Памела Джонсон - Особый дар
— Не хотелось бы опозорить маму, когда результаты выпускных будут опубликованы.
— А ты ее не опозоришь, малышка. Ведь ты такая умница. Как насчет субботы? В четыре часа в «Капризе», идет?
Через два дня произошло нечто небывалое: ему позвонила по телефону мать. Звонила она из отцовского киоска и так нервничала с непривычки, что сначала ему приходилось все переспрашивать. А сообщить она хотела вот что: у нее будет выставка в Лондоне — в такой маленькой сводчатой галерее возле Пикадилли. Владелец галереи приходил к ним, хвалил ее работы. Но сказал, что с проданных картин будет брать двадцать процентов.
— Пусть хоть все сто, мне все равно, — сказал Тоби. — Лишь бы картины выставил.
— Все это будет в июле, так что у меня масса времени, чтоб подготовиться. Да, Тоби, и вот еще что, я получила два письма от каких-то совсем незнакомых людей: хотят купить картины. Мне их мистер Дриффилд переслал.
— Ты у меня замечательная. Замечательная женщина. Поздравляю тебя и желаю тебе здоровья.
— А вчера явился к нам репортер, что-то вынюхивал, высматривал. Особенно я с ним не откровенничала. Но он знает про папин киоск и кое-что про тебя.
— Ну, особой беды я тут не вижу, — сказал Тоби, несколько покривив душой.
Приехав на свидание с ним, Мейзи прихватила с собой картины, и они тут же отвезли их к Тоби в колледж. Она очень обрадовалась новостям, которые он ей выложил. Видно было, что она за него счастлива.
Но тон у нее по-прежнему был неестественно легкий, и, когда Тоби поцеловал ее, она ответила беглым поцелуем, довольно небрежным. Они посидели на окне, глядя во двор, — на каштанах только что раскрылись свечки, алые и кремовые, в бронзовую крапинку. Через лужайку шли Боб с Ритой — беременность ее уже стала заметной. Вскоре их шаги послышались на лестнице, но замерли этажом ниже.
— Пойдем-ка лучше, выпьем чаю, пока нас тут кто-нибудь не заблокировал, — предложил Тоби.
Спускаясь по лестнице, они прошли мимо двери Боба, она была приоткрыта, и до них донесся истерический вопль:
— Свинья ты! Торчишь в своей проклятущей лаборатории, а я все одна, одна, одна, из вечера в вечер! Мне иногда кажется, я с ума сойду!
— Да будет тебе, Рит! — И дверь с треском захлопнулась.
Мейзи и Тоби не проронили ни слова, пока не вышли во двор. Тут она сказала:
— О господи. Вот, значит, у них как…
— Да, вот так. Возмущается тем, что он без конца уходит из дому Должно быть, это она из-за беременности такая. Прикидывается, будто уверена, что он бегает не в лабораторию, а к другим женщинам. Вот еще мура собачья.
— Давай забудем про них, ладно? — попросила Мейзи. — По-моему, брак порою бывает просто ужасен.
То, что она, по-видимому, и впрямь так думала, странным образом возымело на Тоби обратное действие: он вдруг уверился, что брак, что ни говори, штука вовсе не плохая.
Когда они возвращались по величественной Кингс-пэрейд, Мейзи смущенно сказала ему, что Аманда собирается отпраздновать в Хэддисдоне окончание выпускных — до того, как будут объявлены результаты, — и надеется, что он приедет.
— Господи, да почем мы знаем — может, и праздновать будет нечего?
— Но в том-то все и дело, — стояла на своем Мейзи. — Мама говорит, что когда мы уже будем знать свою участь, может быть, и праздник получится не такой веселый, а пока нам ничего не известно, мы можем оставаться беззаботными. Все это необычно, конечно, но она и вообще человек необычный.
— Вряд ли мы будем чувствовать себя так уж беззаботно, — бросил Тоби.
Но возможность поездки в Хэддисдон обрадовала его чрезвычайно.
— На этот раз ты сможешь у нас переночевать, — сказала Мейзи. — Останешься?
— Конечно. Перспектива приятная.
После чая они пошли бродить по южному берегу Кема; погода была чудесная, на деревьях раскрывались почки. Тоби обнял Мейзи за талию.
— Не надо, — сказала она. — Кругом полно соглядатаев.
— А это имеет значение?
— Имеет, пожалуй.
Тоби спрашивал себя, что у нее на уме, и сам же отвечал на этот вопрос, сознавая, что мыслит грубовато и упрощенно: она нарочно держит его на расстоянии, хотя ей это вовсе не по душе. А с какой целью? Чтобы его сильнее к ней потянуло? Ну, если так, то отчасти она в этом преуспела — его к ней действительно тянет.
