Александр Покровский - Калямбра
Из командиров боевых частей и лиц, их замещающих, на борту только лица, замещающие их лица. Они же ежедневно составляют суточные планы, где, по требованию командования, кратко, но детально должны быть изложены все мероприятия боевой подготовки. А я навсегда стою «дежурным по низам».
Но! Все должно быть!
То есть должны быть: «практические занятия по…», «учения по…» и «работы по…» с-с-с… «руководителями» и «участниками».
Из боевых частей суточные планы ручейками стекаются к замученному вселенскими проблемами старпому, а после чего, перешагивая бидоны со спиртом, через «вот такую пипиську старушки Изергиль» попадают в руки писарю, который и печатает «большую портянку дедушки Мазая» – суточный план корабля.
Сначала я регулярно бредил: писал про «Согласование Системы Синхронно Следящего Привода» из ГКП с постами «Дракон», «Муссон» и «Тюльпан», где в трех измерениях одновременно «участвует» будущий «милиссс-и-онар» Захмеджанов Якуб с интеллектом заблудившегося йети. А потом я заикнулся о том, что показуха… вот… в ВМФ… поглотила… – и меня, так и не договорившего, взяли и с ван-дер-ваальсовой силой несколько раз надели жопой на все случившееся рядом.
Ах так! На следующий же день мы с Захмеджановым согласно суточному плану, поданному и подписанному, производили «утвержденную Священным Синодом плановую замену квантового генератора на гиперболоиде инженера Гарина».
Писарь от радости плакал, а меня понесло, и в понедельник на самоподготовке я уже изучал: «Влияние химического состава мочи насекомых Средней Азии на боеготовность бронетанковых войск Тамерлана», во вторник – занимался «демонтажом прибора, показывающего зависимость герметизации отсеков корабля от шипящих суффиксов старшего помощника», а Захмеджанов с тех пор только и делал, что «разрабатывал программу быстролетящего оружия с элементами искусственного ума».
ПАСХА
Начало восьмидесятых в гарнизоне Завойко. У меня выходной, а жена на работе. Хочется к ее приходу сделать что-либо. Что-либо приятное. Завтра же Пасха. Светлое Христово Воскресение. Решил яйца покрасить. По словам соседей по родной коммуналке, лучше всего для этих благородных целей подходят матерчатые сетки-авоски по девяносто копеек каждая. Сбегал в продуктовый магазин «Якорь» и набрал там разных цветов. Сетка опускается в кипяток, и вода становится цветной. Яйца туда на десять минут – и готово, такая красивая горка из разноцветных яиц получается. Только вот синих яиц нет. Этого цвета сеток в продаже не было. Но цвет-то самый военно-морской. Как же можно встречать Пасху без него! И тут я вспоминаю про наши флотские носки: их когда ни постираешь, пусть даже в холодной воде, они ее всегда в синий цвет окрашивают. Новых носков я не обнаружил. Зато нашел старые и, как мне показалось, стираные. Но их же сколько ни замачивай, они все равно цвет дают. Бросил носки в кипяток. Через десять минут в квартиру войти нельзя было: такая возникла вонища. И перешла та вонища в подъезд и на улицу. За два квартала все спрашивали: кто у кого подох. И жена вошла, а я к ней с объяснениями. Очень ее мой рассказ о синих яйцах впечатлил: сначала сказала мне, что я дурак, а потом жизнь наладилась.
КОЕ-ЧТО О КОМАНДАХ
Никогда не надо отвлекать дежурного, когда он собирается дать команду по корабельной трансляции. Ибо! Каждая команда (и каждое слово в ней) строго оговорена и должна произноситься в свое собственное время. Оттого-то и мучился каждый раз «низовой дежурный» Серега Ящур, оставаясь за дежурного по кораблю, сжимая в потной ладошке «каштан» и доводя его до состояния самостоятельной эрекции.
Глядя на хронометр, он беспрестанно шепотом репетировал слова, которые скоро должны были прозвучать. Особенно по верхней палубе и на всю бригаду:
«На-а-а фла-а-аг и гю-у-уйс… смирн-а! Фла-аг и гю-уйс… спустить!» – вечером. А эхо-то какое…
А тут старпом из каюты: «Вызовите ко мне дежурного трюмного!» – раковина у него, козла, забилась.
Вот и получилось: «На фла-аг… и гю-уйс… спустить!» – на всю округу.
Или вот еще, когда в дело опять вмешались эти ненормальные трюмные. Во время команды: «Окончить приборку! Команде… руки мыть!» – в рубку зашел дежурный по кораблю и сказал: «Срочно! Вызовите дежурного трюмного!» То есть: «Дежурного трюмного наверх!» А у Сереги все слилось и получилось: «Команде… – после чего он посмотрел вокруг взглядом полного идиота, – руки вверх!»
КАЛЯМБРА
Я всегда говорил: чужое заведование хуже смерти. А старпому все равно. Людей-то член наплакал, и я кого только не принимал. За доктора был и за электрика. А тут мичман Попов Александр Неофитыч в отпуск собрались. Старпом сразу ко мне:
– Пуга! Лейтенант! Родной, принимай у Неофитыча все его дерьмо.
Ну что делать? Хорошо, что у Неофитыча вся его ерунда тупейная в одной кандейке помещается. Он мне за три секунды все передал и убежал на катер, чертя в воздухе стремительные стрелы.
– Я, – говорит на бегу, – через десять дней, как штык, буду. Не горюйте.
Повезло, что у меня хотя бы акт на руках остался. Да и опись была.
Потому что через трое суток на меня налетела дикая ревизия из тыла, пришли какие-то встревоженные с детства и давай меня по списку проверять. Ну за доктора и за электрика – ладно, я к ним уже привык, а за Неофитыча-то как? Я же в глаза ничего не узнаю.
Зашли в его вместилище печали вместе со мной и давай мотать меня по всему списку. Они называют, я им сую чего попало в нос, и они кивают довольные. Так проверка и идет.
И вдруг они говорят:
– Ка-лямбра!
– Че…го?
– Калямбра медная. Номер пятнадцать. Одна штука.
Вот это да! Если все остальное я в природе слышал когда-то, то калямбру – убей Бог!
– Ах калямбра, – говорю, – так это ж запросто. Я ее тут одному орлу с соседнего борта одолжил. Очень нужная штука. Не извольте беспокоиться, сейчас будет.
Выскакиваю на пирс, бегом в цех и там мужики за пузырь шила мне из медного листа в один момент слона с ушами свернули. Я через дорогу и к граверу, и он мне красиво набивает: «Калямбра… медная… номер пятнадцать!»
Я ее в зубы и к себе.
– Вот! – говорю, – Она! Калямбра! Абсолютно медная!
А они на меня с таким уважением посмотрели – что я просто не могу.
На том и проверка кончилась.
Через две недели, с опозданием естественно, появляется Неофитыч, светлый, как день. Я ему:
– Ты что, злодей, на калямбру меня подсадил?
– На что? – говорит он и хлопает своими подозрительно ясными очами.
– Ты дитя-то неразумное из себя не строй. Не надо. Не было у тебя калямбры.
– Какой калямбры?
– Рогатой! Номер пятнадцать!
