Она - Славицка Милена
Вот и теперь, спускаясь по ступеням во двор университета и направлялась к своей машине, Алиса предвкушала эту вечеринку в саду музея. Он находился в девятом округе, и, чтобы попасть туда, Алисе пришлось ехать через весь Париж, как всегда, битком набитый машинами. И даже больше, чем обычно, ведь в этот день были выборы. Алиса проклинала все предвыборные рекламные щиты, мимо которых проезжала, а заодно и всех баллотирующихся политиков. Но когда она наконец добралась до рю Бланш, где обычно парковалась, то оказалось, что дорога заняла не так уж много времени и идти в музей было еще рано.
Она бродила без всякой цели и, чтобы убить время, фотографировала. На узкой заброшенной рю Лаферьер сняла старые резные входные двери. Потом — девочку лет двенадцати. Та пинала футбольный мяч, подкидывала его и ловила носком ноги, обутой в кроссовку, а под конец вдруг резким ударом азартно пульнула в стену дома напротив. Мяч чудом миновал человека, сидящего на тротуаре — ударил чуть выше его головы. Голова была обрита наголо. Человек сидел по пояс голый, нижняя часть его тела была покрыта грязным одеялом. Он держал в руке зеркало и красил ресницы. Возле одеяла на тротуаре были разложены помада, пудра, разные баночки и парики. Долю секунды Алиса не могла понять, мужчина это или женщина, но грудь у человека была плоская, в редких рыжих завитках. Алиса навела на него телефон и хотела сфотографировать эту удивительную личность, но личность одарила ее чарующим взглядом своих черных накрашенных глаз и погрозила пальчиком. Алиса быстро отвела телефон в сторону и сфотографировала витрину бюро путешествий. Грозный пальчик тут же сменил гнев на милость и одобрительно затыкал в ее сторону «ты, ты, ты», а потом личность вытянула губы и послала Алисе воздушный поцелуй. Чтобы скрыть смущение от такой неожиданной сердечности, Алиса притворилась, что ее и вправду интересует бюро путешествий, она раз шесть сфотографировала вывеску Tourisme — Conseils de Voyage [33], а потом зашла внутрь.
Бюро путешествий предлагало паломнические туры. Взгляд ее упал на рекламный плакат Рокамадура. Все еще под впечатлением от встречи с удивительной личностью, Алиса сфотографировала и этот цветной плакат. А может быть, дело было не только в смущении? Сам плакат ее чем-то притягивал. Скалистый утес, на нем — дома из белого камня, башни, галереи и концертный зал пробудили воспоминания.
Жюльену было пять лет. Алиса только что защитила диссертацию Pattern archetype dans le poésie Gérard de Nerval [34], которая принесла ей звание доцента и приглашение читать лекции в Лионском университете. Она очень гордилась собой. Но ее семейная жизнь рушилась. Измены. Сначала ей изменил Жюльен-старший, потом — она ему. Все это было лишнее. Пустая трата времени. У Алисы навернулись слезы перед этой рекламой Рокамадура. Она вспомнила одну из семейных воскресных сцен. Алиса собирала сына, чтобы пойти с ним в церковь. Она одевала его в бархатную курточку. Жюльен стоял в зимнем саду между гортензиями на каменном столе, и вид у него был такой, словно он сошел с картин прерафаэлитов. Она наряжала своего ненаглядного Жюльена, чтобы повести его в церковь, куда сама ходила уже только из ностальгии. Ей нравилось, что можно не спеша пройти через старые ворота до бенедиктинского аббатства, насладиться парадной тишиной церковного сада и в торжественном настроении войти в церковь Святого Мартина, окунуть палец в холодную воду кропильницы. Но тем воскресным утром Жюльен-старший запустил в Алису статуэткой Девы Марии. Той, что она привезла из родного дома. Когда-то она перед ней молилась. А в этом — чужом ей — доме она давно никому и ничему не молилась. Облупленная деревянная фигурка теперь украшала зимний сад. Она и в самом деле была прелестна, хотя и пробила голову Жюльену-младшему, потому что Жюльен-старший промахнулся. И вместо церкви Алиса с сыном отправились в отделение скорой помощи. Жюльен провел в больнице целых два месяца.
