Вспышки воспоминаний: рассказы - Ли Мунёль

— Что ж в этом вагоне охраны нет, что ли? — будто прочел его мысли Хон.

Он внезапно почувствовал раздражение. Отвращение к сотне сослуживцев, страдавших от грубости нескольких солдат, неожиданно превратилось в ненависть к Хону. И тут же — в ненависть к себе: «Мои руки тонки, мой голос тих, душа слаба. Нет во мне сил противиться жестокости, увлечь за собой привыкших к повиновению товарищей».

Тем временем обиралы подходили все ближе к его ряду. Терзаемый отвращением к себе, он безвольно нащупал в кармане горсть монет. Хон тоже рылся в карманах в поисках мелочи. Тут в соседнем ряду поднялся здоровый, грубоватый на вид дембель:

— Ах вы, суки поганые, я долго вас терпел, но терпение мое кончилось!

Обиралы злобно уставились на него:

— На грубость нарываешься?

— С вами, щенки, я разговаривать не собираюсь! Где ваш старший? Там у дверей не он стоит? — Видно было, что словами его не запугать.

— Вы посмотрите на него!

Один из обирал попытался его ударить. Дембель чудесным образом увернулся, а хозяин кулака скорчился на полу, вопя от боли. Дембеля в воодушевлении вскочили с мест, и солдаты в черных беретах приостановили атаку на героя.

— Вы чего, мужики? — словно почуяв неладное, в дверях появился пьяный сержант.

— Сержант, уж ты наверняка должен знать! Слышал про остров Белых костей? Я оттуда возвращаюсь.

Он понятия не имел, что это за остров. А сержант, судя по всему, знал. Но, не желая сразу сдавать позиции, оскалился:

— Ну знаю, и что с того? Что ж ты с этими сухопутными крысами сидишь, пойдем лучше с нами выпьем.

Ли напряженно вглядывался в невесть откуда взявшегося смельчака, будто пытаясь по выражению лица разгадать его намерения. Герой неподобающе герою заколебался. Казалось, он взвешивал все «за» и «против».

— Ну, составишь нам компанию? — снова предложил сержант.

Уже весь вагон смотрел на дембеля, каждый надеялся, что выбор будет правильным. Но вышло наоборот.

— Пойдем, если у тебя есть что выпить. — Он исчез вслед за сержантом. Вероломство героя повергло его в отчаяние. Те немногие, кто встал поддержать храбреца, рухнули на свои местам.

Тут очередь дошла до него.

— Эй, что у тебя с лицом? Будто лимон проглотил! — спросил обирала, словно догадавшись о его чувствах. А он и вправду едва сдерживался. От вопроса солдата ему стало еще хуже.

— Не приставайте к нему. Он болеет, — внезапно встрял Хон. С чего он взял? Может, принял его бледность от гнева за признак болезни?

Обиралы отстали и прошли к следующему ряду.

— Вот и ладно, эта сволочи — нелюди какие-то. Они, конечно, бесят, но вам надо сдержаться и потерпеть.

Значит, Хон понял причину его бледности и нарочно соврал про болезнь. И это взбесило его еще сильнее.

— За три года научились только плохому… — вырвалось у него помимо его воли.

Хон усмехнулся.

— А кто хорошему-то научился? Что ты, что я дешево отделались — скинулись по сто вон, так что не бери в голову, — сказал Хон и следом сделал великодушное предложение: — Может, выпьем по стаканчику, расслабимся. Эй! Бутылочку соджу [22] сюда! — окликнул он продавца с тележкой, проходившего мимо.

— Пейте один, — тихо промолвил он, пытаясь сдержать кипящее нутро.

У него не было причин сердиться на Хона. Но Хон снова вывел его из себя.

— Вот суки, купи им выпить, когда у тебя самого на выпивку не хватает… Но говорят же, не давай сердцу воли в гневе, так что выпей, залей обиду.

Он не сдержался и резко одернул его:

— Отстань!

Увидев его побледневшее от злости лицо, Хон чуть съежился, натянуто улыбнулся и протянул стакан сидевшему рядом соседу.

Он надвинул кепку на глаза и откинулся назад. Поспать не удастся, так хоть отвернуться и не видеть этого унижения. Но уши заткнуть было нечем.

