Лексикон света и тьмы - Странгер Симон

– Эй! Аллё!

Хенри резко вырывают из его сна наяву. Видение побега развеивается, он снова стоит в лагере, увязая в глине.

– Отойди от решётки! – кричит солдат по-немецки, и Хенри плетётся к толпе пленных. Додумывать историю о побеге во всей красе, в мельчайших деталях.

Две недели страха и неизвестности. Две недели скуки и ожидания. Но наконец им приказывают собрать рюкзаки и выйти строиться на плац. Там уже ждут вместительные грузовики, они выкрашены в зелёный цвет и затянуты брезентом. Хенри грузится вместе со всеми, их отвозят в город.

На этом война могла бы для Хенри закончиться. Он снова выходит на работу, продолжает жить как прежде, и если Клара не шибко рада его возвращению, то хозяин его транспортной компании искренне благодарен, что он вернулся, он же, считай, спасает его, а то кто бы ещё ему помогал? Остаток весны Хенри развозит товары по городам и хуторам. Многие семьи он знает по прежним временам, но теперь все разговоры касаются войны, и Хенри быстро узнаёт, кто симпатизирует немцам, а кто нет, а потом едет дальше, к следующим разговорам, следующей сделке… деньги и похвалы текут рекой. Шеф настолько доволен, что приглашает Хенри на званый обед вместе с немецкими офицерами. Это самый настоящий приём – важные люди и офицеры. И он, Хенри, приглашён! За один стол с офицерами!

Хенри намывается и укладывает волосы, примеряет одну рубашку за другой и всё никак не выберет. Клара не может взять в толк, чего он так суетится, но Хенри её игнорирует. Гасит в себе ярость, когда она спрашивает, чего он так раздёргался из-за дурацкого обеда. Заткнись, говорит он, ни слова. НИ СЛОВА!

Хенри застёгивает последнюю пуговицу на рубашке, колдует над манжетами, чтобы они чуть виднелись из-под рукавов сшитого дедушкой пиджака, и ногой открывает дверь. Слышит, что на кухне заплакала новорождённая дочь – вопль бессловесного ещё существа, разочарованного отказом дать ей, что она хотела. Ну, Клара с этим разберётся, ему не до того, он идёт на обед. И он уходит. Хенри читает уважение во взглядах прохожих, а те, кто не обращает на меня внимания, те просто не в курсе, куда я иду, думает Хенри.

Радость и гордость, которые переполняли его, когда он звонил в звонок, разбиваются о нежелание немецких офицеров с ним общаться, они вообще его не замечают, едва снисходят до того, чтобы поздороваться, и продолжают свою немецкую беседу, которую Хенри почти не понимает. Нимало о том не заботясь, они знай себе веселятся, блистают униформой, смеются и хохочут, а Хенри сидит тихо и чувствует себя не в своей тарелке.

Но вот третий гость из вежливости проявляет к Хенри некоторый интерес. Герхард Штюбс. К счастью, норвежский он знает и светски спрашивает Хенри, кем тот работает. Хенри напряжённо улыбается и рассказывает о своей работе коммивояжёра. Что он на грузовике развозит товары по домам во всей округе, причём уже давно.

– Вы, наверное, довольно хорошо знаете местное население? – спрашивает собеседник с внезапно проснувшимся интересом. Теперь он настолько увлечён разговором с Хенри, что даже не реагирует, когда к нему обращается кто-то из немцев.

– Так а как же мне их не знать? – отвечает Хенри. – Само собой. Я знаю каждый хутор и все сёла и посёлки. Думаю, во всём Трёнделаге никто лучше меня его жителей не знает, – добавляет он, пригубливая вино из бокала. Штюбс на миг задумывается, глядя на тарелку, промакивает губы белой салфеткой, а потом поднимает глаза на Хенри.

– Тогда, быть может, вам известно и то, кто нам симпатизирует, а кто не очень?

– Ещё бы, – кивает Хенри. – Конечно же, известно. Я уж десять лет тут езжу, в самых богом забытых местах бываю. И все последние месяцы тоже езжу и отлично знаю, кто за оккупацию, а кто против. Больше скажу, я ещё знаю, кто и где закопал оружие, а кто прячет на чердаке радиоприёмник, если это интересно.

Теперь и два других офицера поворачиваются к ним, беззаботность с их лиц исчезает. Штюбс перегибается через стол, протягивает Хенри открытый портсигар и велит кому-то дать ему огня. Вдруг он, Хенри, оказывается в центре всего – и компании, и внимания, прямо как бывало в удачный день в кафе трезвенников, только сейчас всё лучше, весомее, важнее, потому что у него есть то, что им нужно.

