Валерий Былинский - Адаптация
Но, похоже, все дело в размере заплаченных сумм. Если бы я взял тур подороже, как мне предлагали, с системой «все включено», там непорядок наверняка бы тоже имелся – только менее заметный. Например, личинки ленточных червей во льду для коктейля, что иногда подают в барах на средиземноморских курортах, если официант из-за презрения, спешки или безразличия заморозит вам лед из водопроводной воды, а не из очищенной. А чем больше платишь, тем сильнее недостатки мира услуг вытесняется из материальной области в духовную. Состоятельные граждане – по крайней мере, в России – нередко несчастливы в личной жизни, они страдают от неврозов, заключений в тюрьму, убийств, самоубийств. У бедных же людей основные беды сосредоточены в нищете. Все их услуги, купленные на малые суммы, оборачиваются физическими или материальными страданиями. Например, отравление некачественной пищей, дурное медицинское обслуживание, трескающиеся дешевые ботинки, бесправие в суде, милиции, ломающиеся на дороге старые автомобили. Средний класс, который находится между, призван вычертить в жизни человека золотую середину. Для этого он опрощает свои эмоции и чувства, гасит тревожное ощущение прекрасного, заменяя его улыбчивым чувством красивого, средне преуспевает, создает средние предприятия, средние семьи и становится среднесчастливым.
Но есть ли абсолютные счастливчики на свете?
Тищик как-то рассказывал мне, что в бытность свою матросом на советском судне он заплыл однажды на крохотный островок в Тихом океане под названием Кирибати. Их судно потерпело аварию, и шторм пригнал его к этому острову. Жители Кирибати встретили матросов радостно – ведь корабли заходят туда только раз в год, еще иногда прилетает самолет, нанятый какой-нибудь исследовательской экспедицией или богатыми туристами. Архипелаг Кирибати раньше принадлежал Франции, недавно обрел независимость и сейчас ведет автономное, закрытое от всего мира существование. Он лежит в стороне от морских путей. Чтобы добраться туда, надо совершить длительное и затратное путешествие с несколькими пересадками во многих странах, начиная с Франции. Тищик рассказывал, что кирибатийцы не знают, что такое налево и направо, и живут в хижинах без дверей, потому что им в голову не приходит что-то друг у друга воровать. У них нет излишеств, неравенства, нищеты. Одежды там особой не нужно, еда есть в изобилии в море и на суше. Еще Кирибати славится тем, что это единственное место в мире, где начинается на планете временной отсчет Нового года. Поэтому иногда сюда приезжают богатые западные туристы и первыми на Земле встречают Рождество и Новый год. Вести с больших континентов доходят до кирибатийцев редко и с трудом – поэтому на острове нет соблазнов. А также почти нет телевидения, телефонов, Интернета – все это имеется только в маленьком поселке – столице страны с единственной на всю страну больницей. Свое имя житель Кирибати может поменять, когда ему вздумается. Некоторые кирибатийцы для разнообразия меняют имена почти каждый месяц. Старики и больные, чтобы не докучать близким, обычно заканчивают свою жизнь самоубийством – для этого они выпивают специальный отвар из растений и легко отходят в мир иной. Их родственники относятся к такому выбору с пониманием и не сильно расстраиваются.
Генка Тищенко, который с командой ждал на Кирибати помощи почти месяц, получил на острове новое имя, которое в переводе значило Рыба-шар. Почему рыба, да еще и шар? – спрашивал я Гену. Он объяснял, что поймал однажды в рифе странную рыбу, которая раздувается, как шар и ощетинивается иголками – таким образом она защищается от нападения хищных рыб и поэтому практически неуязвима. Тищика так восхитила эта рыба, что одна местная девушка, которая полюбила его и обещала, что родит от него сына, стала называть его Рыбой-шар – чтобы Гена всегда был защищен от невзгод и опасностей. Но это имя осталось на острове: пришел советский тральщик и отбуксировал судно до ближайшего порта, лежащего в десяти тысячах миль. Тищик иногда говорил мне, когда начинал выпивать: «Саш, а может, бросить все и свалить на Кирибати? Там меня ждет женщина, которая не знает, что такое налево и направо, дом без дверей и сын, которого неизвестно как зовут. И я там стану Рыбой-шар, которую никто не может проглотить… А не понравится – так выпью отвар и дело с концом!» – смеялся он. «Ты и здесь можешь поменять имя в паспорте, – отвечал я ему на это. – И можешь выпить хоть яд или из окна выпрыгнуть, какие проблемы?» – «Не-е-е-т, Саш, – кисло улыбаясь, мотал головой Гена и смотрел с задумчивой негой куда-то внутрь себя, – ты не понимаешь… Ты не понимаешь, что есть такие удивительные места, где особенно как-то чувствуешь, что именно тут тебе будет хорошо умереть! Вот в таких местах и жить надо, Сашка! Неужели не понимаешь?»
