Джон Гарднер - Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы
— Назовите, пожалуйста, номер, — говорит телефонистка. Генри называет номер и ждет, пока она позвонит.
Голос доктора звучит полусонно. Доктор говорит:
— Видите ли, схватки иногда начинаются лишь часа через два-три после того, как отходят воды. Когда они начнутся, отвезите ее в больницу и попросите, чтобы оттуда позвонили мне.
— Да, сэр, — сказал Генри. Он уже начал что-то дальше говорить, но доктор попрощался и повесил трубку. Генри сидел в темноте, потирая левую руку правой. Кожа на руке обвисла. В последнее время он стал худеть.
Ночью шел снег, и свежий снежный покров ярко голубел в неоновом свете вывески. Они с Кэлли находились в новой части дома, и он снова подумал: как хорошо, что они построились именно здесь, рядом с «Привалом». Это Кэлли так решила, не Генри. Генри думал, ей захочется чего-нибудь поосновательней и пошикарнее, с деревьями, газоном и видом на горы. Ее родители тоже так думали. («Может, вы хотите купить бывший дом Келси или построить новый в горах, рядом с нами?» — предложил ее отец, но она сказала: «Не хотим». Генри сказал: «Из бывшего дома Келси можно сделать просто игрушку, если заново его покрасить, и кое-что переделать, и…», но Кэлли не дала ему договорить. «Генри, не сумасбродствуй», — сказала она. Сказала, как отрезала. Джордж Лумис, Лу и Джим Миллеты, и Ник Блю, индеец, и другие соседи, которые жили между «Привалом» и Атенсвиллем и между «Привалом» и Новым Карфагеном, лихо взялись за дело и помогли ему выстроить позади закусочной шлакоблочный дом рядом с той самой пристройкой, где Генри прожил в одиночестве столько лет… и закруглились к осени, едва-едва поспели снести леса и убрать мусор со двора и сразу перешли работать к Джорджу Лумису на ферму, так как кукурузная сноповязалка оторвала Джорджу руку по самое плечо. У Кэлли к тому времени уже кончался шестой месяц, но она по-прежнему управлялась в закусочной одна, а Генри красил дом снаружи и внутри, пыхтя и истекая потом, сколачивал и прикреплял к окнам ящики для цветов и сажал циннии и выкладывал желтыми камешками подъездную дорогу. Когда все было закончено, они встали возле этого окна, откуда виден был угол закусочной и выпиравший край неоновой вывески, смотрели, как по темному шоссе проносятся машины… мимо «Привала» — а теперь и мимо дома, — и Кэлли сказала: «И правда, как славно». Она стояла, прижав локти к бокам, и не смотрела на Генри, пока он не тронул ее пальцем за подбородок и не повернул к себе ее голову. И даже тогда глядела мимо.) Облитый ярко-синим светом гладкий снежный покров доходил до шоссе. А по другую сторону шоссе, сверкая белизною в темноте, снова снег, он тянулся до самых деревьев. Смутной, призрачной выглядела опушка леса в этот ранний час. Полоса леса в ширину захватывала больше мили — она кончалась где-то возле фермы Фройнда, — и лес теперь внушал ему тревожное чувство, хотя раньше Генри ничего такого не испытывал. Ему чудилось, там кто-то бродит. Он иногда ему снился, а иногда и наяву Генри пытался себе представить, как же все будет, если вернется Уиллард. Они с Кэлли никогда не разговаривали о нем.
Он посмотрел на желтую светящуюся щель под дверью спальни.
Джим Миллет сказал три дня назад, когда завернул к ним набрать бензину:
— Ты для верности вызови доктора сам. А то ночью у них там дежурная сестра младенцев принимает.
Доктор Костард, акушер, высказался примерно в том же смысле. Он похлопал Кэлли по плечу мягкой белой рукой и сказал:
— Когда начнется, непременно позвоните мне, миссис Сомс. Не полагайтесь на больницу. Они иногда закрутятся и все позабудут, сами знаете, как это бывает. — Но это было произнесено в середине дня, когда доктору Костарду не хотелось спать.
На коровниках Фрэнка Уэлса светились фонари, их хорошо было видно снизу, зато в доме свет погашен. Укатили на какое-то семейное сборище в Коблскилл. Жаль, конечно… из-за Кэлли. Хотя с родителями у нее вообще-то не было особой дружбы. Фрэнк Уэлс почти все время пьет, правда, с ним обычно хлопот не бывает — разве что по пути из города свернет с шоссе и остановится где-нибудь в низине проспаться, — но все-таки это приводит к осложнениям, ведь мать Кэлли набожная женщина. Она играет на органе в баптистской молельне в Новом Карфагене. Кстати, это и побудило в свое время Кэлли наняться на работу в «Привале». Захотелось вырваться из дому, объяснила она.
Генри ущипнул себя за верхнюю губу и медленно моргнул. Встал, сунул руки в слегка обвисшие карманы халата и двинулся к спальне.
