Джиллиан Ларкин - Стервы
Миру без любви все трудней, все трудней,
Дни мелькают неумолимо,
Кто-то ждет улыбки милой твоей,
Если ты проходишь мимо.
Чье-то сердце разбилось на сотни частей,
Кто-то умер, душа его ищет покоя,
Миру без любви все трудней, все трудней,
Даже нам с тобою[6].
Ласковое контральто певицы окутывало все тело Глории, словно целебный бальзам. Эта песня была из числа ее самых любимых. Уроки пения, которые брала Глория, строго ограничивались оперными ариями, но всякий раз, когда матери не было дома, она включала новенький радиоприемник и подпевала модным современным исполнителям. И, хотя петь ей приходилось только на школьных мероприятиях да еще на нечастых приемах в обществе, Глорию захлестывало отчаянное желание самой оказаться на эстраде вместо этой певицы, под жаркими лучами прожектора.
— Эй, у меня в баре спать не полагается! — Глория распахнула глаза. Бармен перегнулся через стойку красного дерева, почти вплотную приблизив к ней лицо. — Из этого правила не делается исключений даже для таких красоток.
Было что-то такое в венчавшей его голову копне волос цвета стершейся медной монетки, контрастировавшей с накрахмаленным белым смокингом, что делало бармена похожим скорее не на живого человека, а на персонаж газетных комиксов. Как ни странно, Глория интуитивно ощутила, что этому человеку можно доверять.
— Я не спала. Я заслушалась. — И выдавила подобие улыбки.
— Ну, раз так — в моем баре не разрешается слушать всухую. — Он побарабанил пальцами по стойке. — Что будем пить?
— М-м-м, а если… — Глория замялась. Что заказывают в баре настоящие бунтарки? Когда она ходила в кинотеатры, то обычно заказывала крем-соду. Кроме того, разве ей недостаточно того, что она уже случайно выпила? — Я пришла просто послушать музыку.
— Правда? — Он протер стойку влажной тряпочкой. — Ну, раз вам так нравится музыка, скажите, как зовут певицу — и будете пить за счет заведения.
У Глории замерло сердце. После пристального взгляда, которым они обменялись с пианистом, она не могла заставить себя вновь смотреть на сцену, хотя и слышала, как резко звучат аккорды фортепиано, перекрывая царивший в зале шум.
— Между прочим, меня зовут Лейф. Все называют меня просто… Лейф, — сообщил ей бармен, гордо вскинув голову. Глория заставила себя негромко рассмеяться. — А почему это я вас не узнаю?
— Да потому, — призналась она, — что я здесь в первый раз.
— А, невинная девочка!
— Нет, я сказала, что я здесь впервые!
— Ну да. Я и говорю — девственница.
— Если я здесь раньше не бывала, это не значит, что я вообще девственница! — воскликнула Глория, повышая голос. В эту минуту громыхавшая музыка вдруг резко оборвалась.
Толпа посетителей разразилась смехом. Глория почувствовала, как жаркая волна прилила к щекам. Заметят ее, если залезть под табурет? Большего унижения она и представить себе не могла.
— Вы все-таки заработали бесплатную выпивку, — сказал, усмехаясь, Лейф. — Хотя на будущее вам стоит запомнить: ее зовут Кармен Дьябло. А аккомпанирует ей самый лучший пианист к востоку от Миссисипи — Джером Джонсон. Утверждают, что он станет новым Джелли Роллом Мортоном[7].
— Джером Джонсон, — вполголоса повторила Глория. — Я слышала о нем.
— Еще бы не слышали! Так что будете пить?
— Мартини[8] она будет пить, — раздался позади нее голос, в котором угадывалось высокомерие южанина.
Глория ощутила запах крепких сигар, обернулась. Мужчина был поразительно красив, в гладко зачесанных напомаженных волосах пробивалась седина, а глазами он так и пожирал Глорию.
— Вы так уверенно выбираете, совсем не зная моих вкусов, — отозвалась она, не отрывая взгляда от Лейфа, который готовил ей коктейль.
Через минуту он перелил напиток в кружку, добавил маслины и протянул Глории. Она взяла предложенное и перехватила непонятный взгляд, устремленный незнакомцем на ее руку.
— Хотите попробовать первым? — предложила она, не зная — может быть, в этих барах так принято?
— Кажется, эта привилегия уже принадлежит кому-то другому, — хмуро ответил мужчина.
Глория проследила направление его взгляда и ощутила, как кровь отхлынула от ее лица: на безымянном пальце левой руки красовалось платиновое кольцо с громадным бриллиантом, полученное ею в день помолвки. Она напрочь забыла об этом кольце! А еще хуже то, что она забыла и о самой помолвке. Если бы ее жених, Себастьян Грей ІІІ, увидел Глорию в эту минуту, помолвка была бы неминуемо расторгнута. Без малейшего промедления.
