Энн Пэтчетт - На пороге чудес
— Никсон? — переспросила Марина.
— Серьезно, — подтвердил Джеки; его глаза слегка покраснели.
— Вот только письма он передает неисправно, — сказала Марина и вдруг сообразила: — Или вы их все-таки получали?
Барбара выпрямила спину.
В туфлях на высоких каблуках она была выше Марины.
— Нет, не получали. Я уже вам говорила.
Марина пожала плечами.
— Значит, во всем виноват Никсон?
— Вся почта попадает в почтовый ящик и ждет Энник, — Барбара вышла в другую комнату и вернулась, держа за ручки аккуратный металлический ящик. Вероятно, праздные особы заказывают такие ящики по каталогу где-нибудь в США, если им неприятно складывать почту в картонную коробку.
— Глядите, — сказала она, — я его даже не проверяю. Энник сказала, чтобы вся почта шла прямо в ящик. Так мы и делаем. Ящик стоит в ее кабинете. — Она поставила ящик на скамейку возле пяток своего мужа. На загорелых ногах Джеки виднелись более светлые полоски от ремешков шлепанцев. — Сначала я отвечала на письма, сообщала людям, что они не должны приезжать сюда, но потом Энник решила, что любой ответ все равно воспринимается как поощрение, и не велела мне больше отвечать.
— Людям не требуется поощрение, они все равно приезжают, — вмешался Джеки.
Марина подошла к кожаной скамье и села рядом с ящиком, а бокал с вином поставила на пол. Она не спрашивала позволения — просто сунула пальцы в ящик и стала рыться в письмах. Вскоре увидела собственный почерк на белых конвертах с логотипом отеля.
— Бовендер, — сказала она и бросила первое письмо на скамью. Потом нашла два других. — Бовендер, Бовендер.
Джеки вытащил письмо из конверта.
— Дорогие мистер и миссис Бовендер, — начал он.
— Пожалуйста, перестань! — воскликнула Барбара и закрыла уши ладонями. — Я чувствую себя полной идиоткой. С этого дня я буду просматривать почту. Честное слово.
Марина повернулась к ней:
— Вы и счета не оплачиваете?
Джеки покачал головой.
— Все счета поступают прямо в Миннесоту. Клянусь, так было заведено с самого начала.
Конечно, тут все нормально.
Марина вернулась к ящику.
С одной стороны аккуратно стояли журналы — «Харперс», «Нью-Йоркер», «Сайентифик Американ», «Медицинский журнал Новой Англии». Еще там была масса писем от «Фогель», письма из других стран, из университетов, госпиталей, фармацевтических компаний.
Пальцы Марины перебирали, перебирали…
Барбара бессильно смотрела, как в корреспонденции ее работодательницы роется, в общем-то, почти незнакомая ей особа.
— Я не уверена, что мы поступаем правильно, — нерешительно проговорила она. Возможно, ей только сейчас пришло в голову, что она поступила опрометчиво, притащив ящик с почтой. — Вы ведь написали только три письма. Ей не понравится, что…
Вот оно, вот!
Марине не пришлось глубоко залезать в письма.
Ведь все было не так давно.
«Андерс Экман».
Она бросила голубой конверт авиапочты на свои письма.
Джеки тут же убрал ноги, словно Марина могла обжечь его.
Барбара наклонилась и взглянула на конверт:
— Боже, как вы думаете, от кого оно?
«Андерсу Экману, через доктора Энник Свенсон», — весьма неуклюжая фраза.
— От его жены, — сказала Марина.
Теперь она быстро находила письма по почерку Карен, который только что увидела.
Все ее письма, которые Марина теперь вытаскивала из ящика, вероятно, были написаны после отъезда Андерса в джунгли. Других адресов у Энник не было, вот она и писала на адрес доктора Свенсон в Манаусе. До этого она, вероятно, звонила ему или общалась по электронной почте, а в сентиментальном настроении посылала ему письмо на адрес отеля. Вероятно, рассказывала ему о мальчиках и о снеге, звала домой, почувствовав в его голосе нотки уныния, и вообще, потому, что они с самого начала необдуманно согласились на эту поездку.
Марина знала содержимое каждого письма; она роняла их одно за другим на кожаную скамейку, где недавно лежали пятки Джеки.
Она видела, как Карен сидела на высоком табурете за своим кухонным островком и писала страницу за страницей — по утрам, когда отвезла сыновей в школу, и вечерами, уложив их спать. Писала, наклонив голову, заправив за уши светлые волосы.
Марина читала надписи на конвертах, словно заглядывала через плечо Карен.
Письма приходили по одному и парами, даже по три. Карен писала их каждый день, может, дважды в день, так как больше ничем не могла ему помочь. Но она не помогала ему.
