Она - Славицка Милена

Когда она вернулась из душа, Хадара на кровати не было. Она пожала плечами и открыла окно, без всякого умысла, скорее, следуя традиции прощания с душой. Потом высунулась из окна как можно дальше, может, что-нибудь увижу, подумала она, но увидела только парковку. Закрыла окно и села на кровать.

Нога, куда ее кто-то пнул, все еще болела. Она ощупала голень — нет, никакого перелома нет, потрогала выше: икра, бедро, курчавые волосы в паху — и впервые в жизни ощутила, что ее тело — живое.

Так и не одевшись, она вытащила из портфеля свой «Критический комментарий к легендам о святом Христофоре». Открыла первую страницу и прочла первый абзац.

«Мало кто из святых окружен таким количеством удивительных легенд, и не всякий святой способен произвести на современного человека столь сильное впечатление. Кто знает, жил ли такой святой вообще? Люди задаются этим вопросом и при этом подвешивают его фигурки на передние стекла машин, наклеивают его изображения на свои автокараваны, чтобы в пути с ними не случилось ничего дурного. Мы же будем рассуждать здраво и опираться на факты. Поскольку мы вынуждены изучать легенды, не имея других источников, то будем доискиваться до исторической сущности научными методами».

Абзац этот она вычеркнула, открыла последнюю страницу и прочитала последний абзац.

«Вполне возможно, настоящий уровень наших знаний пока не позволяет дать верную интерпретацию образа святого Христофора. Необходимо пристально изучать социальные и политические обстоятельства той эпохи, когда возникали эти легенды. И тогда мы, несомненно, найдем ответы на те вопросы, которые пока еще остаются открытыми. Так мы сможем понять все социальные аспекты личности святого Христофора, наличие которых можем предполагать у этого вымышленного персонажа и идеологического конструкта».

Этот абзац она тоже вычеркнула. Ей захотелось написать об этом святом хотя бы одно-единственное правдивое предложение. Захотелось посмотреть в глаза человеку по имени Репрев, как однажды она заглянула в глаз большой белой рыбе. И вспомнилась ей Ликийская легенда о страданиях святого Христофора, фрагменты которой она помнила наизусть. И решила один из них процитировать:

«Крови убитых в той реке было много, и оленьего мускуса, и помета гиен; из реки той он пил, с речными водами слюну свою мешая, не брезгая ни тел путников, ни прокаженных».

МАТЬ

Лекция, которой Мириам ждала в аудитории Новой Сорбонны — Париж-III, устраивалась в рамках программы «Гостевой лекторий» и, как сообщал сайт sorbonnenouvelleuniv-paris3.fr, была посвящена проблемам гендерных отношений во французском романтизме и символизме. За столом перед ноутбуком сидела лекторша, доцент из Лионского университета по имени Алиса, фамилию ее Мириам не запомнила, и переговаривалась с техником, который то соединял, то разъединял провода и кабели, но белый прямоугольник экрана на стене никак не оживал. Наконец свет на потолке погас, и с экрана на Мириам взглянул паук. Посередине туловища паука было человеческое лицо. Оно смотрело на Мириам не паучьими, а совершенно человечьими глазами. В них стояли слезы. Откуда-то из репродуктора послышался голос.

«Сегодняшняя лекция будет посвящена женским образам в работах Жерара де Нерваля, Жориса Карла Гюисманса и Леона Блуа. В ходе лекции я позволю себе короткое интермеццо о поэзии Бодлера, без этого в наших рассуждениях никак не обойтись. Лекция будет сопровождаться работами Одилона Редона, поскольку я нахожу тесную связь между Редоном и названными мною авторами. Редон иллюстрировал „Цветы зла“ Бодлера, а Гюисманс, который был близким приятелем Редона, упоминает работы художника в своем романе „Наоборот“». Голос глотнул воды из стакана и продолжил: «Что касается Нерваля и Редона, которые, разумеется, лично никогда не встречались, то между ними, на мой взгляд, есть особое и очень важное с точки зрения нашей темы сходство. Я имею в виду сходство их фантазий, тревожных видений, которые оба эти мастера переживали, а также сходство деталей их биографий. Оба были оставлены матерями вскоре после своего рождения. Произошло это по разным причинам, но они оба выросли без матери. И, по-видимому, источником особого, свойственного им обоим типа воображения стала именно эта психологическая травма, полученная в раннем детстве.

