Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
— Я — домой, — пошутил он. Пожал вялую руку женщины и спустился по широким ступенькам вниз. Встречающиеся на пути к выходу райкомовцы издали выказывали ему знаки уважения, не каждый мог вот так подойти и пожать руку Первому. Это позволялось заведующим отделами, секретарям.
Толкнув высокую дубовую дверь, он вышел на заснеженный Невский. Завывал в арках холодный ветер, змеилась поземка. Немного отойдя, окинул взглядом монументальный, с лепкой и кариатидами дворец, окрашенный в темно-вишневый цвет, и с некоторой долей злорадства подумал, что его преемнику вряд ли придется долго здесь «царствовать». Понемногу в Ленинграде райкомы, исполкомы и другие влиятельные организации начнут освобождать «захваченные» в семнадцатом, как пишут в газетах, старинные дворцы и особняки. А ведь и верно, райкомы и райисполкомы в центре занимают самые лучшие дворцы, в которых в петровские времена жили вельможи. Как-то считалось это самим собой разумеющимся. Кому там находиться, как не господствующей в стране партии? Ее многочисленному аппарату? Интересно, кто будет так тщательно следить за внешним видом, как следили райкомовцы? У них и возможности для этого были. А если ворвутся во дворцы какие-нибудь общественные организации с десятком вывесок, что останется от этих дворцов и особняков? Превратят их в «Вороньи слободки»!
Непривычно было Михаилу Федоровичу с сегодняшнего дня чувствовать себя частицей этой безликой толпы прохожих. Идут, лица угрюмые, что у каждого на душе? Раньше он с «толпой» общался с какого-нибудь возвышения, будь это трибуна или даже кресло в кабинете. Да и из черной «Волги» толпа виделась в некотором отдалении. Так сказать, соблюдалась дистанция. Вот и он в мгновение ока стал таким же, как и все. Рядовым гражданином Страны Советов. О том, что ему больше не ездить на персональной машине и не иметь личную секретаршу, он прекрасно знал, да это было и понятно по ледяному тону секретаря обкома КПСС. Говорят, из этих, неформалов, или сочувствующих им.
А если уж быть честным перед собой, то Лапин больше и не рвался к власти. Власть сейчас в большом кризисе, и еще неизвестно, как все повернется в стране. Как бы не начали преследовать коммунистов, как это делается сейчас в соцстранах! Не верил он и в этих крикливых, дорвавшихся до трибуны велеречивых депутатов. Видно было, как им нравится красоваться перед всеми. Казаться смелыми, принципиальными, чувствовать за спиной высоких руководителей, которым до смерти надоела эта затяжная болтовня, греться в лучах юпитеров телевидения. Ох как много эта самая «толпа», в ногу с которой он сейчас шагает, выбрала в верховный орган власти пустомелей, карьеристов, думающих лишь о себе, а не о народе, опрометчиво отдавшем им свои голоса на выборах.
— Михаил Федорович, здоровья желаю! — услышал он сзади знакомый голос. На него сбоку смотрел догнавший его напротив заснеженного монумента Екатерины Второй Алексей Прыгунов — На митинг «Народного фронта»?
Еще вчера Лапин слышал, что на Исаакиевской площади состоится санкционированный митинг. Эта бойкая организация «чернобородых», как их звали противники, все больше набирала силу в городе. И на выборах они показали себя: чуть ли не силком заставляли людей голосовать за своих кандидатов. Но идти туда он совсем не собирался. Ораторы наверняка будут проезжаться по адресу партийных функционеров, без этого теперь нельзя, самая модная тема… А чего ему волноваться? Он больше не партработник. Обыкновенный гражданин. Даже пока безработный. Его «хозяева» не предложили никакой должности. Почему бы ему не сходить на митинг?
— Пусть митингуют теперь без меня, — сказал он. — Была бы охота…
Высокий, плечистый Прыгунов легко шагал рядом, на скуле у него белел кусочек пластыря, да и под глазом что-то подозрительно желтело.
— Я думал, секретарю райкома…
— Я не секретарь, Алеша, — перебил Лапин. — С сегодняшнего дня.
Прыгунов какое-то время шагал молча. Ледяной ветер покалывал лица сухими снежинками, на голове бронзовой царицы белела снежная корона. Наверное, за городом белым-бело, а в Ленинграде уж которую зиму снег долго не держится. Утром забелеют улицы, тротуары, а к обеду — сплошная слякоть. Лишь на железных крышах подолгу держится снег.
— Сами или?.. — рискнул задать трудный вопрос Прыгунов.
— Сам, Леша, — улыбнулся Лапин — Сразу после выборов подал заявление. И вот… удовлетворили.
— И куда теперь?
— Вот этого пока не знаю. Скорее всего, вернусь в школу. Учителем.
— Благородная профессия, — помолчав, ответил Алексей.
— А что у тебя, Леша, с физиономией? — полюбопытствовал Михаил Федорович. — Профессиональные травмы на новой работе? Шпионы или уголовники?
— Не видели, по телевидению рэкетиров показывали? Мастеров спорта? Я участвовал в их задержании в ресторане.
— Вроде бы, у вашей фирмы другие задачи?
— И в нашей «фирме» многое переменилось, — улыбнулся Алексей, — Завеса таинственности спадает, открыта часть архивов, идет реабилитация невинно пострадавших, наши руководители дают интервью журналистам, даже приглашаем их к себе, показываем свои видеофильмы про оперативную работу. Так что «Большой дом» тоже в ногу со временем меняет свой фасад.
— Приукрашивает или меняет? — пытливо взглянул на него Лапин.
— Иначе я не согласился бы там работать, — ответил Алексей.
— Скажи, Леша, только честно: ты доволен своей новой работой? — спросил Михаил Федорович.
— Именно работой, — подхватил Прыгунов — Я, наконец-то, получаю удовлетворение от своей работы, а раньше… Раньше — нет.
— Тебя и в комсомоле тянуло к заблудшим…
— Хотелось помочь хорошим, сбившимся с пути ребятам.
— Спасибо тебе за Никиту, — сказал Лапин.
— Я думал, вы на него сердитесь.
— Он сильно переменился: спокойным стал, рассудительным, много читает, а раньше только детективы и фантастику. Смотрю, у него в сумке Вольтер, Дидро, Гете, Ницше, Шопенгауэр… Я такие книги и в руках не держал в институте.
— Не держали, потому что они были запрещены, кроме французских энциклопедистов, — заметил Алексей.
— Я зайду в ДЛТ, — останавливаясь на перекрестке, сказал Михаил Федорович. — Что за жизнь у нас! Лезвий для безопасной бритвы не могу купить!
— Брейтесь электрической.
— Возьму и бороду отпущу, — пошутил Лапин. — А что? Мне теперь все можно.
— Я ни одного партийного работника старой закваски не встречал с бородой, — улыбнулся Прыгунов.
— Зато в семнадцатом все революционеры были при бородах, — заметил Михаил Федорович. — И в кожаных куртках, с револьверами на боку.