Бастиан.
Она сделала большой глоток мартини, содрогнувшись, когда крепкая солоноватая жидкость полилась в ее горло. Пусть она и напьется, это ни на йоту не изменит того факта, что Бастиан — признанный лидер горячих сторонников «сухого закона». Как и того, что он сурово осуждал «тихие» бары со всем, что им сопутствует: бунтарками («потаскухи»), незаконным спиртным («сатанинская вода»), негритянским джазом («тамтамы шаманов вуду[9]»), ну и, конечно, «натягиванием» (вот этой темы Глория и Бастиан вообще старательно избегали).
Понятно, что до сегодняшней ночи все это не играло большой роли. Она никогда не придавала значения консервативным взглядам Бастиана, поскольку он стоял на первом месте в неофициальном списке самых выгодных женихов Чикаго. (Места распределялись по очень сложной и точной формуле: х = богатство, у = наличие промышленных предприятий, а = недвижимость, b = родственные связи, с = степень хладнокровия, d = образование, q = дополнительные качества — амбиции, наличие траст-фонда[10] и проч.). Кроме того, в жилах Бастиана текла импортная голубая кровь: он состоял в дальнем родстве с английской королевской фамилией (насколько дальнем — этого никто не мог сказать), поэтому на законных основаниях входил в круг чикагской аристократии.
Однако, рассуждала Глория, до того дня, как этот бриллиант станет символом брачных обетов, а не просто обещаний, остается еще целых шесть месяцев. Она стянула кольцо с пальца и со смущенным смехом спрятала его в кошелек.
Мужчина-с-проседью сжал ее пальцы, лишившиеся украшения.
— Я знаю, что будет смотреться лучше в ваших тонких пальчиках. — С этими словами он извлек из кармана пиджака серебряный портсигар и открыл его жестом странствующего торговца.
Глория уже входила во вкус этой роли — соблазнительной бунтарки, — так зачем же останавливаться?
— Давайте, — сказала она, и незнакомец вставил ей в губы сигарету, щелкнул блестящей серебряной зажигалкой. Она глубоко затянулась; дым обжег горло, Глория непроизвольно закашлялась.
— Ну-ну, здесь все делают тихонько, — проговорил кавалер, осторожно похлопывая ее по спине. — Если будете кашлять так громко, ваш жених непременно услышит. — Глория в ответ только слабо улыбнулась. — А знаете, как называют курящую женщину?
— Бесстыжей (кхе-кхе!) девкой?
— Я имел в виду — «глотательницей дыма», так приличнее.
— А если (кхе-кхе!) я не такая уж приличная (кхе-кхе!) девушка (кхе-кхе-кхе!)?
— Меня вы не проведете. Вы самая сладкая ягодка в этом кабаке. Наличными или чеком?
У Глории от дыма шла кругом голова. Которое из этих слов означало «сейчас», а какое «попозже»?
— Наличными?
Он потрепал ее по щеке и растворился в толпе. Глория обвела взглядом зал, делая вид, что курит. Повсюду полуобнаженные девицы непринужденно болтали с мужчинами, обменивались шутливыми фразами о выпивке, песнях, да о чем угодно. Бунтарский стиль поведения — это каждый жест, манера откидывать голову, когда смеешься, привычка пить из бокала с мрачноватой усмешкой, искоса поглядывая на спутника. А еще — умение пристально смотреть в глаза собеседника, позволяя джазу выразить то, чего не скажешь словами. Что невозможно ими выразить.
Глория оставила на стойке недопитую кружку и улизнула в темный уголок, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. Ей очень захотелось отыскать Маркуса. Захотелось оказаться дома, забраться в постель…
Стоп. Чем она недовольна? Ведь эта ночь должна бы стать лучшей в ее жизни — она же пила запрещенные напитки в знаменитом на весь Чикаго «тихом» баре! Флиртовала с крайне неподходящим мужчиной! Курила! (Ну, как бы курила.) И все же трудно было отделаться от впечатления, что она здесь чужая. Если о ее проделке узнают родители или Бастиан, они отшатнутся от нее, но ведь и Мод отвергла ее, и те самые девушки-бунтарки, к которым она так горячо стремилась! Ах, если бы здесь была лучшая подруга, Лоррен — вот та знала бы точно, что и как нужно делать.
И вдруг Глорию обдало волной жара — рядом с нею появился кто-то. Она не посмела обернуться и взглянуть, но в этом и необходимости не было. Она шестым чувством угадала, кто это.