— Ой, спасибо! — Совсем рядом глупец-дембель вознамерился откупиться и пожертвовал тысячу. Черный берет вопил во всю глотку: — Вот спасибо так спасибо! Налейте ему, целый штукарь пожертвовал!

Он не понимал, отчего вдруг настроение толпы поменялось. Вблизи него сцена с купюрой, будто под копирку, повторилась несколько раз. Потом пыл жертвователей поубавился, и вновь звенели монеты. Вдруг откуда-то из центра вагона раздался голос обиралы:

— Эй, ты что, нищий? Тебе что, сто вон жалко?

— Денег мне не жалко, просто я не вижу причины платить, — отчетливо произнес кто-то бесстрастным голосом.

Ему стало стыдно. Он посмотрел в ту сторону. Бледный, худой дембель стоял напротив одного из черных беретов.

— Ах ты сволочь, ты что это, на халяву песни слушал?!

— А я их не заказывал! Они мне только спать мешают…

— Так ты, козел, издеваешься?!

Внезапно один из обирал ударил дембеля в лицо. Тот покачнулся, но не упал. Из носа хлынула кровь. Худой дембель спокойно достал из кармана платок и утерся. Глаза его заблестели.

— Ты ударил человека. Я еще не уволен в запас, а значит, все еще являюсь капралом. А ты просто солдат. Это преступление против старшего по званию, ты попадешь под трибунал!

Откуда-то взялся их сержант и ударил беднягу кулаком в живот:

— А я сержант, так что могу и ударить! Ты, недоносок, заткнись и гони деньги! Это приказ!

Худой дембель скорчился от боли, но снова выпрямился:

— Я оспорю незаконный приказ. Ты не вправе мне приказывать. Это акт насилия. Тебе тоже придется ответить за это!

— Эй, у тебя что, папаша — прокурор, что ли? Вот тебе закон!

И снова пошли в ход кулаки. Но в перерыве между ударами раздавался ясный голос худого храбреца:

— Вы ответите перед законом!

Положение было безнадежным. В ход пошли не только кулаки, но и ботинки. Под градом ударов храбрец осел на пол.

Ли мрачно посматривал в сторону выхода. Как второго пришествия, ждал военную полицию или охрану поезда. Но они были так же далеки, как закон и порядок.

Вместо них в проходе появился тот, кого совсем не ждали. Двое в черных беретах втащили за собой недавнего героя. Кто-то измочалил его так, что лицо опухло до неузнаваемости. Один из них кинул героя на сиденье и громко, чтобы все слышали, проворчал:

— Ничтожество, а строит из себя…

Пнул его, развернулся и вышел.

Когда избивали худого дембеля, в вагоне раздавались жалостливые вздохи и протестующее бормотание, которые вполне могли вылиться в сопротивление. Но неожиданный поворот событий заставил всех замолчать.

Он подавленно смотрел на возобновившиеся поборы. Но в попытке выжить люди не зря объединяются в группы. Черные береты усадили к стене бесчувственного дембеля, поборы продолжились, как вдруг откуда-то раздался громкий взволнованный крик:

— Что же вы сидите? Три года нас шпыняли, так еще и сегодня будут?!

Толпа зашевелилась, будто разом очнувшись ото сна. Этот крик подействовал на людей как ветер на тлеющий огонь.

— Ах вы гады!

— Жить надоело?

Черные береты занервничали. А голос продолжал подстрекать:

— Нас тут человек сто, и мы будем терпеть издевательства от пятерых?

Черные береты рыскали глазами в поисках хозяина голоса, а тот, будто не замечая угрозы, продолжал:

— Вы что, не мужики, что ли? Приедете домой — что же вы бабам своим скажете?

Береты вычислили, откуда доносился голос, и направились туда. Но, к своему несчастью, они еще не поняли, что наступил переломный момент. Не успели они сделать и нескольких шагов, как послышались гневные крики:

— Правду говорит! Что, так и будем терпеть?!

— Они такие же люди, как и мы! Один не справится, так втроем навалимся, а где трое не осилят — десяток налетит…

Гул крепчал. Особенно старались те, кто еще не выложил денег. У них, казалось, было больше рвения разделаться с нахалами.

— Даже если забьем их до смерти, всех не пересажают! В худшем случае на пару месяцев позже домой вернемся, — раздался опять тот же голос.

Толпа бушевала все сильнее: