Энн Пэтчетт - На пороге чудес
Она вытерла лицо большим носовым платком, который купила сегодня у Родриго. Сначала она отказывалась, но он предоставил его в виде бонуса, хотя, вероятно, так или иначе, все пойдет на счет компании «Фогель». С каждым вдохом она чувствовала под одеждой свой новый купальник. Он охватывал тело, словно эластичный бинт, растягивался и обвисал, намокая от ее пота. Она то и дело обтирала лицо платком. Пот попадал ей в глаза, мешал смотреть, и она различала лишь самые общие черты пейзажа: песок, воду, небо.
— С Бовендерами нужна дипломатия, — сказал Милтон. — Они просто хотят присмотреться к вам какое-то время и убедиться, что вы такая, какой кажетесь.
Марина прищурилась и посмотрела на волнистую линию горизонта.
— Я больше их не вижу.
На самом деле она хотела сказать, что вот-вот упадет в обморок.
Возможно, она назвала Милтона по имени. Нет, она не упала, хоть и ожидала этого. Он взял ее за руку и повел по песку к реке. Завел ее в воду по колено, потом по пояс. Марина словно очутилась в ванне, бархатистой и теплой. Течение было таким слабым, что чуть-чуть шевелило ее одежду. Милтон намочил в воде свой собственный носовой платок и накрыл ее голову.
— Вот так-то лучше, — пробормотал он.
Она кивнула.
Джеки был прав, когда потащил Барбару купаться.
Это было единственное спасение.
Ей захотелось лечь на дно. Она посмотрела вниз, но не увидела в воде не только дна, а даже намека на очертания своего тела, как это бывает в северных реках. Река была темной и непроницаемой.
Ей стало не по себе.
А вокруг резвились дети, залезали друг другу на плечи и прыгали в воду…
— Откуда вы знаете, что там под водой? — спросила она.
— Мы и не знаем, — ответил Милтон.
Вернувшись в отель, Марина проверила свой сотовый — два звонка от мистера Фокса, один от матери и один от Карен Экман (ее номер числился под именем Андерса). Звонки вполне могли застать ее дома. Ей вдруг тоже захотелось полностью отказаться от телефона — как отказалась доктор Свенсон. Она встала под холодный душ, выпила бутылку воды и легла спать. Ей тут же приснился сон, что она теряет отца на вокзале. В девять часов вечера позвонила Барбара Бовендер и разбудила ее.
— Мы просто хотели проверить, все ли в порядке, — сказала она. — Я боялась, что мы чуть не убили вас сегодня своей поездкой.
— Нет-нет, — проговорила Марина, еще не пришедшая в себя после сна. — Все в порядке. Просто я пока не привыкла к этому климату.
— Да-да! — почему-то обрадовалась Барбара. — Вот я чувствую себя теперь намного лучше, чем прежде. Весь секрет в том, чтобы не поддаваться жаре и больше гулять. Джеки клянется, что кондиционеры ослабляют нашу иммунную систему. Чем больше мы гуляем, тем скорее привыкаем к здешнему климату. Приходите к нам. Выпьем.
— Сейчас? — спросила Марина, словно у нее были какие-то другие дела.
— Небольшая вечерняя прогулка вам не помешает.
Возможно, Бовендеры и берегли покой доктора Свенсон, но верно и то, что они изнывали от одиночества.
В отеле «Индира» Марину ничто не держало. Два дня назад Томо переселил ее в более просторный номер — в награду за то, что она долго живет у них. Но и тот оказался не менее затхлым и потертым. Вид из окон был более живописным, но к стене была прикреплена такая же безобразная металлическая штанга для одежды. Марина посмотрела на свое шерстяное пальто. Даже издали хорошо просматривалась сеть проеденных молью дырок возле воротника…
Марина сказала Барбаре, что придет к ним.
Она шла по городским улицам мимо закрытых магазинов. Теперь она поняла, какой восторг переполняет тебя, когда ты видишь, что один из них открыт. Если бы в этот вечер в универмаге Родриго горел свет, она непременно стояла бы вместе с толпой перед витриной и тянула шею, пытаясь разглядеть, что творится внутри. Долго ли ей еще придется торчать в Манаусе, неизвестно, но она знала, что дойдет до ручки, если ожидание будет по-прежнему приносить одни разочарования.
Она привыкла работать — много и добросовестно, и теперь растерялась.
В вестибюле дома доктора Свенсон тот же консьерж, который по утрам принимал ее письма, сидел там и теперь, в половине десятого вечера. Казалось, он очень обрадовался при виде ее. Она ведь не приходила несколько дней.
— Бовендеры, — сказала она ему, потом ткнула себя в грудь указательным пальцем. — Марина Сингх.
Дверь открыла Барбара Бовендер и пригласила ее внутрь.
Марине показалось, что из обшарпанного Манауса она шагнула совсем в другой мир.
Надо еще учесть, что она жила больше недели в убогом отеле, носила одни и те же три одежки и вечерами стирала их в ванне. О красоте она и думать забыла, но эта квартира поразила ее именно своей красотой. Поэтому она искренне и бурно похвалила ее.
— Вы очень любезны, — сказала Барбара, идя с ней по коридору мимо небольших работ на бумаге, висящих в рамке на стене — их можно было даже принять за Клее. Коридор привел их в просторную гостиную с высоким потолком. Две пары высоких французских дверей открывались на балкон. Ветерок, которого Марина не чувствовала нигде в городе, шевелил края раздвинутых шелковых занавесок и доносил слабый запах то ли жасмина, то ли марихуаны. С высоты шестого этажа река казалась обрамленной мерцающими огоньками. Если не вглядываться, можно было подумать, что находишься в каком-то богатом и красивом городе…
— Квартира замечательная, — добавила Барбара, с бесстрастным видом оглядывая свое жилище. — Стены тут добротные, но, когда мы сюда въехали, тут был бедлам.
— Барбара проделала потрясающую работу, — вмешался Джеки, достал косячок и предложил Марине. Она покачала головой. Тогда он принес ей бокал белого вина и чмокнул ее в щеку, словно старую знакомую. Она с удивлением отметила, что поцелуй ошеломил ее даже сильнее, чем косячок. Джеки взмахнул руками и показал на стены:
— До нас здесь жила последняя ассистентка Энник. Она натянула гамаки по всей квартире, и в них спали ее сестры.
Барбара взяла у мужа косячок, позволила себе вдохнуть скромную порцию и выбила его в маленькую серебряную пепельницу. Немного выждала и выдохнула.
— Энник просто хотелось чего-то приятного. Это единственное, что она мне сказала. Конечно, захочешь комфорта, когда выбираешься из джунглей. Захочешь красивых простыней, мягких банных полотенец…
— Бокал приличного вина, — добавил Джеки и поднял свой бокал, предлагая всем выпить.
Во всем этом было нечто элегантное — на столике букет каких-то белых цветов (Марина никогда таких не видела), низкая кожаная скамейка перед таким же длинным белым диваном. Стены окрашены в голубоватый цвет, такой бледный, что, возможно, он и не был голубоватым, а весь эффект состоял в вечернем свете. Да и сами Бовендеры, их физические достоинства сочетались с изысканностью обстановки. Браслеты Барбары, казалось, были вырезаны из того же дерева, из которого были изготовлены доски пола, а если приглядеться, то цвет пола выгодно оттенял теплый цвет ее кожи.
Но все же трудно было представить доктора Свенсон сидящей на этом белом диване.
Марина усомнилась, что нога исследовательницы ступала на этот пол.
— Где вы живете, когда она приезжает в город?
Барбара пожала плечами:
— Иногда мы просто переходим в комнату для гостей. Все зависит от того, нужны мы ей или нет в тот момент. Если у нас появляется время, мы едем в Суринам или Французскую Гайану, где Джеки может заниматься серфингом.
— Мне нужно в Лиму, — сообщил он, радуясь, что беседа коснулась и его, пусть даже мельком. — Там обалденные волны. Вот только добираться из Манауса в Лиму самолетом жутко стремно. Скорее пешком дойдешь.
Марина подошла к балкону.
Она не могла оторвать глаз от реки. Густая бурая жижа превратилась ночью в хрустальное зеркало.
— Я и не ожидала, что в Манаусе бывает так красиво, — призналась она.
Не ожидала она и «Мерсо» и сделала еще один глоток, невольно подумав, сколько все это стоит. Впрочем, «Фогель» не разорится. Стоимость квартиры в Манаусе, где исследовательница практически не живет, была пустяком по сравнению с возможными доходами, которые обещало принести открытие доктора Свенсон.
— Вспомните, когда-то здесь крутились огромные деньги, — сказала Барбара. — Жизнь в Манаусе была дороже, чем в Париже.
— Они пришли, построили, ушли, — проговорил Джеки, рухнул на диван и положил босые ноги на кожаную скамейку. — Когда варка каучука в джунглях перестала приносить огромные доходы, они быстренько свинтили отсюда. К радости местного населения.
— Но в городе все-таки много классных зданий. Вот наше, к примеру, не уступит парижским или лондонским, — сказала Барбара. — А Никсон исполняет свою работу консьержа весьма профессионально. Я часто говорю ему, что он мог бы устроиться на работу в Сиднее.
