Энн Пэтчетт - На пороге чудес
— Тогда-то она и выбросила телефон, — пояснила Барбара. — Еще за несколько лет до нашего приезда.
Марина сняла с ободка стакана ананасный ломтик, макнула в пунш и съела.
— Неужели это такая помеха? В конце-то концов, ведь она делает работу для него. Он платит за все — за ее исследования, квартиру, за этот обед. Разве он не имеет права спросить, как идут дела?
— Платит не он, — поправила ее Барбара. — Платит компания.
— Да, но он глава компании. Он нанял доктора Свенсон. Он отвечает за результаты.
— Разве человек, который продает картины Ван Гога, отвечает за живопись?
Забавно, подумала Марина, в свои двадцать три года она чувствовала то же самое и приводила бы такие же сомнительные аргументы. Тогда ее привлекали в докторе Свенсон именно темперамент и несокрушимая уверенность, с которой та шла по жизни, делала свои дела и была во всем непререкаемо права. Таких людей она больше не встречала — и, в общем-то, была этому рада.
Хотя порой и жалела.
— Думаю, что имя Ван Гога поможет ему выгодно продать картину. Но если он не будет торговать живописью долгое время, то…
Барбара положила прохладную руку на запястье Марины.
— Извините, — сказала она. — Мистер Фокс ваш босс, доктор Экман был вашим другом. Мне не стоило поднимать эту тему.
— Я понимаю вашу точку зрения, — ответила Марина, стараясь не злиться.
— Мы попробуем связаться с Энник, а если не получится, составим вам компанию, пока она не приедет в город.
Марина сделала большой глоток пунша, хотя внутренний голос отговаривал ее.
— Это вовсе не обязательно.
— Нет, мы вас не оставим, — заявила Барбара и откинулась на спинку стула, словно все было решено. — Энник наверняка нас одобрит.
К десяти утра мир превращался в раскаленную печку.
За пределами Манауса на берегах реки даже в среду было полно народу. Люди лежали на расстеленных на песке полотенцах. На мелководье плескались, играли, смеялись и прыгали дети. Взрослые плавали вокруг, описывая широкие круги. Их голоса и крики напоминали птичий щебет, а не человеческую речь.
Милтон, с его бесконечной практичностью, привез в багажнике полосатый зонтик и теперь пытался воткнуть его в песок. Наконец это ему удалось, и зонтик подарил небольшую тень. В этом скромном убежище он и Марина уселись на полотенцах, обхватив руками колени.
В это утро Марина заглянула к Родриго, чтобы купить купальник, но у него нашелся лишь один вариант цельного купальника — дешевый, яркий, с небольшой юбочкой, делавшей Марину похожей на немолодую фигуристку. Сейчас купальник был на ней, под одеждой, а сама она недоумевала, почему решила, что будет купаться…
Бовендеры не нуждались в защите от солнца.
Они быстро разделись, и это было нечто. Джеки остался в коротких шортах, пояс которых проходил намного ниже острых выступов его тазовой кости, а бикини Барбары небрежно соединялось серией тонких завязок. Казалось, цель таких купальных костюмов состояла в том, чтобы держать в ожидании соседей по пляжу: когда же сильный порыв ветра сбросит с них эту видимость одежды…
Джеки зевнул, упал на песок и сделал стойку на руках. Мышцы на его плечах и спине разделились на отчетливые группы и могли служить наглядным пособием для всякого начинающего студента-медика: большая и малая грудные мышцы, дельтовидная, трапециевидная мышца, межреберные мышцы.
Люди, расположившиеся на соседних полотенцах, показывали на него пальцем, свистели и хлопали, звали детей, чтобы те посмотрели на удивительного парня.
— Его больше не укачивает, — пробормотал Милтон.
Джеки опустил ноги на песок и сел. Лоза, окружающая его лодыжку, была увешана крошечными гроздьями винограда.
— У меня все в порядке.
— Вот почему я вышла за него, — сказала Барбара. Половину ее лица закрывали огромные темные очки. — Я увидела, как он проделал этот трюк на пляже в Сиднее. Он был тогда в своих бордшортах. И тогда я сказала подружке: «Он мой».
— Браки заключаются порой и по более странным мотивациям, — заметила Марина, хотя на самом деле так не думала.
— Вы плаваете? — спросил у нее Милтон.
Сам он был в брюках и белой рубашке с коротким рукавом. И явно не собирался их снимать.
— Я умею плавать, — ответила она, — если вас именно это интересует.
