Фред Стюарт - Век
— Так перестань платить ему! Это достаточно просто.
Он ей не ответил.
— Разве это не просто?
Он разглядывал свою сигарету. Потом наконец поднял глаза на нее.
— Я не знаю, — сказал он тихо, — и я боюсь браться за это.
— Эйб, но ты должен найти выход! Ты просто обязан освободить наш бизнес от гангстеров.
— Наш?
— Да, наш. Я — твоя жена, ты не забыл?
Она села рядом с ним, остывая.
— Послушай, дорогой, должен же быть для нас безопасный выход из этого положения. Поговори со своим адвокатом, он выяснит, как все уладить. От Гроссмана можно откупиться?
— Не знаю, может быть.
— Но ты все-таки понимаешь, насколько это важно?
— Да, понимаю.
— Ты будешь связываться со своим адвокатом?
— Да, я поговорю с Алланом.
Зазвонил телефон. Габриэлла поднялась, чтобы взять трубку.
— Это Маури, — сказала она.
Она наблюдала, как Эйб шел к телефону. Их взгляды встретились. Он взял трубку и произнес с горечью:
— Ты права, Габриэлла. Я был тупицей. Это была самая большая глупость за всю мою жизнь.
Глава 58
Магазин располагался на углу Восьмой авеню и Сорок первой улицы в двухэтажном бледно-голубом здании, зажатом между двумя многоквартирными домами, сдававшимися в аренду. Объявление в окне гласило: «Компания «Последние достижения новой эры» официально зарегистрирована». Там же была выставлена дешевая лампа, подставкой которой служила фигурка гавайской танцовщицы, медленно вращавшей механическими бедрами. Эйб Фельдман нажал на кнопку звонка. У него были дурные предчувствия. Этот визит не сулил ничего хорошего.
Дверь отпер обезьяноподобный человек, которого, как помнил Эйб, звали «Телячья отбивная». Его черную тенниску выпирающие мускулы растягивали так, что казалось, она вот-вот порвется. «Телячья отбивная» накачивал мускулы гантелями. И очень гордился ими.
— Йеа? — проворчал он.
— Мне нужно видеть Джерри.
«Телячья отбивная» распахнул дверь, и Эйб вошел.
— Он в своем офисе. Вы знаете правила, мистер Фельдман: я вас обязан обыскать.
— Я знаю.
Он поднял руки, и «Телячья отбивная» быстро ощупал его. Потом Фельдман последовал за ним через пустой склад в заднюю комнату, где за пустым столом восседал очень толстый человек с поросячьими глазками, выпяченными губами и двойным подбородком. На нем была шляпа и жилетка. Он курил отвратительную сигару. Позади него стояла еще одна обезьяна по прозвищу «Лезвие». Зеленые шторы на окнах были опущены. Раскаленная от жары комната пропахла потом и сигарным дымом.
— Приятно тебя видеть, Эйб, — сказал Джерри Гроссман, указывая на стул перед своим столом. — Садись.
Эйб сел. Гроссман вынул сигару изо рта.
— Мы опять избавили тебя от хлопот с этим союзом, — продолжал он. — Те подонки больше не будут виться вокруг «Саммита», это им наука.
— Ты ошибаешься, Джерри. Я с ними поговорил. Они бьются насмерть. Сид Кон был одним из них, и они разозлились как черти.
— Они перебьются.
— А что, если нет? Как насчет полиции?
Джерри ухмыльнулся:
— Ах да, полиция… Они что, тебя вызывали?
— Нет.
— А они и не будут. Полицию подмазали. Какое-то время они пошумят, а потом все стихнет и забудется. Нам не о чем беспокоиться, Эйб.
— Ты не должен был его убивать, Джерри. Ты зашел слишком далеко.
Гроссман, до того сидевший развалясь в своем кресле с откидывающейся спинкой, медленно поднял свое массивное тело в вертикальное положение. Он навалился на стол, злобно помаргивая своими глазками. В Гроссмане было что-то хронически порочное, будто миазмы ада кипели в его голове.
— Я никогда не захожу слишком далеко, — прохрипел он. — Моя проблема в том, что иногда я не иду достаточно далеко. Я не люблю жалоб, Эйб. Я остановил стачку ради тебя, и если союз снова будет доставлять тебе неприятности, мы с ними разберемся. Но я не люблю жалоб. И я думаю, нам пора пересмотреть наше соглашение. Мои расходы возрастают. Последняя подмазка обошлась мне в две косых. Я думаю, наш месячный гонорар должен быть три тысячи вместо двух. Ты понял, что я имею в виду, Эйб?
Эйб вынул конверт из внутреннего кармана и бросил его на стол.
— Посмотри, что внутри, Джерри.
Гроссман открыл конверт и вынул оттуда пять тысячедолларовых банкнот и три скрепленных листа бумаги.
— Что это?