Рыба-шар и женщина-чайка
Я вышел из отеля на улицу. Здесь было солнечно, но не жарко. Особенное преимущество солнца в Египте – оно светит не сверху, а как бы рассеянно со всех сторон, даже от земли, поэтому, когда надеваешь темные очки, глаза не болят и не напрягаются, потому что лучи не слепят с боков. Даже если посмотришь в небо, солнца не увидишь – только беловатая мгла, будто состоящая из полупрозрачных песчинок.
Пляж был метрах в трехстах – нужно было пройти по одной улице, перейти другую и через отель «Саунд Бич» попасть к морю. На этом пути меня сразу встретили местные торговцы: продавцы сувениров, духов, одежды, фруктов – всего. Это была внезапная атака, живая завеса, словно палочный строй в царской армии, через который иностранцу на улицах туристических городов в Египте нужно обязательно проходить – только бьют их не палками по телу, а настырностью, наглостью, хамством по нервам.
Завидев меня, торговцы волнообразно – по мере того, как я приближался, вскакивали со своих мест и шли, тянулись, бежали ко мне. Некоторые кричали, оставаясь сидеть на ступеньках домов, на раскладных стульчиках и в креслах. Их крики и призывы слились в один звенящий гул. «Хэллё! Хеллё-о-о-у! Эй, май френд, друг», – галдели они на дурном английском, русском, немецком, польском. Стоило повернуть голову, как сразу же рядом оказывался улыбчивый торговец, который протягивал тебе руку, желая поздороваться, а потом тянул тебя к разложенному на земле или висящему в магазине товару: «Эй, заходи, смотри какая шапка, только для тебя, это древние папирусы, прямо из гробницы фараона, а вот шлепанцы, духи по древним рецептам для твоей леди, футболки, джинсы, рубашки, эй, друг, купи, как дела, джаст э момент! Вэа ю фром? Из России? Как там Путин, купи для своей герл эти бусы, иди сюда, почему не отвечаешь, эй, ты что, не слышишь?!
Если я проходил мимо, не оглядываясь, или отвечал по-английски: «Нет, спасибо, мне не нужно», – лица многих из них кривились от злобной досады.
Но не все египтяне были столь бешено активны. Я прошел мимо нескольких чайхан, где в тени под вращающимися вентиляторами в каменных залах молча сидели арабы-мужчины, расслабленно, неподвижно курящие кальян или пьющие чай. На меня, проходящего мимо, они не обращали никакого внимания, лишь иногда задерживали на туристах немного мрачные или усталые взгляды. А на улице все время гудели, пиликали, трезвонили клаксоны проезжающих автомобилей и такси. Маршрутные мини-автобусы резко тормозили, останавливались, оттуда высовывались чернявые головы и с широкой улыбкой громко предлагали куда-то довести. Молчать было невозможно. Я сразу понял, что молчанием здесь не отделаешься – нужно было хоть жестом, хоть словом показать свое нежелание куда-то ехать и что-то покупать, иначе маршрутка могла бесконечно долго ехать за тобой, а торговец настойчиво идти рядом, дергать за локоть или плечо и что-то без умолку говорить. Но если ты вежливо и настойчиво отказывался, от тебя все равно долго не отставали. Казалось, они только и ждут слабого всплеска твоего голоса, чтобы с новой, удесятеренной энергией взорваться звенящими выкриками на каком-то уменьшительно-детском английском: «Хело-ло, май френд! Вэа ю фром? Кам хиа!» – и бежали за тобой, бежали до тех пор, пока их лавка с товаром не оставалась уже слишком далеко позади, и только тогда они, кривя в досадливой злобе лицо, отворачивались и возвращались. Толерантные европейцы и вежливые работники турфирм называют это национальной ментальностью, к которой приезжим надо относиться с улыбкой и пониманием.
Совершенно опустошенный, будто побывавший в каком-то душевном крематории, я вошел в двери отеля «Саунд Бич». Охранники хотели взять с меня семь фунтов за вход, но когда я почти с ненавистью выдернул из кармана визитку своего отеля, с насмешливым сожалением пропустили. У меня мелькнула мысль: а не взять ли билет и сегодня же улететь обратно?
На территории пляжа было тихо. Рай тишины и плеска волн. Я вспомнил слова Инны, что отель в Египте надо заказывать с собственным пляжем, чтобы вообще не ходить по улице. Она была права. Вероятно, мир постепенно подстраивается под удобную среднеклассовую модель, где все распределяется по нишам. Странный отдых, будто в резервации. На лежаках и в креслах лежали и загорали европейцы. Слева, в тени навеса, отдыхали и арабы: женщины в одежде и голые по пояс мужчины. Некоторые женщины были закутаны тканью по самые глаза.
