Памела Джонсон - Особый дар
Внизу, у дверей, его ждала Мейзи.
— Что ты там делал? Мечтал?
Он молча ей улыбнулся.
— Выйди же в сад… — сказала она.
— …о Мод[17], — подхватил он.
10
Солнце било Тоби прямо в глаза, слепило его, и сперва ему показалось, что на усеянной маргаритками лужайке, которую Аманда оставила невыкошенной, расположились человек двадцать, а то и тридцать. Потом он разглядел, что там их с десяток, не больше. И все же он несколько оробел, что, в общем-то, было ему несвойственно.
Аманда, поджав по-турецки ноги, восседала среди своих придворных в свободном одеянии типа джуббы[18], выдержанном в оранжевых и пурпурных тонах. В ярком свете солнца на лице ее отчетливо были видны крупные поры, и в каждой золотилась крошечная капелька.
— Идите сюда, Тоби, садитесь, и я мигом представлю вас тем, с кем вы еще не знакомы. — Некоторых из присутствующих он и впрямь видел впервые, но были здесь также Крейн, Питер Коксон, Эйдриан и критик Поллок — при виде его Тоби охватило чувство невыразимой благодарности.
— Прежде всего я хочу знать, как, на ваш взгляд, вы сдали экзамены. Но имейте в виду: сегодня мы поздравляем вас вовсе не с тем, как вы их сдали, нет, мы хотим отпраздновать то, что они уже позади и вы, наверное, безмерно этому рады.
Тоби ответил, что, на его взгляд, сдал сносно.
— Скажем так, полагаю, что без степени не останусь.
Аманда недоверчиво хмыкнула.
— Вы сдали блестяще. Не втирайте мне очки. А как поживает ваша милая мама? Я рассчитывала, что она приедет с вами, но ее не выманишь из норки.
И мать вдруг представилась ему лисицей, затаившейся в своей норе.
Он поздоровался с Крейном, Поллоком, Эйдрианом, после чего был представлен другим. Некоторые имена он попросту не уловил. Но кое-какие лица были ему знакомы: знаменитый поэт преклонного возраста, молоденькая романистка, приобретшая в последнее время известность, третьестепенный киноактер, обычно играющий хамоватых типов.
Высоко над травой во всей своей многоцветной красе распростер ветви величавый кедр. Боярышник был в полном цвету, красный и белый.
— Я знаю, в Арденской галерее будет выставка картин вашей матушки, — обратился к нему Поллок. — У меня повсюду своя агентура.
— И всем этим мама обязана вам.
— Чепуха. Самой себе — вот кому она обязана. Но пусть она не разочаровывается, если в Лондоне ее примут не так, как в Кембридже. Там публика более придирчивая.
На лужайку вышел лакей, неся поднос с напитками, и стал обходить гостей.
— Спасибо, мне шотландский виски с водой, — храбро попросил Тоби.
— Вот видишь! — крикнула Мейзи, обращаясь к матери. — Что я тебе говорила!
— Нет, право же… — начал было Тоби, но Аманда пропустила его слова мимо ушей.
— Не торопитесь, — обратилась она к гостям, — сегодня у нас ленч без горячего, но, надеюсь, он удался. А после ленча Питер прочтет нам первую главу своей новой книги.
При этих словах Тоби стало немножко не по себе. Он вообще все плохо воспринимал на слух, потому и лекции посещал не слишком часто. Впрочем, дружеские излияния он слушать умел и поддерживать разговор тоже.
— А Эдуард, вероятно, прочтет нам первый акт своей пьесы.
— А Эдуард, вероятно, читать не станет, — ответил Крейн, — при всем к вам уважении, Аманда. Читаю я на редкость невыразительно. И вообще, пора бы вам знать, что я не таскаю за собой собрания своих сочинений.
Она пожала плечами и, отвернувшись от него, обратилась к Тоби.
— А вы не будете скучать по Кембриджу? Ведь он уже, наверное, вошел вам в плоть и в кровь.
— Ну, не знаю, — ответил Тоби. (Сегодня он был разговорчивей обычного.) — Широкого круга друзей у меня там не было: только Эйдриан да еще человека два-три. А в студенческой жизни я вообще не участвовал. Порой даже чувствовал себя там парьей.
Аманда тут же поправила его, правда, мягко, без нажима: больше всего на свете она любила поучать.
— «Парией», милый. Но не понимаю, почему у вас было такое чувство.
Тоби залился краской — вспыхнуло лицо, шея. Он всегда считал: уж лучше быть застигнутым в постели с парнем (хотя вообще-то у него не было ни малейшей склонности к такого рода развлечениям), чем на людях допустить ошибку в произношении. Вот почему он повсюду носил с собой словарь.
— Случается и глупость сболтнуть, не без того, — ответил он довольно туманно. Ему казалось, что все они в душе смеются над ним: и Крейн, и Коксон, похожий на пошевеливающую кольцами змею, и даже Эйдриан.