Марина не сомневалась: Андерс знал, что Карен пишет ему, что она любит писать письма, и знал, что эти письма оседают в Манаусе. Но, не получая их, он не знал, доходят ли его письма. Возможно, что Андерс думал, умирая: выбралось ли из джунглей хоть одно его послание? Ведь мальчишка в лодке, выдолбленной из ствола дерева, мог просто брать у него деньги, а конверты пускать по воде, как только заплывет за поворот, и тогда бы его письма читали лишь рыбы и речные дельфины.
Карен Экман превращала свою любовь в работу и усердно писала мужу. Плоды ее усердия теперь лежали на кожаной скамейке в апартаментах доктора Свенсон.
Барбара села рядом с мужем.
С бокалом в руке они смотрела на растущую гору конвертов.
— Что вы хотите с ними делать? — осторожно спросила Барбара, когда Марина просмотрела всю почту в ящике.
Марина наклонилась и подобрала несколько упавших на пол писем.
— Не знаю, — ответила она. — Я возьму их. Но пока не знаю.
— Вот это письмо другое, — сказал Джеки и достал из ящика конверт поменьше.
Марина взяла письмо и мельком взглянула на адрес:
— Оно от меня.
— Вы тоже ему писали? — спросила Барбара.
Марина кивнула.
Тут должны быть и письма написанные мальчишками. Карен подписывала за них конверты.
— Вы любили его?
Карен подняла голову и увидела на лице Барбары Бовендер неподдельный интерес.
— Нет, — ответила Марина и хотела добавить что-нибудь резкое, как вдруг в ее сознании возникла другая мысль: да.
Тут же к ее щекам прихлынула кровь.
Да. Она не любила его, когда он был жив, когда она писала это письмо. Но теперь? Теперь она думала об Андерсе, когда ложилась спать и пробуждалась по утрам. Когда шла по улицам Манауса и думала, что он тоже здесь ходил. Представляла себе, что находится рядом с ним, когда он умирает, — его голова лежит на ее коленях. Просто ей было больно думать, что он умирал в одиночестве. Вот она и влюбилась в своего умершего друга — хотя бы ненадолго, сейчас…
— Мы вместе работали, — пояснила она. — Над одной темой исследований. Вместе ели ленч.
Марина взяла свое собственное письмо. Конечно, там много статистики — она думала порадовать его снижением заболеваемости. Как хорошо, что он не получил это письмо.
— Мы семь лет проработали вместе. За это время привязываешься к человеку. Но о любви не было и речи.
Она положила письма на колени.
Для нее вечер закончился.
Она устала, ей взгрустнулось, и она даже не представляла, что еще могли сказать друг другу она и хозяева квартиры.
Но Бовендеры хотели, чтобы она осталась. Барбара сказала, что может приготовить легкий ужин, а Джеки предложил посмотреть фильм.
— У нас есть «Фицкарральдо», — сообщил он. — Круто?
— Вы можете даже переночевать у нас, если хотите, — предложила Барбара, и ее светлые глаза повеселели. — Это было бы так славно. Только договоримся, что завтра встанем не очень рано, а сейчас еще выпьем.
Двадцать лет разницы между Мариной и Бовендерами стали непреодолимым барьером. Каким бы жалким ни казался ей номер в отеле, она знала, что такая вечеринка ее просто убьет.
— Честное слово, я бы с удовольствием, но сегодняшнее солнце лишило меня сил.
— Ладно, тогда пусть Джеки хотя бы проводит вас до отеля, — сказала Барбара, а Джеки, в неожиданном порыве галантности, тут же вскочил и стал искать свои сандалии.
— Не беспокойтесь, все в порядке, — сказала Марина и сунула в сумку пачку писем.
Ей хотелось скорее уйти.
Барбара приуныла, как только поняла, что компания разваливается. Ее удручала собственная неспособность придумать что-нибудь более интересное.
— Всякий раз, встречаясь с вами, мы ухитряемся испортить наше общение, — со вздохом заявила она.
Марина заверила ее, что это не так.
Барбара встала у двери, прислонившись плечом к стене. Нет, она не блокировала выход, у нее не хватило бы решимости, но явно беспокоилась.
— Мне очень не хочется, чтобы вы говорили Энник про эти письма, — наконец сказала она, крутя на руке браслет. — Едва ли ей понравится, что я позволила кому-то рыться в ее почте, хотя вы имели полное право забрать письма супруги доктора Экмана.
Марине припомнилось, как давным-давно кто-то из ординаторов просил ее не говорить доктору Свенсон про результаты анализов, не подтверждавшие диагноз, так как это грозило ему провалом на экзамене. Не помогло — доктор Свенсон все равно обо всем догадалась.
