Михаил Лифшиц - Почтовый ящик
Пайка массивных латунных деталей – частая операция в антенной лабораторной практике, Сережа много раз видел, как этим занимался Николай Николаевич, иногда сам был «на подхвате», поэтому был знаком с последовательностью действий. Оставалось только сделать самому.
Подготовив большой киловаттный паяльник, Сережа разорвал белую тряпку на длинные лоскуты и послал Борю намочить их в раковине. «Пусть поучаствует в работе», – решил Сережа. Тщательно обмотав мокрыми полосками ткани второй фланец, чтобы не отвалился при пайке, Сережа обернул волновод куском асбестового материала и зажал его в тиски. Затем надел новый фланец, смочил стык волновода и фланца раствором хлористого цинка, коснулся разогретым паяльником припоя и осторожно, чтобы не перекосить конструкцию, прижал паяльник к торцу волновода. От мощного паяльника конструкция быстро прогрелась, и жидкий припой тонкими ручейками заполнил щели. Сережа отнял паяльник и стал смотреть, как застывает припой. Потом слегка махнул надфилем и вынул остывший волновод из тисков. Готово. Вроде бы, ничего получилось, аккуратно.
– Да, мудрено, – сказал Боря, уважительно наблюдавший за работой.
– Без снасти, барин, и вша не убьешь, – словами Платона Каратаева ответил довольный своей работой Сережа.
– Вам, рыбакам, виднее, – сказал Боря, полагавший, что слово «снасть» относится исключительно к ловле рыбы.
Кто услышал очередную Борину несуразность, привычно хихикнул. Незнание этих замечательных слов Платона Каратаева, как и общее слабое знакомство с великой русской литературой и прочими достижениями цивилизации, тоже не создавало Боре авторитета. Опять же, привычное сравнение с Николаем Николаевичем, который был начитан, а «Горе от ума» знал наизусть, играло не в Борину пользу. На Борю потихоньку просто перестали обращать внимание: для работы он был не нужен, а издеваться над чьим-нибудь невежеством было как-то не в традициях лаборатории. Так что и в лаборатории Боря не нашел понимания. Через несколько месяцев он уволился из института и стал грузчиком-экспедитором в какой-то конторе, ездил по складам и базам, иногда добивался успеха, выполняя функции «толкача», то есть получал дефицитный товар, который не всем дают. На этом месте Боре было хорошо, он выполнял большое и важное дело, был нужен людям и считал себя начальником над сидящим слева от него водителем. Иногда Боря рассказывал водителю о своей работе в засекреченном институте, откуда ему пришлось уйти по обстоятельствам, о которых нельзя говорить…
Глава 13
Начальник предупредил Сережу, что завтра они поедут на совещание в Москву. Поездки в Москву на институтском наречии назывались «местные командировки». Командированные записывались в специальную книгу. В эту же книгу вписывались отбывающие в отгулы и прогулы с ведома начальства. В этом случае местом назначения была обычно Патентная библиотека.
Совещание или, вернее, семинар, собирали по инициативе двух энтузиастов из такого же, как у Сережи, подмосковного института. Они предложили принципиально новый подход к защите антенн от нагрева, от ветра, от дождя, снега и так далее. Эти ребята активно пробивали свои идеи, носились по предприятиям и вот добились обсуждения на представительном совещании, на которое пригласили Сережиного начальника, а тот взял с собой Сережу.
Ехали в Москву на электричке, потом на метро с пересадкой, зато от метро было недалеко. Пройдя обычную процедуру в бюро пропусков, Сережа с начальником дождались сопровождающего и прошли на территорию через проходную, в которой вместо привычных бабушек с зелеными петлицами стояли молодые люди в штатском. Пришли в конференц-зал, где должно было состояться мероприятие. Начальник представил Сережу ранее пришедшим солидным дядечкам как «молодое поколение» и оставил его, сказав: «Ну, ты побудь здесь, а я пойду, освежу знакомство». И с таким удовольствием это было сказано! Сереже показалось, что не семинар, на который они приехали, а десятиминутный вояж по кабинетам чужого института для разговора с приятными ему знакомыми людьми и был целью и смыслом поездки.
Народ потихоньку собирался, и ровно в десять открыли совещание. Первым выступил главный инженер предприятия – устроителя совещания. Очень представительный товарищ. Седоватый, лет под шестьдесят, высокий, стройный, в дорогом костюме-тройке, с аккуратными усами. Прямо, Резерфорд. Прекрасным языком он изложил предмет обсуждения, заранее не отрицая новую идею и не соглашаясь с ней, но высоко оценивая квалификацию ее авторов, тем самым приглашая участников совещания к серьезной работе.