— Эти пять косых — мое отступное тебе, — сказал Эйб. — Мне больше не нужна твоя защита. Эти бумаги — фотокопии моих показаний, которые вчера я оставил у своего адвоката. Я ему рассказал всю историю того, как я нанял тебя, как я тебе платил и что ты для меня делал. В деталях. Включая убийство Сида Кона. Вполне очевидно, что я, как и ты, меньше всего заинтересован в том, чтобы эти бумаги попали к окружному прокурору, поскольку это будет означать для меня тюремное заключение. Но, с другой стороны, для тебя это — электрический стул.
— Ты еще мне угрожаешь?! — заорал Гроссман.
— Я только от тебя защищаюсь. Я ошибся, наняв тебя, и я порываю с тобой. Между прочим, я сказал в союзе, что я больше не причиню им хлопот, и я так и сделаю. — Он встал. — Эти показания лежат в сейфе моего адвоката и будут оставаться там. Но на случай, если со мной что-нибудь произойдет, у него есть распоряжение передать бумаги окружному прокурору. Так что не выдумывайте ничего, о'кей?
Он взглянул на «Лезвие» и «Телячью отбивную». Потом пошел к двери:
— Пока, Джерри.
Он открыл дверь, чтобы выйти.
— Фельдман. — Голос Гроссмана стал мягким.
Эйб обернулся, чтобы посмотреть на него.
— Что?
— Ты делаешь большую ошибку.
Маленькие глазки сверлили его. На мгновение по телу Эйба поползли мурашки. Но он вышел из офиса, закрыв за собой дверь.
Когда он вернулся к себе в кабинет, там его поджидала Габриэлла.
— Ну, что? — спросила она.
Она стояла у окна и смотрела вниз на Седьмую авеню. Он подошел и поцеловал ее.
— Он не был в восторге, но, когда я предъявил копии своих показаний, ему нечего было сказать. Так что теперь мы расстались с шайкой, а в «Саммит» придут профсоюзники.
— Слава Богу. Ты что, жалеешь?
— Скорее, нет. Наверное, я плевал против ветра. Какого черта? Мы же все равно останемся лучшими на Седьмой авеню, даже без этого преимущества перед конкурентами. Может быть, ты и есть мое преимущество? — Он улыбнулся. Видишь? Это ты меня обратила в проклятого бойскаута.
— Тебе еще придется через многое пройти, но ты уже удостоен Большого Почетного знака за то, что взял Риту Альварес обратно на работу. Ох, Эйб, я рада, по-настоящему. И я тобой горжусь. Тебе потребовалась выдержка, чтобы все это довести до конца.
— Выдержка? — Он сел за стол. — А как насчет дела Сида Кона?
Она вначале промолчала. Потом подошла к нему сзади и положила свои руки ему на плечи.
— Я о многом передумала с тех пор, как ты рассказал мне о Гроссмане. Теперь, когда мы связались с профсоюзом, нам придется стать еще более конкурентоспособными. И мне, пожалуй, придется поработать над моделями для линии по выпуску дешевой одежды. Я, наверное, вплотную займусь готовой одеждой, потому что большие деньги идут именно оттуда.
— Зачем это делать? Ведь вся идея заключалась в том, чтобы победить парижские дома моды на их поле, чего мы и добились.
— Но ведь они теперь все равно составляют нам серьезную конкуренцию. Одно дело, когда восемь лет назад Париж был вне игры, но сейчас он перешел в нападение. Я могу заниматься и моделями высокой моды, но сколько платьев я смогу продать по своим ценам? Я хочу разработать модель платья за двадцать долларов и продать десять тысяч таких экземпляров, вместо того чтобы продавать двадцать двухсотдолларовых костюмов. — Она прижалась к нему всем телом и открыла альбом, который положила на его стол. — Посмотри на этот набросок. Видишь? Это — для девушки из колледжа. Без выдумок, простое, очень женственное, и ты можешь назначить цену даже ниже двадцати долларов.
Он внимательно изучал рисунок.
— Что скажешь?
— Мне нравится это платье. Оно мне очень нравится. Но зачем снижать цену на изделия, которые связаны с твоим именем? Мы потратили целое состояние, чтобы сделать имя «Габриэлла» синонимом качества товаров…
— Тогда не ставь мое имя. Но позволь мне заняться этими разработками. Пожалуйста, Эйб. Я хочу это делать.
— Почему?
— Потому что я — твоя жена, я люблю тебя и хочу, чтобы «Саммит» победил в этом соревновании честно, без форы.
Он посмотрел на нее:
— Ты именно этого хочешь?
— Да, я хочу именно этого.
— Ну, тогда принимайся за дело. Я потому на тебе и женился, чтобы кто-нибудь еще на стороне не смог нанять тебя. Кстати, я тебе не говорил сегодня, что я схожу с ума по тебе?