Представьте себе Пейрелебад, место, где плоский и равнинный пейзаж простирается до самого горизонта. Именно здесь, в старом деревенском поместье под дядиной опекой, лишенный материнской любви, и вырос маленький Одилон. В своих воспоминаниях он пишет, что часами лежал среди высокой травы, слушал шум деревьев и погружался в объятья родных просторов. Он также вспоминает, как в доме дяди прятался в черных портьерах и, заворачиваясь в них, находил защиту, покой и убежище.

Жерар де Нерваль, старше Редона на двадцать два года, переживал покинутость матерью еще болезненнее. Он тоже был отдан на попечение дяди, жил у родственников в Монтаньи в провинции Валуа и, так же как Редон, любил свой родной край, словно это была его мать, видел его в своих снах. В его восприятии реальность всегда сплеталась с видениями. Повзрослев, он лечился в психиатрических клиниках: в Дюбуа и в клинике Бланша в Пасси. Будучи уже известным поэтом и драматургом, Нерваль прогуливался по Парижу с лангустом на голубом поводке. А не напоминает ли нам лангуст паука своими длинными изогнутыми лапками? Того самого паука, которого Фрейд в своем анализе сновидений связывает с образом матери? Поэтому я начинаю свою лекцию с показа репродукции Редона, изображающей плачущего паука [18]. Какая печальная картина! Но она отсылает нас к центральному образу нашей темы, самому важному из всех женских образов — образу матери».

Следом Мириам увидела на экране миловидную девушку. Приложив пальцы к губам, она смотрела на Мириам, выглядывая из какого-то укрытия, убежища или грота.

«Эта картина Редона называется „Молчание“ [19] и напоминает нам образ Девы Марии в скалах [20]. Дядя водил маленького Одилона в базилику Нотр-Дам-де-Верделе, где находится Черная Мадонна, в надежде, что Божья Матерь поможет ему избавиться от болезней. В детстве Редон страдал нервной болезнью, у него случались приступы эпилепсии, кроме того, он отставал в развитии и плохо говорил. И там — в базилике — спрятавшись в темном углу, Одилон страстно и подолгу молился Божьей Матери, и Черная Мадонна в конце концов вылечила маленького Одилона. И вот перед нами загадочно молчащая, облаченная в покров женщина глядит из укрытия в полумрак храма. Похожий женский образ мы видим и на других картинах Редона».

На долю секунды проектор высветил содержимое экрана ноутбука, стрелка кликнула на El Desdtchado и следом появился текст.

«Прочтите, пожалуйста, внимательно последние два строфы сонета Нерваля „Отчаянный“ или, в другом переводе, „Несчастный“. Я попробую прокомментировать эти строки, ни в коем случае не претендуя на полноту анализа, сосредоточившись лишь на том, что относится к теме нашей лекции. Поэт уподобляет себя Амуру и говорит, что после поцелуя царицы предавался мечтам и грезам в пещере, где обитают сирены. Далее поэт сообщает, что переправился через Ахерон и что игрой на Орфеевой лире возбуждал вздохи праведниц и стенания нимф. Это, конечно, эротическая метафора, но нам в ней важно то, что вздохи и стоны поэт своей лирой пробуждал в подземном мире. Так он подчеркивает неразрывную связь любви и смерти. Ахерон — зловещая и опасная река, протекающая в царстве Аида. Я полагаю, что здесь она служит аллегорией коварства и вероломства, которые таит в себе любовь. А что собой представляют сирены, с которыми поэт плавает в пещере? Сирены — это нимфы, они были хорошо известны и античным мореплавателям, и средневековым рыцарям. В мифах и легендах сирены предстают русалками или же существами, у которых нижняя половина туловища змеиная, а верхняя часть — женское тело с крыльями. Таким образом, сирены изображают женщин, обладающих двойственной природой, двойным обличием. Сейчас нас интересует одна из сирен — Мелюзина. Рыцарские легенды рассказывают о ней разные истории, однако символический смысл в них примерно один и тот же. Мелюзина берет со своего возлюбленного клятву, что он не будет пытаться узнать ее демоническое обличье. Она заклинает его никогда не помышлять об этом, надеясь, что, сдержав клятву, он избавит ее от страшного обличия суккуба.