Потом они, как обычно, пошли в кино, а оттуда в кафе — заказали жареную картошку с яичницей. И как обычно, он проводил ее на велосипеде до Гертона. Прощаясь с ним у ворот колледжа, она не поцеловала его — снова повторила, что кругом полно соглядатаев.
В оставшиеся до выпускных экзаменов недели он Мейзи почти не видел. Наверное, сидит за книгами, решил он, старается наверстать упущенное.
Тем временем миссис Робертс известила его, что получила приглашение в Хэддисдон и ответила отказом — вежливым, но достаточно твердым, причем предлог выдвинула совершенно нелепый: у нее нет сейчас особого желания разъезжать. (И это невзирая на то, что Аманда предложила выслать за ней автомобиль на станцию Маркс-Ти.) Миссис Робертс явно решила не выходить за определенные рамки в своих отношениях с Амандой. Тоби был очень разочарован, но, с другой стороны, почувствовал и некоторое облегчение: бывая на людях с матерью, он считал себя обязанным следить за ней сыновним глазом, а, по правде говоря, на этот раз глаза ему понадобятся совсем для других целей.
В первый день экзаменов, оправившись от шока, в который его поначалу повергла уверенность, будто экзаменационные работы надо писать каким-то совершенно особым языком, столь же диковинным и незнакомым ему, как, скажем, таи или арамейский, он обнаружил, что по крайней мере на три из предложенных на выбор вопросов может ответить вполне сносно. Ну что же, он не из последних; выпускные даже доставляют ему удовольствие, хотя в прошлом он сдавал экзамены не блестяще. В последующие дни Тоби усердно строчил письменные, делал большие прогулки, рано ложился и гонки не устраивал: перед смертью не надышишься. Когда тяжкое это испытание наконец осталось позади, он знал: у него довольно верный шанс на «второй-один»[16].
Пока результаты не будут объявлены, в Лондон ехать нет смысла. А сейчас впереди у него Хэддисдон.
В Садбери Мейзи встретила его с машиной, и по дороге он спросил ее, как она сдала.
— Полагаю, не так уж плохо. У меня был вопрос о Лоуренсе, думаю, что написала прилично.
— А если нет, то в этом явно кое-кто виноват, — ухмыльнулся он.
Хотя весна была затяжная, недружная, день выдался чудесный.
— Мама сможет устроить прием в саду, — сказала Мейзи. — И кстати: если ты не любишь хереса, не пей. Я заметила, прошлый раз ты скорчил такую гримасу… У нас есть все, что душе угодно.
Но вот и Хэддисдон. С чемоданом в руке он вошел вслед за Мейзи в дом. Там никого не было.
— Все уже в саду, — объяснила Мейзи. — Провожу тебя в твою комнату, и, как только будешь готов, сразу спускайся.
У самой лестницы Тоби остановился, удивленный и безмерно обрадованный: в столбе солнечного света он увидел на стене две картины матери. А он-то опасался, что Аманда забросит их на чердак! Но может, их повесили только потому, что сегодня его ждали? Нет, она не из тех, кто проделывает такие фокусы…
Спальню ему отвели небольшую, но премилую; никогда он не видел такой прелестной комнаты, никогда не спал на кровати под балдахином. При комнате была отдельная ванная.
— Я тебя покидаю, — сказала Мейзи, после того как он поцеловал ее в знак благодарности. — Но ты не очень задерживайся.
И все-таки Тоби на секундочку растянулся на постели, оглядел цветастый розово-зеленый балдахин. За окном легкий майский ветерок чуть шевелил ветви деревьев, и сквозь узорчатую листву сеялся золотой свет. Где-то выводила малые терции кукушка.
Поет весь день кукушка — просто так,
Одна в долу зеленом… —
— вспомнилось ему. И он подумал — разве не странно, что когда тебе двадцать с небольшим, стихи Хаусмена, поэта мрачного, чьи традиционные темы — самоубийство и смерть, вызывают такую ликующую радость.
Тоби встал, поправил постель, выложил из чемодана вещи. В дорогу он позволил себе надеть джинсы и бумажную тенниску, но захватил с собой лучший свой костюм, твердо уверенный, что в нем можно выйти к обеду. Он вымыл руки, сбрил с подбородка несколько коротких щетинок. А вообще-то при желании можно запросто отрастить довольно густую рыжеватую бороду…
Внизу, у дверей, его ждала Мейзи.
— Что ты там делал? Мечтал?
Он молча ей улыбнулся.
— Выйди же в сад… — сказала она.
— …о Мод[17], — подхватил он.
10
Солнце било Тоби прямо в глаза, слепило его, и сперва ему показалось, что на усеянной маргаритками лужайке, которую Аманда оставила невыкошенной, расположились человек двадцать, а то и тридцать. Потом он разглядел, что там их с десяток, не больше. И все же он несколько оробел, что, в общем-то, было ему несвойственно.
