Джонатан Эймс - Проснитесь, сэр!
– Я видел в городе хасидские семьи, – постарался я ее утешить, хоть и не сообщил, что в данный момент она обслуживает еврея. Вряд ли это ее обнадежило бы. Скорей, нам обоим стало бы неловко. Судя по ее речам – несмотря на тоску по евреям, она отзывалась о кошерной пище с легким оттенком презрения, – официантка считала меня соплеменником, что вполне объяснимо. Я был в синем хлопчатобумажном блейзере и коричневых брюках, с редеющими светло-рыжими волосами, с пробивавшимися усами Дугласа Фэрбенкса-младшего и Эррола Флинна.
– Хасиды есть, – подтвердила она, – а больше никого не осталось. Пара сотен. Летом у нас тысяч десять евреев бывало, причем многие круглый год наезжали. Они воду любят. Не для того, чтобы плавать, конечно.
Муж окликнул ее из-за стойки бара; я нянчился со своим пивом. Замечательная история у этого города; очень было интересно узнать, что когда-то сюда наезжали члены королевских фамилий, а потом уцелевшие в холокосте – за принцами и графами последовали обездоленные евреи. Поэтому проржавевшие трубы в купальне выглядели еще мрачнее.
Кто дальше? – гадал я. Кто последует за королями и евреями? Интересно, имеются ли гомосексуалисты в Шарон-Спрингс? Кое-кто есть, о чем свидетельствуют раньше прочитанные мною записи в телефонной книге, но я не таких имею в виду. Меня интересуют богатые городские гомосексуалисты, подыскивающие загородные дома для отдыха, безошибочно вынюхивая красивые места, прежде всех зная им цену. Вест-Виллидж, Провинстаун, Файр-Айленд, Сан-Франциско, Нью-Хоуп, вся старая Греция приходят на ум.
И тут я подумал, что все эти места объединяет одно – близость к воде; даже пенсильванский Нью-Хоуп стоит на реке Делавэр неподалеку от Принстона. Должно быть, гомосексуалисты, подобно любой высокоразвитой цивилизации, тянутся к воде, а в Шарон-Спрингс есть вода! Не только вода, но вдобавок разрушенная купальня, нуждающаяся в восстановлении. Купальня!
Потрясающее открытие. Я хотел кликнуть официантку, сообщить, что все будет хорошо, гомосексуалисты придут, только мельком подумал, что она ошибочно истолкует подобное заверение.
Обидно. Я чувствовал себя человеком, сделавшим доброе дело, о котором никому нельзя рассказать. Был уверен в душе, что в Шарон-Спрингс все будет хорошо, но не мог поделиться с ней доброй вестью, хотя она явно всем сердцем переживала упадок города. Утешала лишь мысль, что когда-нибудь Шарон-Спрингс возродится, начнется третий акт.
Акт I: члены королевских фамилий.
Акт II: евреи.
Акт III: геи.
Тем не менее надо было кому-нибудь рассказать об открытии пути к спасению Шарон-Спрингс. Гордясь ходом своих рассуждений, я решил под влиянием поглощенного пива, от которого хорошо опьянел, наполовину опустошив кувшин, мысленно побеседовать с Дживсом, зная, что он был бы идеальным слушателем, если б реально сидел рядом.
– Дживс, – сказал я воображаемому Дживсу, – знаете, что спасет Шарон-Спрингс?
– Нет, сэр.
– Геи!
– Действительно, сэр?
– Да, Дживс. Геи-первопроходчики оживят местную экономику. Предчувствую.
– Очень хорошо, сэр.
Получалось прекрасно. Все равно что беседовать с настоящим Дживсом. Я хлебнул еще пива и продолжил разговор.
– Нам надо открыть пансионат со столовой, Дживс. Гомосексуалисты должны где-нибудь останавливаться в поисках старых фермерских домов.
– Возможно, предприятие станет весьма доходным, сэр.
– Я точно так же думаю. Знаете, Дживс, я вспоминаю любимый в детстве фильм «Русские идут!». В данном случае гомосексуалисты идут.
– Этот фильм неизвестен мне, сэр.
– Помню, мы с отцом смотрели его по телевизору – должно быть, в начале семидесятых. Комедия времен холодной войны о русской подводной лодке, потерпевшей крушение у берегов Нантакета.[35] Естественно, русский моряк влюбляется на острове в девушку, история принимает оборот «Ромео и Джульетты». По крайней мере, как мне помнится.
– Очень хорошо, сэр.
– В главной роли Алан Аркин. Мой отец всегда любил Алана Аркина. Ему нравились преимущественно актеры-евреи.
– Да, сэр.