Штюбс быстро бормочет что-то по-немецки, видимо, посвящает двоих других в курс их разговора, а потом снова смотрит на Хенри.

– Послушайте, Риннан, – говорит он, – мы ведём войну с расчётом выиграть её во имя наших детей, наших внуков и нашего общего будущего.

Хенри затягивается сигаретой. Примечает взгляды всех за столом, тишину в комнате, каждой клеточкой чувствует радость, но с деланым равнодушием выпускает дым и кивает, показывая, что слушает.

– И в этой войне нам очень важна информация. Особенно информация такого рода, которая вам доступна. Вы могли бы рассказать больше?

Герхард Штюбс хочет узнать о каждом хуторе и каждом посёлке, а Хенри в состоянии описать их так же подробно и чётко, как если бы его попросили описать комнату, в которой он вырос. Они едят, пьют, Хенри рассказывает о схронах с оружием и йоссинговцах. И у кого спрятано на чердаке радио, а кто переправляет людей через границу. Под конец вечера Герхард благодарит за беседу и говорит, что хотел бы не терять Хенри из виду, он для них важный источник.

И в его взгляде ни грана жалости. Ни следа насмешки или издёвки. Это признание, оно пьянит Хенри, заставляет его улыбаться.

Несколько дней спустя к ним домой является посыльный. Хенри слышит стук в дверь, потом входит Клара с конвертом в руке. Небольшой конверт кремового цвета, на котором изящным почерком выведено чёрными чернилами: «Хенри Оливер Риннан».

Риннан встаёт, сразу поняв, от кого письмо, и читает его с бьющимся сердцем. Рейхскомиссар Герхард Штюбс ещё раз благодарит за приятный вечер и просит Хенри встретиться с ним завтра в Тронхейме в отеле «Феникс», номер 320, чтобы обсудить возможность сотрудничества.

«Возможность сотрудничества»!

С ним!

Хенри перечитывает послание несколько раз, водя пальцем по словам.

Возможность сотрудничества… Номер 320… Чрезвычайно приятное знакомство… завтра, в номере 320… С дружеским приветом, Герхард Штюбс.

Завтра – это 27 июня 1940 года. Хенри снова приехал в Тронхейм из Левангера. И теперь, нервничая, идёт через площадь перед «Фениксом» на встречу с Герхардом Штюбсом. Он в который уже раз смотрит на часы, он уже обошёл по кругу весь квартал, потому что приехал слишком рано, но теперь осталось ровно десять минут, пора, думает Хенри. Пусть убедятся, что он пунктуален и что встреча для него важна. У дверей расположена скульптура, Хенри недосуг всматриваться в неё, она просто препятствие на пути, эта птица из зелёной бронзы, он минует её и входит в фойе, где его шаги отдаются гулким эхом, заставляя его нервничать ещё сильнее.

За конторкой сидит мужчина, при виде Хенри он отрывается от газеты и спрашивает:

– Чем могу помочь?

– Я это… У меня встреча с Герхардом Штюбсом. В номере 320.

– Лифт вон там, – отвечает мужчина и бесстрастно указывает в сторону дальней стены.

Сияющая зеркалами и блестящая начищенной медью, со светящейся кнопкой с цифрой 3 кабина лифта. Мягко открывающиеся створки. Коридор. И вот он стоит перед заветной дверью. Стучит, и его приглашают зайти.

Открывает ему один из позавчерашних гостей, сегодня он в немецкой форме. Он пожимает Хенри руку. Здесь же и ещё двое, тоже офицеры, Хенри здоровается с ними. Он хочет выглядеть расслабленным, но слишком возбуждён. Слишком сосредоточен на собственной мимике, на выборе слов в разговоре и на манере двигаться, ему надо пересечь всю комнату, прежде чем он сможет сесть. Как только люди с этим справляются, думает Хенри, придвигаясь со стулом к столу и прикидывая, куда девать руки. Как им удаётся держаться так естественно, что может показаться, будто они вообще не озабочены тем, как выглядят со стороны, как прозвучат их слова, а просто говорят, что нужно, и делают. Если у них чешется шея или голова, они спокойно почёсываются, вот как сейчас рейхскомиссар, который скребёт себе щёку, прежде чем попросить Хенри ещё раз рассказать о тайных оружейных схронах, выкопанных в амбарах. И о движении Сопротивления.