— Похоже, выкатится-таки наконец арбуз, — сказал он.
Кэлли ответила ему улыбкой. Разговаривая об этом, они никогда не употребляли слова «ребенок».
У нее был такой вид, словно ей засунули под ночную сорочку подушки. Ноги, руки, шея — тонкие, серого цвета; лицо в свете ночной лампы под желтым пластиковым колпачком раскраснелось и словно расширилось.
— Не выкатится скоро, я его вообще рожать не стану, — сказала Кэлли.
Генри подошел к ней, улыбаясь, шаркая шлепанцами. Он немного постоял, не вынимая рук из карманов, потом кончиками пальцев притронулся к ее плечу. Ее рука не двинулась ему навстречу.
Под лампой волосы Кэлли казались сухими. Генри долго простоял так, глядя на нее, и улыбался, думая: «Ах, черт возьми, и в самом деле начинается». Ему все вспоминался Уиллард Фройнд, как он, опершись острыми локтями о прилавок, разговаривает с Кэлли, улыбается ей. Он представлял его себе так ясно, будто все это было вчера: большой рот Уилларда, маленькие глазки, одна бровь приподнята, на лицо падает свет лампы, а позади него, в темном проеме двери — неубранная спальня Генри Сомса. Иногда они разговаривали втроем. А потом он обнаружил, что у них делает Уиллард, вернее, что наделал, потому что он к тому времени уже сбежал, переспал с ней, как с какой-то деревенской шлюхой, и был таков. Вот Генри нет-нет да и всматривается теперь в лес, хотя Уиллард вовсе не из лесу должен появиться, если уж он появится, то придет по шоссе. Он войдет, держа руки в карманах, подняв воротник, глядя робко, и, может быть, Генри его пожалеет, потому что тот остался в дураках, а может быть, убьет, как знать. Иногда, и сам еще не разобравшись в собственных мыслях, он бросал взгляд на свои широкие короткие кисти и медленно сжимал кулаки.
Кэлли сказала:
— Ложись-ка спать, Генри. Кто его знает, сколько часов еще ждать. — Она смотрела мимо него; даже головы к нему не повернула.
Генри кивнул. Ему и в самом деле нужно выспаться. Он уже не мальчик. Он старше ее на двадцать пять лет, он в отцы ей годится. Старый толстый человек, да к тому же сердечник, так сказал док Кейзи, их постоянный врач.
— Нужно вовремя ложиться спать, сынок. А будешь засиживаться до середины ночи, и в один прекрасный день Кэлли останется вдовой. — Док хмыкнул, сгорбившись и взглядывая на него искоса, словно мысль эта его позабавила, а может, так оно и было.
(Док сидел в своей помятой машине во дворе возле бензоколонки, вертел в пальцах пластмассовый слуховой аппарат, и вдруг лицо его, коричневое и сморщенное, как моченое яблоко, раздвинулось в ухмылке, пожалуй несколько смущенно, и он сказал:
— Ты, надо полагать, не хочешь разговаривать об этом деле, хм?.. насчет Уилларда?
Генри резко обернулся, будто услышал сзади себя хруст гравия под чьими-то ногами, но там было только длинное и плоское здание закусочной, новый, выкрашенный белой краской дом, а дальше, над крышей, — горы, белые облака, да еще летали птицы, скворцы. Он опять повернулся к машине, положил руку на холодный металлический насос, а док высунулся из окна автомобиля и так сощурился, что почти не видно было глаз за толстыми стеклами очков.
— Ты ведь знаешь, я не любитель сплетен. Так что не порти себе понапрасну кровь. Я отнюдь не говорю, что она несчастлива с тобой и в этом доме, мне даже в голову не приходит такое утверждать. — Он перевел взгляд на руки Генри.
— Я не понимаю, о чем вы, — сказал Генри. Голос его прозвучал очень тихо, так тихо, что Генри сам удивился. Голос, похожий на женский. Старик смотрел на него, а Генри слышал, как за полмили щебечут на склоне скворцы.
Док пожевал губами.
— Нет, ты послушай-ка. Правда это или выдумка, все равно об этом будут говорить, не сейчас, так позже, и найдутся такие, кто позлословит, и не так, как я. Так что мой тебе совет, сынок, привыкай к таким разговорам. Я для твоей же пользы говорю.
— А я не понимаю, о чем вы говорите, — опять ответил Генри, шепотом на этот раз. Наклонившись к машине, он сжал в руке дверную ручку. Около закусочной появился их пес, настороженный, уши торчком.
Док Кейзи отсчитал несколько долларов из пачки, так сильно нажимая сверху большим пальцем, что каждая бумажка грозила разорваться пополам. Генри взял деньги и не стал их пересчитывать. Старик включил зажигание, нажал на стартер. На скуле у него задергался желвак.
![Джон Уиндем - Паутина [ Авт. сборник]](/uploads/posts/books/60251/60251.jpg)