Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории
За стеклами никого не было видно. Потом промелькнула дочка. Наконец, когда я уже не знал, как продлить разговор с главным закройщиком, показалась жена и села прямо перед балконной дверью. На такую удачу я и не надеялся. В руке она держала листок, скорее всего, села, чтобы прочесть письмо.
Начала читать и вдруг заплакала. И мне захотелось узнать, что там, в этом письме, — аж дыхание перехватило! Хотя, пожалуй, я к себе несправедлив, зачем же лгать — не только это сумасбродное желание меня взволновало. Она сидела в своей любимой позе, склонив голову набок, беспомощно и печально; она испытывает безотчетную тревогу и, как ребенок, нуждается в защите, точно так же я стосковался по любви и ласке. Я словно вновь узнал и ее и себя. Оборвав пустые разговоры, я быстро пересек улицу, тихонько открыл дверь своим ключом.
— А-а, это ты, — сказала она просто, совсем не удивившись.
— Да... Ну что тут у вас? Как дети?
— Играют. Позвать?
— Да нет, пусть играют. Ты плакала... плачешь? Что случилось?
— Ничего.
— Как это — ничего! Без причины не плачут.
— Честное слово, ничего... — Она все еще держала в руке письмо. — Вот, письмо от Марии...
— Что пишет?
— Почитай, если хочешь.
Мария, наша родственница, отвечала на письма жены: недавно скоропостижно умер ее брат, и она в слепой, безысходной, почти безумной тоске благодарила за соболезнование. А жена моя оплакивала и эту смерть, и эту тоску. И заметьте, покойный приходился родней мне, а не ей, поэтому скорбь ее была бескорыстной, чистой, свидетельствовала о ее душевной широте и благородстве.
В этом благородстве — ее сила, мое проклятие, но и залог моего выздоровления.
— Ну, полно, успокойся, я с тобой.
Я с тобой, и этим все сказано, со всеми, черт побери, вытекающими последствиями.
— Как Рождество?
— Так себе, но дети довольны. Малыш получил в подарок юлу и игрушечный телефон, а девочка — кухонную плиту со всеми приспособлениями. А елку ты видел в прихожей? Не Бог весть что, конечно, но все-таки глаз радует, правда?
— Прекрасная елка, ты, как всегда, на высоте.
Она наконец-то улыбнулась.
И вот я снова дома, в моем предместье, даже в бар не зашел (хотя, признаюсь, нелегко вырабатывать новые привычки). Мое истерзанное сердце опять переполняют чувства. Быть может, в терзаниях и есть мое благословение, быть может, покой для мятежного, безумного сердца был бы губителен.
А как же Россана?.. При воспоминании о ней губы мои шептали слово «касательная», невольно передавая его перу. Линия, возникшая из бесконечности, на миг коснулась замкнутого круга в одной-единственной точке и навеки убежала в неведомую даль. Нелепо, конечно, сравнивать женщину с касательной — нелепо, но это так.
Перевод Н. Сухановой
ФАУСТ-67
Предупреждение
Все нижеследующее, в угоду компромиссу окрещенное тут «драмой или комедией», для театра и мыслилось; и играть это на самом деле следует импровизационно. То есть взирая на сюжет как бы со стороны, хотя и следуя так называемой «канве»; тогда-то, может быть, и подойдет к предлагаемому тексту скорее, чем к другим, всемирно известным, определение «заготовки для спектакля».
Разумеется, относительно его применения я не посмею давать указания ни актерам с режиссерами, ни простому читателю, однако же в состоянии, принеся тысячу извинений, обратиться к ним с советом, а точнее, с призывом действовать сообща.
Пускай этот простой (но в действительности совсем не простой) читатель прикинет, возможно ли как-то переделать, а то и дополнить текст по-своему: к примеру, для удобства чтения заменить любой из приведенных здесь эпизодов какой-нибудь сценкой из собственной жизни или уснастить материал всем желательным для актеров и режиссеров. И пусть не взыщет строго с автора, ежели тот, подобно художнику, который, покрывая фресками стены и величественные своды, более устремляет взор на чужую живопись, нежели заботится о тщательности своей, кое-где небрежно мазнул, а что-то пропустил, сократил и изменил.
Аванпролог или пропролог
Н и к т о (один, перед опущенным занавесом, декламирует в рифму).
Так и тянет на стишки, уж потерпите
И поймите:
Надо ж чем-то подсластить юдоль мирскую,
Ведь тоскую...
Только рифмы, если честно,
Не спасут, как ни стараться.
Просто я — пустое место,
Разрешите в том признаться.
У кого-то плоть живая,
Я ж — бесплотие сплошное.
Не живу, а прозябаю
Бестелесной чернотою,
Жалкий, слабый червь презренный,
Ибо я — прореха, дырка,
Ноль на палочке, оплошность
Самого творца Вселенной.