Потом стали выступать по очереди молодые энтузиасты. Одному было чуть за тридцать, другому больше, наверное, ближе к сорока.
К совещанию подготовили и раздали участникам программу, в которой было шесть докладов. Автором двух значился один, автором еще двух – другой, а два доклада были у них в соавторстве. Но выступали докладчики по очереди – уставал один, вставал другой. Называл тему и шпарил без бумажки, быстро рисуя на доске или показывая указкой формулы и результаты на приготовленном плакате, нисколько не заботясь, он или его товарищ значится автором очередного сообщения. «Вот это сработались! Ну и тандем!» – подумал Сережа.
Суть новой идеи состояла в следующем. Колпак, или обтекатель, должен был быть прочным, чтобы защитить антенну, но при этом не должен был сильно искажать проходящие от антенны радиоволны, куда бы антенна ни поворачивалась. Понятно, что для этого нужно колпак делать более прозрачным для радиоволн. К этому всегда и стремились. А докладчики доказывали, что можно добиться лучших результатов, если колпак, наоборот, будет часть проходящей через него волны поглощать. Такой не очень прозрачный колпак проще и дешевле сделать, а результаты получаются лучше.
Сережа для начала, чтобы лучше понимать о чем доклады, представил себе предельные случаи, так он всегда привык первоначально оценивать физические задачи. Пусть колпак прозрачен, как воздух. Тогда никаких искажений не будет. Но и прочности никакой. Ладно. Пусть теперь, колпак поглощает все, что через него проходит. Тогда, куда бы ни смотрела антенна, наружу все равно ничего не просочится. Так что формально искажений тоже нет. При этом колпак можно сделать сколь угодно прочным. Итак, предельные случаи не выявляют явного противоречия в новой идее. Возможно, энтузиасты действительно обнаружили нечто новенькое…
Через стул от Сережи сидел седой человек в годах. Сережа уже видел его раньше. Его фамилия была Молодцов, у него лет пятнадцать назад вышла книга про расчет и конструирование колпаков. Он был известен как прекрасный инженер, проведший несколько разработок, знавший дело от начала до конца. У него было круглое бледное лицо, седые волосы на прямой пробор, очки в золотистой металлической оправе. Общий облик был светлый, беловато-золотой. Сидел он в спокойной позе и внимательно слушал докладчиков. После второго доклада он переменил позу, уселся, напряженно подавшись вперед. Лицо сделалось розовым. Поразившись произошедшей с Молодцовым перемене, Сережа теперь время от времени поглядывал на него. Такой смены красок на человеческом лице Сережа не видел никогда. Молодцов становился то красным, то зеленоватым, то серым. Губы его шевелились, как будто он полемизировал с выступавшим. Молодцов все время смотрел, не отводя взора, на докладчика, как будто был им загипнотизирован.
Когда доклады закончились, Молодцов откинулся на спинку стула и сказал довольно громко: «Ну, вообще…» «Резерфорд» посмотрел на Молодцова и объявил перерыв. Все пошли обедать в институтскую столовую.
После обеда началось обсуждение. Первым выступал Молодцов. Он сказал, что все доложенное – чистое шарлатанство. Результаты ничем не подтверждены. Приведенным экспериментальным данным он не верит, да и нет настоящего эксперимента: авторы по-своему толкуют известные вещи, а так толковать, все равно что левой рукой чесать правое ухо. Так, как они предлагают, никогда не делали. После этого Молодцов стал вспоминать давнишние разработки, которые, по его мнению, полностью опровергают предлагаемые новшества. Истории свои он начинал со слов: «Когда мы делали…» Когда вслед за второй историей Молодцов в третий раз сказал: «Когда мы делали…», «Резерфорд» прервал его, сказав: «Ваше мнение, Евгений Александрович, вполне ясно, спасибо».
Выступление Молодцова было резким, но конструктивной критики предложенной физической модели все-таки не содержало. А тут еще эти воспоминания о работах, выполненных при царе Горохе… Слишком сильно Молодцов походил на старого ретрограда, который привычно душит новое и молодое. Все захотели такому вредному консерватизму воспротивиться. Прочие выступавшие говорили, что не так все однозначно, что работы надо продолжать, в них явно есть рациональное зерно.
