Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца
– Ты что? – Ушка сверлила меня синими глазами. – Бросишь его?
– Брошу, не брошу, какое это теперь имеет значение? Кто я такой?
И ты кто такая?
– Дело не в том, что мы с тобой ничего не можем сделать, – медленно проговорила Ушанова.- Нельзя человека бросать, когда ему плохо.
"Он заслужил это, – подумал я. – Ушанова идеализирует Каспакова не только как аспирантка. Жалостливая она".
Конфетки-бараночки,
Словно лебеди-саночки…
В субботу весь день падал снег. Из дома я не выходил. Шеф съездил к Джону и Ситке. Вечером пришел Большой. Тесть Эдьки позвал к себе отметить праздник. Втроем, Света (жена Эдьки), Большой и Шеф пошли в гости.
В Лейк-Плесиде наши хоккеисты в решающем матче проиграли сборной
США. Американская команда набрана наспех перед Олимпиадой, из студентов. Как могло произойти, что победоносно наигранный состав не смог справиться с самодеятельными пацанами?
Утром разбудил Шеф.
– Пойдем ко мне.
В запылившееся окно детской било Солнце. На улице таял вчерашний снег. Шеф лежал на топчане, обхватив затылок руками. На полу, среди вчерашних газет стояла, укупоренная пластмассовой крышкой, литровая банка с темной жидкостью.
– Я принес смородиновое вино. Попробуй.
– Откуда вино?
– Юра, тесть Большого дал.
Я сделал несколько глотков.
– Хорошее вино.
– Вино высшее.
– Позавчера с матушкой были у Валеры, – я поставил банку на пол.
– Плохой он… Парализован почти полностью. Еще у него…
– Не рассказывай. – Шеф потемнел лицом..
Надо о чем-то говорить и я рассказал ему о Каспакове.
– Ты зря смеешься над Жаркеном. – сказал Шеф. – Он правильно очкует. – Он потянулся за банкой. – А ты сам что?
– Сам что? – переспросил я и ответил. – Ничего. Думаю добивать дисер.
– Все же решил защищаться?
– Надо.
– Э-э… – Он отпил вино, причмокнул языком. – Самый цимес.
Детскую Шеф называет пеналом. Всего-то размещались в комнате книжный шкаф с топчаном и пара стульев. У топчана разболтались крепежные болты. При каждом повороте набок Шефа лежак со звуком стукается о стену. Сейчас брат лежал, глядя перед собой с мечтательными глазами.
Шеф вновь обхватил затылок руками.
– Эх, какие у меня кенты! Таких кентов, как Коротя и Мурка, ни у кого нет…
– Да…
– Вчера съездил в больницу. Джон хороший. А Ситка… Ситка меня рассмешил. Опять целовал руки Людмиле Павловне.
– Нуртасей, ты… Не могу я к Джону ходить.
– А тебе и не надо к нему ходить. – сказал, потягиваясь, Шеф. -
Джона с Ситкой я взял на себя. Подай-ка мне сигарету. – Он сделал две затяжки. – Только будь осторожен. Ты давно уже большой, но все равно будь осторожен.
– Это ты будь осторожен. Ходишь и не смотришь себе под ноги.
– Это я то не смотрю себе под ноги? – засмеялся он. – Э-э, дорогой… Я все кругом секу. Со мной никогда ничего не случится. Я за тебя боюсь.
– Что за меня бояться? Из дома почти не выхожу.
– Мы с тобой остались вдвоем.
Что он говорит? Шеф и я остались вдвоем? А как же Ситка, Джон,
Доктор? Нурлаха?
Словно отвечая на мое немое удивление, Шеф растер сигарету о дно пепельницы, вновь откинулся на подушку и сказал:
– Доктор говнит на каждом шагу. Лажает нас… Связался с этой коровой…
– Ты его давно видел?
– Неделю назад. Он приезжал с Надькой к Меченому. – Шеф прокашлялся. – Работает сторожем на эмвэдэвских дачах.
– Он знает, что папа болеет?
– Наверно знает. – Глаза у Шефа сузились. – Бисембаев п… ему дал.
– Какой Бисембаев?
– Ты его не знаешь. Мурик Бисембаев, щипач есть один.
– Знаю я его.
– Знаешь? – Шеф исподлобья взглянул на меня. – Откуда?
– Видел, как он у "Кооператора" лет десять назад ошивался.
– Точно он. – Шеф еще больше помрачнел. – Мне Меченый рассказал… Доктор побуцкал Надьку, а Бисембаев вступился за нее и дал ему п…
Я молчал.
– Доктор говно, но он мой брат. Вот я и отп…л Бисембаева. Так отп…л, что он надолго запомнит.
– Что делает Бисембаев у Меченого?
– Живет. Месяц назад откинулся, квартиру матери менты забрали себе.
