Томмазо Ландольфи - Меч
Томмазо Ландольфи - Меч краткое содержание
Томмазо Ландольфи
Меч
Как-то вечером, перебирая всякий хлам, перешедший к нему по наследству от предков, Ренато ди Пескоджантурко-Лонджино обнаружил… Впрочем, вначале несколько слов о самих предках. Если не считать далеких предков-крестоносцев, все представители рода Пескоджантурко-Лонджино были, как говорится, людьми серьезными и основательными; каждый глава рода заботился о его процветании, всячески приумножая фамильное добро. Блаженной памяти родитель Ренато представлял собой как бы связующее звено между стройной вереницей образцовых пращуров и собственным дитятей. Дитятя же, сколько ни старался, так ничего путного в жизни и не сделал. Был он страшно капризен, донельзя чувствителен, а главное — необыкновенно ленив. К тому же мот и недотепа.
Казалось, со смертью Ренато прервется и весь древний род, окончательно изживший себя и обреченный на неизбежное исчезновение. Весьма примечательно и то, что за короткий срок, всего за каких-то два поколения, от прежнего богатства Пескоджантурко-Лонджино осталось лишь далекое воспоминание. Так что теперь Ренато мог без преувеличения считать, что все его наследство состояло из многочисленного старинного хлама, скопившегося на чердаках родового замка. Помимо, разумеется, самого замка, в котором он теперь обитал, почти лишенный средств к существованию.
Итак, в тот вечер из пыльной груды старинного оружия, доспехов и конского снаряжения Ренато неожиданно извлек меч, которого раньше никогда не видел. Прежде всего его внимание привлекли ножны, искусно выполненные из разноцветного бархата и висона и стянутые тонкими ремешками из дорогих кож. При свете канделябра на изысканных тканях слабо поблескивали потускневшие от времени чеканные бляхи, должно быть, золотые или серебряные. Судя по всему, вещь была действительно ценной и сразу заинтересовала Ренато: как знать, может, она сослужит ему добрую службу? Он решил отнести меч в свои покои и как следует его осмотреть.
С некоторых пор Ренато ощущал в душе странное волнение, скорее даже предчувствие, совершенно, впрочем, беспредметное, хотя и немало его тревожившее. Смутно он понимал, что настало время что-то предпринять, чтобы выйти наконец из тупика. Но помимо неясных угрызений совести Ренато часто испытывал непреодолимую внутреннюю дрожь, словно движимый провидением искатель сокровищ, который чувствует близость желанного клада. Ренато мнилось, что он стал обладателем несказанного богатства, хотя пока он еще не знал, что оно собой представляет и как им вообще можно воспользоваться. Теперь же, стоя со своей драгоценной находкой перед горящим камином, Ренато вновь ощутил, как знакомое чувство переполняет его с небывалой силой.
— Едва с ножен была стерта пыль, они предстали перед Ренато именно такими, какими он ожидал их увидеть. Ничего не скажешь: славное оружие, сразу видно руку большого мастера! Бляхи, без сомнения, были из чистого золота. Эфес украшали изрядно потемневшие от долгого заточения изумруды и топазы. Однако Ренато почему-то не решался вынуть клинок: непонятный страх удерживал его. Наконец резким движением он рванул рукоять меча.
Свет осеннего солнца, рассекавший сквозь полуприкрытые ставни комнатные сумерки, его тонкие, как стрелы, лучи, вонзавшиеся в самые укромные уголки покоев, яркие языки ненароком взбудораженного пламени — все это было ничто в сравнении с ослепительным сверканием клинка! От невыносимого блеска Ренато невольно зажмурил глаза, хотя в старинной зале царил всегдашний полумрак. Дело в том, что клинок, казалось, источал собственный слепящий свет. Безупречно отполированная поверхность клинка сохранила первозданную гладь. С первого взгляда можно было подумать, что он выкован из листового золота. Но где-то в глубине клинка таилась зловещая чернота (вовсе не затмевавшая его сияющей прозрачности), которая роднила загадочный материал скорее с топазом или редким восточным камнем. Сквозь полупрозрачное лезвие клинка Ренато мог различить извивавшиеся языки каминного пламени. Клинок был столь тонок, что казалось, у него вообще не было ни толщины, ни лезвия, ни ребер. Его, наверное, можно было согнуть и искорежить, если бы не таинственный способ закалки, сделавший его твердым и гибким, как и подобает всякому доброму стальному клинку.
«Черт побери!» — только и вырвалось у Ренато. Он поднес клинок к большому пальцу, чтобы проверить остроту лезвия. Лучше бы он этого никогда не делал! Кончик пальца вместе с ногтем тотчас отлетел прочь. Ренато даже почудилось, что он не ощутил ни малейшего нажима со стороны лезвия. Точнее, именно в этом-то все и заключалось. Лезвие клинка прошло сквозь подушечку и ноготь, будто не задев их вовсе и не причинив при этом никакой боли. Но стоило только Ренато спустя мгновение едва пошевелить рукой, как кончик пальца отвалился, и он почувствовал жгучую боль.
«Черт побери! — снова воскликнул Ренато. — Вот это клинок!»
Взяв отложенный было меч, Ренато решил испробовать его на чем-нибудь потверже. Он протянул меч к полену, один конец которого горел в камине, а другой лежал на тагане. Не успел меч коснуться полена, как тот послушно раскололся, обнажив необыкновенно четкий срез.
В этот момент клинок зарделся косыми бликами от каминного пламени. На его поверхности, точно в пылающем медном зеркале, неожиданно выступили когда-то выгравированные слова. Окутанные неуловимой дымкой, они появились как бы из недр клинка и выглядели совершенно невесомыми, словно начертанные солнечной пылью на едва уловимом дуновении ветра.
Ренато прочел: «Я, Кавалер Кастальдо ди Пескоджантурко-Лонджино, Закалил сей меч, что Кладенца Орландова Острее, Отныне ворогов не будет у тебя». Слова были писаны старинным шрифтом и звучали как вирши.
Ренато охватило сильнейшее волнение. Он с силой опустил меч на один из каминных таганов, как бы не веря завету далекого предка. Не успел он и глазом моргнуть, как блестящий медный набалдашник покатился в огонь. Значит, меч с такой же легкостью разрезал и железо! Оставив обезглавленный таган, Ренато принялся разгуливать по старинной зале и сыпать удары направо и налево. Он потрясал своим новым оружием и сокрушенно восклицал:
— Горе мне, теперь передо мной нет преград! Несчастный, весь мир у твоих ног! Кто посмеет тебе противиться?
Куда бы ни направлял Ренато свой огненный меч, тот повсюду с легкостью прокладывал себе путь. Точно призрак, не знающий препятствий, проходил он сквозь пораженный предмет, не оставляя после себя ни малейших следов. И если косо разрубленный предмет все же сохранял равновесие и не разваливался, достаточно было легкого прикосновения, чтобы окончательно расщепить его надвое.