Чтобы отвлечься, он стал пристально рассматривать Мейзи, присевшую с ним рядом, и впервые отчетливо понял, какие дорогие на ней вещи. До сих пор у него не было в этом полной уверенности. Мейзи была в черной юбке, широкой в бедрах и суживающейся книзу, изумительной блузке из белого шелка и гипюра, с глухим воротом, заколотым очень большой брошью черного янтаря. Казалось, она не замечает никого и ничего, кроме Тоби, и ему была непереносима самая мысль, что она думает сейчас о допущенной им ошибке.
Но тут внимание их было отвлечено появлением новой гостьи.
Из дома вышла рослая, крепко сбитая девушка в белой блузке и коричневых брюках для верховой езды; волосы ее, очень светлые, были собраны в «конский хвост».
— Привет всем!
— А где же скакун? — воскликнула Аманда.
— Нет скакуна. Так и на велосипеде ездить удобней, не только на лошади.
И она пошла по лужайке, давя башмаками маргаритки.
— По-моему, ты знакома со всеми, — сказала Аманда, после того как девушка, расцеловавшись с нею, Мейзи и Эдуардом, поздоровалась с остальными. — Кроме Тоби Робертса. Тоби, это Клэр Фоллз.
Но Тоби сразу догадался, кто это.
Девушка плюхнулась на траву рядом с ним.
— Мне все известно про вашу мировецкую маму. Жалею, что не побывала на ее выставке. Вот папа был.
Он отметил про себя, что она хороша собой — красота у нее вызывающая, в ней есть что-то от породистой лошадки. Тонко очерченный нос, очень длинный подбородок, большие голубые глаза, посветлей, чем у Мейзи. Взяв поданный лакеем сухой мартини, она снова заговорила с Тоби.
— Правда, я в картинах ничего не смыслю. Но те, что купила Аманда, симпатичные. Такие они славные, все эти девчушки в розовом.
— Мне тоже жаль, что вас не было, — сказал он, и она впилась в него взглядом, не давая отвести глаза. Он заметил, что руки у нее, хоть и красивой формы, очень большие. Да, она лошадница, это несомненно.
— Вы тоже учитесь в университете? — спросил он, чтобы не дать разговору иссякнуть.
— Я? Ну, где мне, слишком тупа. Училась в Швейцарии, в школе для девушек. Там я, как говорится, получила отделку и отделалась вчистую, именно отделалась, это, по-моему, слово точное; а теперь — так, ковыряюсь помаленьку с разной стариной, и все.
— Не верю.
Тоби стал напряженно размышлять: дочь лорда Ллэнгейна, «достопочтенная Клэр Фоллз», вот как она именуется, и у него хватило честности признаться себе, что это ему импонирует. Пожалуй, она чуть постарше его? Так, на годик?
Тут Мейзи обратилась к нему, но смысла ее слов он не уловил: гипнотический взгляд голубых, чуть навыкате глаз все еще не отпускал его.
— Ты что-то сказала, малышка?
— Да так, ничего.
Но от него не укрылось, что на лице ее промелькнуло безмерное удивление.
— Ну, а все-таки?
— Да насчет Эдуарда. Не понимаю, почему он так скромничает — Она легко поднялась на ноги. — Мне засиживаться нельзя, надо все время циркулировать. — И, подойдя к Крейну, Мейзи опустилась рядом с ним на траву.
Клэр попросила еще один мартини. Видно, она вообще не дура выпить.
— Ну, еще по одной, а там уже ленч, — возвестила Аманда. — Эдуард, вам налить?
— Безусловно.
— Питер! Питер! Ах, будь я мадам Вердюрен[19], позвонила б сейчас в колокольчик, чтобы призвать вас всех к порядку.
Вскоре на лужайку вышла горничная, с помощью Аманды расстелила на траве большую скатерть, потом расставила бокалы и рюмки, положила серебро. После этого между домом и лужайкой стал сновать лакей, вынося один поднос за другим.
— Еда сегодня самая незамысловатая, деревенская, — объявила Аманда. — А если кто-нибудь из вас отсидел мягкое место, пусть сходит в дом за подушкой.
Но блюда, которые ставили перед ними, никак нельзя было называть деревенскими: высокая горка суфле из гусиной печенки, салат с омарами — гранат, коралл и перламутр среди крупных и сочных зеленых листьев, — разные другие салаты, жареные куры, какой-то очень высокий пирог, три затейливо изукрашенных, истекающих золотистым жиром пудинга. Подали и шампанское — Тоби не особенно любил его, но понимал, что это непременный атрибут праздничной церемонии.
Подошла Мейзи, снова опустилась рядом с Тоби, но теперь в ней чувствовалась некоторая отчужденность: ведь по другую его сторону по-прежнему сидела Клэр.
