Так говорила женщина - Каффка Маргит

Это была стройная дама, наделенная легкой походкой, из той элегантной, хрупкой породы женщин, которые кажутся высокими, пышными и статными, на самом же деле росту женщина была среднего и немного сутулилась. Но когда она легко и энергично скользила вдоль светлых стен, под тусклым светом фонарей, то напоминала невероятно грациозное создание, беспомощного, но изящного и сильного зверька, быть может изящную рыбку, что ловко и умело снует сквозь трещины в шершавых скалах. Несколько опоздавших в театр зрителей обернулись ей вслед, а губы молодых людей невольно сложились в воздушном поцелуе.

Она не замечала их взглядов и, слегка наклонив голову, решительно зашагала в сторону проспекта Андрашши. Дама приехала из провинциального города и с жадностью любовалась огнями дешевых уличных реклам, ведь ей уже давно не доводилось ими насладиться. Когда она еще жила здесь, то была намного моложе, по-другому смотрела на мир, и именно здесь произошли те немногие истории, что были в ее жизни. Тогда тоже стояли фиалковые, прохладные, весенние вечера, и так же гудел, громыхал и звенел бульвар. С тех пор она столько раз вспоминала те давние весенние вечера, что воспоминания эти потускнели и спутались. В эту же минуту ее мысли походили на посещающие нас смутные догадки из другой жизни, той, что была до того, как мы родились: «Где-то я уже это видела... дежа вю», и, прежде чем невинные скитания прошлых лет успели оставить яркий и чистый след в ее душе, женщина вдруг вскинула голову и дерзко посмотрела прямо на свет уличных фонарей.

Она стояла перед кофейней на углу, а за оградой, в тени кадок с плющом и туями, сидел мужчина в распахнутом пальто и с удивительным упорством помешивал кофе. Услышав приближающиеся шаги женщины, он вздрогнул, взглянул на нее и механически поприветствовал, резко кивнув головой. По прошествии многих минут выражение лица его сменилось удивлением.

Викши, ну конечно, это она, Викторин Коцан.

Девушка сначала кивнула так, как кивала дома деревенским мальчишкам, будто тот, кому она улыбалась, сделан из стекла или воздуха, и она глядит сквозь него. С застывшей на губах полуулыбкой она сделала несколько шагов, все дальше удаляясь от дрожащих туй. И на минуту остановилась на повороте.

Что это было? — задумалась она. — Значит, снова!.. Это был он. Заметил меня.

Нерешительно, не отдавая себе отчета, женщина свернула на тихую улицу. Так просто! Сколько раз с неистовым гневом или безрадостной кротостью, позже равнодушно, но всегда твердо зная, представляла она, что этот момент обязательно настанет, и вот он наконец настал. Сейчас! Но почему именно сегодня? И на этом все? Не должно ли произойти что-то еще? В этом уже не было никакой надобности, так зачем же?..

Позади послышался торопливый стук шагов, все ближе, уже в узком переулке, и она почувствовала, что скрыться некуда. Женщина быстро и тяжело вздохнула и почувствовала, как привычно сжалось сердце. На мгновенье она вспомнила то чувство. Сейчас что-то будет, снова какая-нибудь история, после стольких тихих* скучных лет. «Чем все тогда кончилось?» — с затуманенным мозгом, в смятении и удивительно нервно, она пожала прохладной рукой руку мужчины, который приблизился к ней.

— Добрый вечер!

Странно, она произнесла эти слова спокойно и разочарованно. Совсем по-другому она это представляла. Годами рассчитывала на встречу, прекрасную, случайную встречу, как в театре, которая бы в нужное время и в нужном месте положила конец бесцельным скитаниям. Сначала при мыслях об этом ее охватывал неистовый гнев, сидя на краю кровати в бревенчатой деревенской комнате, она язвительно шипела слова обвинения, услышав которые он должен был бы побледнеть, а лоб бы побагровел от стыда. Думала, что будет спокойной и дружелюбной, какой была при их знакомстве, потом пыталась изобразить презрительное безразличие. Хотела вновь быть мягкой и печальной, словно принесенная в жертву жизнь, но чаще всего представляла, что они встретятся среди толпы народа, она будет кокетничать с мужчинами, исступленно, горько — пусть посмотрит. Эти бесплодные, сумбурные мечты развеялись, и она уже давно не вспоминала о нем, привыкла к своей жизни, и вот он вновь стоит рядом ароматным, лихорадочным вечером, а она горько и задумчиво произносит: «Добрый вечер!»