Это были ужасные месяцы. Муж — Алиса стала обращаться к нему по фамилии, Дюбуа, и сказал бы спасибо, что не мсье Дюбуа, — винил во всем ее, говорил, что, если бы она ему не изменяла, ничего бы не случилось. Алиса тогда пыталась даже влезть в свои стоптанные туфли католички, хотя давно уже носила другую обувь. В пижаме, вцепившись руками в спинку кровати и стирая колени о паркет, она читала Salve Regina [35], вознося молитву Деве Марии. В конце концов Алиса решила ехать в Рокамадур и молить Черную Мадонну об исцелении сына. Это она-то, доцент Лионского университета! Безумная затея. Четыре часа в дороге.
Прежде чем звезды, солнце и планеты появились из черноты Вселенной, прежде чем было сказано: «Да будет свет», существовала она, первозданная материя, и ей, праматери всего сущего, поехала Алиса поклониться, ее хотела просить за сына. И вся эта туристическая суета была ей нипочем. Алиса одолела все двести шестнадцать ступеней, ведущих наверх, и в часовне Нотр-Дам пала на колени.
Но Черная Мадонна казалась чужой и далекой, словно за много световых лет отсюда, в другой галактике. Глаза ее были закрыты. Вокруг — глубочайшее безмолвие. Прямая, гордая, увенчанная короной, она застыла на своем троне, недоступная и чуждая всему человеческому. Ее руки не обнимали, не ласкали младенца Иисуса. Он одиноко сидел на коленях у матери, и глаза его тоже были закрыты. И он был слишком горд и тоже чужд горестям человеческим. Или так Алисе казалось. Вот уже восемьсот сорок пять лет, прикинула она в уме, может и больше, никто же точно не знает, когда и где святой Амадур нашел эту скульптуру и сколько ей лет. Вот уже восемьсот сорок пять лет на этом самом месте Черная Мадонна слышит просьбы царей, епископов, генералов, палачей, алкоголиков, убийц, наркоманов, педофилов, а мир остается прежним. Алиса пристально всматривалась в эту фигурку, высота которой была всего семьдесят сантиметров. Руки Мадонны будто сливались с подлокотниками трона и достигали пола, и Алиса подумала, что своими субтильностью, худобой и отрешенностью фигура Черной Мадонны напоминает скульптуры Джакометти [36]. Может, поэтому Черная Мадонна вдруг перестала быть для нее пришельцем из другого мира. А в часовне она ощутила себя там, где встречаются люди, у которых одна общая мать.
Когда Алиса возвращалась из церкви по рю-де-ла-Куроннери, она размышляла о том, поехал бы Франсуа с ней в Рокамадур, если бы она его позвала, поехал бы этот убежденный последователь французского рационализма посмотреть на чудодейственную Черною Мадонну? Наверное, посмеялся бы над Алисой. Но, с другой стороны, он восторгается Гюисмансом, так что — кто знает. Алисе не нравились ни Гюисманс, ни рационализм, да и Франсуа — далеко не всегда, поэтому она просто отмахнулась от этой мысли. Она прислушивалась к цоканью своих каблучков по старым плитам ухабистой мостовой, мысленно прощалась с Черной Мадонной и на душе у нее было спокойно. Она знала, что Жюльен поправится.
— Что желаете, мадам? Мадам? — услышала она голос сотрудника бюро.
— Вы организуете паломничества в Рокамадур? — спросила Алиса.
Сотрудник выпятил грудь, будто только и ждал момента, чтобы ей все об этом рассказать.
— Вы пришли как раз по адресу, мадам. Мы предлагаем паломнические поездки в Рокамадур на удобных автобусах с кондиционерами. У нас вы можете купить…
Алиса пробормотала, что ей нужно все это обдумать, и быстро покинула бюро.
На улице она снова увидела интересную личность, о существовании которой уже почти забыла. На сей раз личность сидела на тротуаре, отвернувшись лицом к стене, изгибом спины и лысой головой похожая на голого ребенка, который лишь недавно научился сидеть самостоятельно. На Алису вдруг накатили те же самые чувства, что и в часовне Нотр-Дам в Рокамадуре. Она достала из сумочки тюбик губной помады и поставила его возле одеяла.