Бисембаев живет у Меченого? Что-то екнуло во мне, проняло изнутри холодом. Бисембаев опасен, ох, как опасен. Я вспомнил сцену на скамейке у памятника генералу Панфилову. Он коварный. Бисембаев – зверек. Сказать Шефу? Но как оформить предчувствие в слова?
Я промолчал
– За брата я п…л и напропалую буду п…ть этого Бисембаева. -
Сказал он и оторвал голову от подушки. – Ты слышишь?
– Нет. А что?
– Кажется, Колобок зовет.
– Послышалось тебе. Спит матушка.
– Я тебя прошу… Ты когда поддашь, то запираешься на ключ, открываешь окно. Колобок понтуется… Боится, что простудишься.
Пожалуйста, не открывай окно.
– Хорошо.
– Ладно. – Шеф поднял с пола газеты. – Иди к себе. Я почитаю.
Сверхмаленькие люди не столь порочны, сколь дальнозорки. Я не предполагал насколько Шастри честолюбив. Сегодня он ждал меня с новостями.
– С утра вызывал Ахмеров… – переминался шалунишка.- Сказал, что
Каспаков п…й накрылся.
– В каком смысле?
– Ты не в курсе? Послезавтра партбюро разбирает персональное пьянство Каспакова.
Персональное пьянство? Шастри юморист.
– Что-то такое следовало ожидать.
Шастри раздул ноздри.
– Его и из завлабов попрут.
Каспаков не может выйти из пике, боится показаться на работе.
Совсем недавно его самого почти все боялись, боялись, вплоть до замдиректора. Только почему шалунишка сияет именинником? Неужели…?
– Ахмеров обещал тебе его место?
Шастри заулыбался.
– Он сказал, что будет говорить обо мне с Чокиным.
Ахмеров время не теряет, в открытую вербует пятую колонну.
Напрасно Таня Ушанова в минувшую пятницу уговаривала главбухшу не возникать. Уговоры дали понять бухгалтерше, что, пригрозив разоблачением парторгу, она сломала Каспакова.
– К приезду Чокина Жаркена освободят из парторгов, – Ушка подтвердила слова шалунишки.
– Знаешь, что мне сказал Нурхан? – Я хочу вернуть Таню к реальности. – Ахмеров пообещал ему место Каспакова.
– Брось чепуху городить.
– Сама погляди, Ахмеров кроме Каспакова ненавидит в нашей лаборатории и Кула. Остается Нурхан.
– Слышать ничего не хочу про Нурхана. Ты мне лучше скажи, как
Жаркена из запоя вывести?
– Коминтерн – это трудно.
– Если он сейчас же не остановится, Жаркена за неделю и из партии выгонят.
– Все-таки быстро Ахмеров положил его на лопатки.
Я не мог не отдать должное напористости гидротехника. Примитивно и быстро. Причем, не вступая в открытое столкновение.
Для Каспакова плохо, не только то, что он не показывается на работе. Вдвойне плохо, что в командировке Чокин. Будь директор на месте, он в два счета поставил на место главбухшу, шелбанул бы по устремлениям Ахмерова покончить с пьянством коммуниста Каспакова.
Как все просто и быстро. Не мечтал директор о таком преемнике, но порядок есть порядок. К своему возвращению Чокин будет поставлен перед фактом.
Я позвонил домой. Взял трубку Шеф.
– Колобок поехала к отцу. – сказал он. – Ты когда придешь?
– Скоро. Приду не один.
Вот как бывает…
Серик Касенов душевно здоровый человек и редко когда пьянеет.
Если и наберется, то из себя не выходит, не портит другим настроение. Нет в нем второго дна, умеет слушать. Друзей у него много, к концу недели они наперебой звонят на работу, приглашают разделить застолье.
Под руководством Сподыряка Серик смастрячил экономичный водогрейный котел. Котел он испытывает, но на напоминания Сподыряка о патентовании агрегата откликается вяло. Процедура регистрации изобретения длительная, но ее необходимо пройти. Серик Касенов понимает так, что новшества воруют только в книгах и кино и думает, что кроме него его котел никому не нужен.
У него двое детей, заботливая жена. У жены в близких родственниках начальник управления кадров МВД, которого регулярно снабжают черной икрой, балыками товарищи из Гурьевского УВД. От рыбных щедрот кадровика перепадает семье Касеновых. Под водочку лопаем икру и мы с Хаки.
Хаки, Серик Касенов, Шеф и я пили на кухне. О чем говорили, помню плохо. Не помню и то, как пошел спать.
… С утра шел мелкий снежок. На кухне Шеф собирал передачу для
Джона и Ситки.
– Вчера Колобок выходила на лоджию, видела открытое окно в твоей комнате. Я же просил тебя не открывать. – Шеф складывал банки в портфель и ворчал. – Ты нажрался, но я тебя не заложил.
На себя бы лучше посмотрел. Пил вместе с нами и еще делает одолжение, что не закладывал. Я разозлился и пошел к себе.
Валялся в кровати часа два. В дверь позвонили. Матушка открыла дверь.