И оба задумались над глупыми банальностями.

— Сто лет вас не видел. Я слышал, вы вышли замуж, три года назад, да?

— Да! И вы женаты, насколько мне известно.

— Четыре года как, — ответил он и вдруг пожалел о своей неловкости. — Так где вы живете?

— Пока в Промонторе. Муж купил там аптеку. Я часто туда заглядываю.

Об этой фразе женщина пожалела. Они обменялись еще парой нелепых фраз и замолчали.

Удивительным образом, мужчина и женщина зашагали в одном ритме, как раньше.

На углу они развернулись, мужчина повернулся к ней.

— А расскажите о муже, Викторин, — сказал он нарочито равнодушно, вежливым тоном.

— Он очень хороший человек! — волнуясь ответила женщина. — У меня и сын есть.

— У меня тоже, у жены — нет. Ничего нет.

— Ваша жена все еще хворает?

— Постоянно, бедняжка! — в движении его головы прочитывалось немое недовольство.

Они вновь замолчали.

— Викторин! — вновь произнес он, — Семь лет уже прошло с тех пор...

— Восемь.

— Боже мой! Я тогда бегал в поисках службы, помните? Мне очень нужны были деньги, Викторин.

Женщина услышала в этой фразе мольбу об оправдании и едва заметно улыбнулась.

— Все к лучшему.

Мужчина не ответил. Они молча продолжили путь, но в молчании пульсировало что-то затаенное.

— Где вы были все это время? — настаивал он. — Куда уехали тогда, в тот же час?

— К старшему брату — священнику, в деревню. Моя пештская тетка уехала на отдых, мне тоже пришлось уехать.

— Я тогда был очень болен.

— Знаю.

— Старшая сестра приехала меня выхаживать и внушала мне трезвые и мудрые мысли. Помню, меня лихорадило. Я не верил сплетням о вас, Викторин, и до сих пор не верю. Но мне тогда так нужны были деньги.

— Знаю, — выпалила женщина и невольно ускорила шаг, чтобы больше не слышать его слов. Она все знала. Была знакома с худенькой, белокурой дочкой министра, которая, как говорят, просто потребовала себе этого человека. Всем было известно, что вместе с дочкой получишь и должность, да и деньги к ней прилагались. Как возненавидела она тогда это голубоглазое, упрямое создание, чья любовь сносила унижения с терпением рептилии, а она была здесь, красивая, победоносная соперница; и вот та, другая, получила желаемое. Удивительно, что теперь она чувствовала по отношению к конкурентке лишь сестринскую жалость. Теперь та девушка больна и несчастна.

— Ваша жена дома?

— Должна была приехать к полудню.

— Почему вы не с ней?

— У меня здесь дела.

— Правда?

Невероятная досада охватила девушку. Бог знает! Если бы вчера кто-то доложил ей об этой встрече, она бы с бьющимся сердцем подготовилась к ней, как принято готовиться к торжественным мероприятиям. Жизнь ее, впрочем, была пустой и покойной. Нет, непременно нужно было подготовиться. Собраться с духом, нарядиться, хотя бы ночь не поспать, собрать пару спрятанных выцветших писем, сухих цветов, портрет, если он сохранился... Но сейчас она ощущала себя героиней дешевой пьесы после первого действия. Она понимала, что вечер будет испорчен, пройдет неохотно и мрачно, и после него ничего не останется.

Мужчина заговорил вновь. Он был серьезен, на лице вместо обычной насмешливой гримасы проступили черты прежней кротости и доброты.

— Викши, у меня к вам один вопрос — вы должны ответить. Очень прошу, молю, скажите, что вы думали обо мне, когда узнали новость о моей женитьбе? Без прикрас, без обиняков, скажите прямо.

Женщина почувствовала: этого-то ей и не хватало. На мгновение вспыхнули серые, глубокие глаза, и по фарфорово-бледным, как у мадонны, чертам промелькнула тень коварства.

— Много чего думала, — искренне сказала она. — Честно говоря, иного я и не ожидала. Вы были аристократом гордой бедности, упрямым поклонником и неистовым импрессионистом, вечно капризным, бездомным рыцарем справедливости...