Барбара растянулась на полотенце; ее умащенное кремом тело отражало солнечный свет, кроме небольших участков, закрытых тканью. Маленький круглый бриллиантик свисал на золотой цепочке с ее лодыжки и поблескивал вместе с кожей.
— Как жарко, — спокойно посетовала она.
— С жарой у нас нет проблем, — согласился Милтон.
На его макушке красовалась небольшая соломенная шляпа, и из-за нее он почему-то выглядел круче всех.
— Пошли поплаваем, — предложил Джеки, наклонился и шлепнул жену по животу. От неожиданности она подскочила на дюйм.
— В воде еще жарче, — ответила она.
— Давай, давай, — сказал он, вскочил сам и, потянув ее за руки, заставил встать. Она на миг задержалась, отряхивая песок со светлых волос. Для окружающих эта сцена стала таким же зрелищем, как и стойка на руках. Бовендеры почти подошли к воде, обняв друг друга за талию, но вдруг вернулись.
— Вы идете купаться? — спросил Джеки.
Марина покачала головой.
— Ступайте, ступайте, — сказал Милтон. — Мы придем и посмотрим.
Он неуклюже поднялся на ноги и помог встать Марине.
— Им нужно, чтобы мы полюбовались, как красиво они смотрятся в воде.
— Они неплохо выглядели и тут, на песке, — возразила Марина.
— Мы родители, — сказал Милтон. — Мы обязаны посмотреть.
Марина неохотно последовала за ним, из чувства долга, но когда вышла из-под зонтика, то обнаружила, что мир переменился.
Под полосатой тканью, оказывается, было довольно прохладно, а тут солнце обрушило на нее всю свою ярость.
Она остановилась и поискала взглядом Бовендеров — те как раз входили в бурые воды реки, держась за руки.
После приезда в Бразилию она несколько раз оказывалась на такой жаре, но всегда могла шагнуть в тень, зайти в кафе и выпить баночку содовой либо вернуться в отель и встать под холодный душ. Она научилась заранее чувствовать, когда ее одолеет жара, и делала это так точно, словно у нее на запястье был термометр.
Чувствовала и вовремя спасалась.
Но теперь, глядя на воду и песок, она не знала, куда ей идти.
Она таяла, растекалась по песку.
Под зонтиком остался маленький холодильник, который привез Милтон — охлаждать бутылочки воды и пиво для Джеки.
Она могла бы потереть себе шею кусочком льда…
Далеко впереди Бовендеры погрузились в воду и стали неразличимы среди других пловцов, детей и взрослых. Марина мысленно кляла их за нежелание, неспособность проснуться раньше девяти утра.
В конце концов, она ведь тоже устала.
Она снова принимала лариам из флакончика, который за день до этого прислал мистер Фокс, и в три часа утра проснулась — несомненно, как и все остальные в отеле «Индира», от своих криков. «Кто-то зарезал женщину», — подумала она, все еще плывя по волнам сна, и только после этого поняла, чей это был крик. Ночь для нее закончилась. Марина уже не спала, только ждала.
— Вы молодец, — проговорил Милтон, глядя на реку. — Я восхищен вашим терпением.
— Поверьте мне, я не умею терпеть.
— Тогда вы удачно создаете иллюзию терпения. Результат тот же самый.
— У меня остались лишь два желания — найти доктора Свенсон и вернуться домой, — вздохнула она.
Горячими казались даже слова, вырывающиеся из ее рта.
— Чтобы попасть к доктору Свенсон и вернуться домой, вам сначала придется пройти мимо Бовендеров. Они стерегут вход на запретную территорию. Их работа — не пустить вас к ней, за это им и платят. Я не уверен, известно ли им, где она проводит свои исследования, но уверен, что этого больше никто не знает. Вы им понравились. Возможно, они что-нибудь придумают.
Из воды высунулась рука и помахала.
Милтон поднял руку и помахал в ответ.
Где же дождь? Где потоки воды, день за днем проливавшиеся с неба?!
Сейчас Марина мечтала о дожде, не обязательно о ливне, лишь бы он загородил солнце хоть ненадолго.
— Они не могут мне симпатизировать.
— Они считают, что вы держитесь очень естественно. Мне сказала это миссис Бовендер. Они видят, что вы искренне горюете об умершем друге и пытаетесь узнать подробности о его смерти.
— Ну, так и есть, — согласилась она, хотя такое описание касалось лишь ее обязательств перед Карен.
— Они уверены, что вы понравитесь доктору Свенсон, — заключил Милтон.
Марине уже казалось, что солнце пробралось в ее мозг и расплавило его.
— Доктор Свенсон знала меня когда-то. Я абсолютно уверена, что у нее нет ко мне никаких эмоций.