Смех и слезы, вкус и пошлость
Вперемешку, словно в цирке...
Притворюсь в пустой надежде,
Будто очень
Своей жизнью безутешной
Озабочен,
И заставлю вас поверить,
Будто я ни в коей мере
Жить в потемках не намерен.
А по правде, сам не знаю,
Чем живу, зачем страдаю.
И ни в чем я не уверен.
Вот и мыкаюсь в тоске и униженье.
Можно как-нибудь помочь Пустому Месту,
Оказавшемуся в трудном положенье?
Пролог
Небольшой холл в гостинице. Р е ж и с с е р, П е р в ы й а к т е р, П е р в а я а к т р и с а гастролирующей труппы. Все пьют, курят.
Р е ж и с с е р (зевая). Да, на самом деле прискорбно, что наши авторы не предлагают нам ничего стоящего, ничего интересного...
П е р в ы й а к т е р. Пусть даже развлекательного — не для публики, так хоть для нас самих.
П е р в а я а к т р и с а. Наши авторы... И за Альпами, и за морями — то же самое.
Р е ж и с с е р. Ничего такого, для разработки вертикального построения.
А к т р и с а. Как это — вертикального?
Р е ж и с с е р. Из глубины, что ли... Ничего такого, на чем можно выстроить емкое сценическое пятно — какой-нибудь мостик, лесенку, откуда главный герой скажет свои главные реплики. Покосившийся дом, таинственный свет, ну и так далее.
А к т е р. Ха, да он сам над собой смеется!
Р е ж и с с е р и П е р в ы й а к т е р (одновременно). Докатились...
П е р в а я а к т р и с а. Превосходно! Сцепите мизинцы и загадайте, когда сбудется.
А к т е р. Докатились! Своими именами и популярностью спасаем пьесы, которые, честно говоря... Я все время думаю: стоит ли.
Р е ж и с с е р. Посмотрим. Еще виски?.. Кстати. (Напевает.) Кошка прыгала с моста, потеряла пол хвоста.
А к т е р. Тише! За стенкой люди спят.
А к т р и с а. А что это?
Р е ж и с с е р. Детская песенка из одного телефильма. Забавно, правда?
А к т е р. Не прибедняйся. Ты же у нас — мыслитель.
Р е ж и с с е р. Вот именно. Это песенка напомнила мне рассказ... кто его написал?
А к т р и с а. Откуда ж мы знаем?
Р е ж и с с е р. Наш, современный писатель, малоизвестный...
А к т е р. Что малоизвестный — как пить дать.
Р е ж и с с е р. «Полхвоста» — рассказ так и назывался. Про некое существо из мира весьма хвостатых и весьма гордых за этот свой отросток. Существо родилось на свет с укороченным хвостом.
А к т р и с а. Ну и что?
Р е ж и с с е р. Прямое отображение полуимпотенции, охватившей всех нас.
А к т е р. Тебя, может быть. Я здесь ни при чем.
А к т р и с а. Что верно, то верно. Подтверждаю.
Р е ж и с с е р. Ну хватит, не мельчите.
А к т е р. Что делать будем? Может, махнем в казино — сыграем?
Р е ж и с с е р. Поздно уже. Только разыграешься, войдешь во вкус, и стол прикроют.
А к т р и с а. Может, сцену какую-нибудь почитать из новой пьесы?
Р е ж и с с е р. Только женщине может прийти в голову этакая мысль, и хуже того — фанатичной актриске.
А к т е р. Что же теперь — спать? Немыслимо! (Стук в дверь.) Кого еще черт несет? На ночь глядя!
Р е ж и с с е р. А пускай войдет, и узнаем.
А к т е р. Войдите!
Входит господин Н и к т о, одеждой похожий на нотариуса, серый во всем, без какой-либо определенности в облике.
Н и к т о. Добрый вечер.
В с е. Добрый вечер, добрый вечер.
А к т е р. Что ж так — на пороге? Проходите, садитесь. Чему обязаны удовольствием?
Н и к т о. Ничему особенному.
А к т е р. Понятно. Точнее сказать, непонятно.
Н и к т о. Я предпринимаю безнадежную попытку.
А к т е р. Совсем непонятно. Какую попытку? И вообще, с кем имеем честь?
Н и к т о. Ни с кем.
А к т е р. Как это? Вы же наверняка кто-нибудь, кто-то, некто.
Н и к т о. Нет, уважаемый господин! Я, если хотите знать, никто. Вполне серьезно.
А к т р и с а (со смехом). Господин Никто!
Н и к т о. Именно! Так меня и называйте.
А к т р и с а. Если не ошибаюсь, кое-кто себя уже так называл.
Н и к т о. Ничего не поделаешь!