– Особенно запомнилась сцена, где мальчик – я сам был мальчиком, когда смотрел фильм, и, видимо, отождествлял себя с ним – бежит по улице с криком: «Русские идут! Русские идут!»… Знаете, Дживс, было бы интересно снять порнофильм под названием «Гомосексуалисты идут!». Или фарс. Или лучше порнографический фарс. Комедия редко сочетается с обнаженной натурой, по крайней мере, так, чтобы было забавно. Знаете, Дживс, лучше вместо открытия пансионата сделать фильм «Гомосексуалисты идут!» – нечто вроде юмористического «Калигулы». Как только закончу роман, возьмусь за сценарий. Действие будет происходить в Нантакете в честь фильма «Русские идут!». Труппа музыкального театра плывет из Провинстауна под парусами, ее выбрасывает на берег в Нантакете, маленький мальчик бежит по улице с криком: «Гомосексуалисты идут!»…
– Возможно, получится очень забавно, сэр.
– На острове поднимется волнение, как при нашествии русских. Завяжутся романы Ромео и Джульетты. Сын мэра Нантакета влюбится на какой-нибудь дюне в какую-нибудь девушку из труппы. Член труппы тоже влюбится в девушку, станет гетеросексуалом. Конечно, хотелось бы поработать с обнаженными женщинами. Это уж мне решать, как режиссеру и сценаристу. Обязательно предложу эпизод Алану Аркину в знак своей любви к отцу и к старому фильму.
– По-моему, замечательно, сэр.
Принесли заказанное блюдо, новый кувшин пива, и я решил, что самое время прекратить воображаемую беседу. Слишком долго разговаривая сам с собой, понимаешь, что сильно пьян – надо замедлить темп выпивки, занявшись куриной грудкой.
Приступая к еде, я вытащил из кармана спортивного пиджака книжку, выбранную для чтения за обедом, – томик рассказов Дэшила Хэммета с участием частного детектива, навсегда оставшегося безымянным «оперативником». Люблю Хэммета, мастера словесного портрета и драк, умевшего вдобавок прекрасно описывать галстуки. Никто не описывал галстуки поэтичнее Хэммета.
Выпив вместо десерта третий кувшин пива, я не сумел подобающим образом сосредоточиться на Хэммете и на его герое, став зато первоочередным кандидатом на операцию по исправлению дикции. Оплатил счет с чаевыми на тридцать процентов, частично компенсируя нехватку еврейских соплеменников в Шарон-Спрингс.
Уже нагрузившись, хотел еще выпить в баре. За стойкой прибавилось несколько пожилых фермеров – собратьев прежнего коллеги с красноречивой шеей, – несколько американцев мужского пола среднего возраста, с ярко выраженными генами, крепких лысоватых мужиков в очках, заказанных по оружейному каталогу, уважаемых и достойных людей, способных на любой мужской подвиг: во всем разобраться, застрелить оленя, рано встать поутру на работу, выпив плохого кофе. Кроме жены бармена, в баре была лишь одна женщина – усталая пятидесятилетняя блондинка, примостившаяся на подлокотнике кресла одного из джентльменов среднего возраста.
Я присоединился к собравшейся у стойки разношерстной компании, которая меня дружелюбно приветствовала. За выпивкой показалось, что я им понравился – должно быть, потому, что они мне понравились. Они мне и трезвому нравились, только я стеснялся им в этом признаться. Поэтому мы с жителями Шарон-Спрингс обменялись многочисленными любезностями.
– Зачем галстук носишь? – спросил кто-то из них.
– Чтоб рот вытирать, – объяснил я, задрал галстук, вытер широким жестом губы, что всех искренне позабавило. Очень милые, приветливые люди. Говорили в основном о бейсболе, в котором я крупный специалист, благодаря ежедневному изучению спортивных страниц, тогда как по телевизору шла игра, нуждавшаяся в комментариях.
Ну, я угостил всех выпивкой, все меня угостили. Радостно снова окунуться в мир после многомесячного заключения и одинокого угощения в монклерском убежище.
До конца пиршества досидели немногие; оставшиеся за стойкой умолкли, погруженные в размышления. Я переключил внимание на телевизор, где теперь показывали вольную борьбу. Давненько не смотрел, с детства, хоть знал, что она быстро становится популярной. Старался разобраться в происходящем, понять, чем вольная борьба привлекает людей, но смысл неистовых объятий на экране от меня ускользал. Может быть, дело вкуса.
– Вам нравится борьба? – спросил я сидевшего рядом джентльмена со столь же впечатляющим брюшком, как у бармена.
– По-моему, занятие глупое, – ответил он, – а моему сыну нравится. Я люблю настоящие игры вроде хоккея или футбола.
Я еще понаблюдал за вольной борьбой. Двое парней в бикини с выбритыми телами принимали разнообразные эротические позы. Неужели никто тут не чувствует греческий дух? Встал вопрос: почему я сегодня зациклился на гомосексуализме? Сначала заинтриговали и спровоцировали купальни, потом возникла идея снять фильм про геев, теперь в вольной борьбе проявляется гомосексуальный подтекст… Почему без конца поднимается вопрос о гомосексуализме? Пока нет ответа. Равно как и на еврейский вопрос.
