
— Люблю, — согласился Тимоха.
— Ты тоже страдаешь, — проговорила она задумчиво. Он ничего не ответил.
Вдруг она поднялась, отошла немного от берега и… скинула сарафан.
Тимоха удивленно уставился на нее. Она была почти что голая, в одних крохотных трусиках, которые можно было не считать.
Она была такая стройная, тоненькая. Вся загорелая, а грудь — совсем белая. Маленькая, упругая, белая грудь. Тимоха впервые видел такое. Смотрел и не мог заставить себя отвернуться.
— Иди сюда. Ты ведь хочешь меня? Что же теперь… Ты хороший… Зачем ты будешь страдать? Иди ко мне…
Она говорила так ласково и настойчиво, что он почувствовав — еще немного, и он подчинится. Тимоха отвел глаза: Оденься.
— Чего ты испугался, глупенький?
— Я так не хочу. Ты любишь его. Мне так не надо.
Он не смотрел, но чувствовал, как она там одевается. Подошла, села рядом.
— Странный ты. Что же, будешь ждать, когда я разлюблю его и полюблю тебя?
Он кивнул. Она с сомнением покачала головой:
— Если не дождешься?
— Я долго могу ждать. Всю жизнь.
Марина тоже стала смотреть на реку. Вода была красная — солнце купало в ней последние лучи.
— Может, ты и прав. Как говорит твоя мама: «Мы себя не знаем».
— Пошли. — Тимоха поднялся и подал ей руку. — Нам теперь пешком идти, а это долго. Вечереет уже.
Марина послушно пошла рядом с Тимохой. Сейчас они поменялись ролями: он был взрослый, а она — маленькая. Они подошли к самому берегу и заглянули вниз. Мотоцикл утонул, его не было видно под водой.
Они молча повернулись и пошли домой. Сумерки ложились на поля большими развернутыми крыльями. Солнце почти село, оставив в небе память о себе — редкие малиновые отблески. Во всей природе царили покой и умиротворение, как молчаливый упрек человеку с его суетой и безумствами.
Они шли молча. Говорить не хотелось. Каждый думал о своем. Где-то далеко, за полями и дорогами, их ждал дом. Но как долго к нему предстояло идти…
