Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
Белым призраком возник в дверях высокий молодой официант.
— Еще что-нибудь принести? — вежливо спросил он. Вышколен, знает, что с начальством приходится дело иметь.
Лапин отрицательно покачал головой, а Леонид Ильич распорядился:
— Еще графинчик пива и пяток раков, Жора!
Жора кивнул, улыбнулся и, прихватив блюдо с красной рачьей шелухой, как и положено призраку, испарился в полусумраке заведения. За стеной шумели машины, из соседней кабины чуть слышались невнятные мужские голоса, вдруг электрическая лампочка в настенном бра погасла.
— Если после выборов в местные Советы меня прокатят, возьмешь к себе? — не то в шутку, не то всерьез спросил Михаил Федорович.
Балуев прожевал шейку, запил остатками вина, посмотрел в глаза секретарю райкома.
— Если я досижу до выборов… Думаешь, я не знаю, кого из Смольного сватают на мое место? Только ничего у них не выйдет, как и с председателем телерадио, литмафия своего человека посадит в мое кресло. Такую развернут кампанию в прессе, что чертям станет тошно.
— Сколько тебе до пенсии?
— Полгода, — ответил Балуев, — Уж пусть как-нибудь потерпят ребята из обкома. Как стукнет шестьдесят, так сразу освобожу кресло. Но очень сомневаюсь, что кто-нибудь из наших займет его. Мафия уже готовится к бою.
— Я, наверное, в школу вернусь, — помолчав, сказал Лапин, — Учителем.
— Жора, запиши на мой счет, — сказал официанту, принесшему пиво и раков, на этот раз помельче, Леонид Ильич.
— У меня здесь счета нет, — проговорил Лапин, доставая из кармана десятку и кладя на стол.
— Убери, Миша! — строго сказал Балуев — Я тебя пригласил.
— Извини, Леня, но я за себя привык сам платить, — в тон ему произнес Михаил Федорович, подумав про себя: «Врешь ведь, Лапин! Ты привык, чтобы другие за тебя платили… Вернее, тебе много лет и в голову не приходило, что нужно доставать деньги из кармана… Сын Никита тебе однажды бросил в лицо: „Батя, ты ведь давно живешь при коммунизме! Ты даже денег ни за что не платишь!“. Это он, конечно, перехватил, деньги платил за дорогие вещи, но многое, безусловно, доставалось ему и даром…»
— Жора, лампочка перегорела, — кивнул на бра Леонид Ильич.
— Так еще уютнее, — улыбнулся официант, что-то записывая фирменной ручкой в свою книжечку.
Черная «Волга» директора издательства ждала их в переулке, что неподалеку от погребка.
3
Дела у Геннадия шли все хуже: всего пять маток сохранили приплод, остальные крольчата погибли. Их маленькие с мышь трупики Коляндрик собирал в жестяную банку из-под сельди и закапывал на отшибе, за баней. Вызванный из города ветеринар сказал, что крольчихи не обладают инстинктом сохранения приплода, путано объяснил, что родились они, видно, на потоке и столь могучий инстинкт, как ни странно, у них не привился. Крольчихи не хотят кормить детенышей, у них не накапливается молоко. Не исключено, что и питание имеет значения: не хватает каких-то витаминов.
Контора райпо, поставившая им кроликов, не торопилась списывать убыточное поголовье, не предоставляла и новых маток. Снегов мотался на своем красном «Запорожце» в Новгород и назад, но все без толку. Обещали завезти комбикорма, но так и не завезли. Чебуран вдруг на десять дней запил. С неделю гостили у них знакомые из Витебска, привезли с собой выпивку, да еще тут заварили брагу — ну, малый и пошел вразнос. Пытался косить, кормить кроликов, но все у него из рук валилось.
Николай, приехав из Ленинграда, и не касался рукописей: помогал брату, выполнял работу Чебурана. Лена тоже не сидела сложа руки, но кухня отнимала у нее большую часть времени. Да еще пристрастилась каждое утро за грибами ходить, иногда и завтрак приходилось самим готовить. Весь дом пропах сушеными грибами, в двух эмалированных ведрах солились волнушки и рыжики. В погожие дни нанизанные на проволоку грибы вялились на солнышке, в непогоду Лена сушила их на противне в русской печке и на плите.
Николай кормил кроликов, когда из города приехал брат. Он похудел, как-то весь съежился и будто ростом ниже стал. На хмуром длинном лице печеными яблоками торчали скулы, коричневые с сединой волосы были коротко пострижены, лоб избороздили морщины.
— Ссуду опять не дали, — присев на скамью у крыльца, сказал он. Во рту — неизменная папироса. Костюм смят, на коленях брюки оттопырились. Свой единственный серый костюм Гена надевал лишь когда нужно было идти в присутственные места.
— Первый блин всегда комом, — закрыв клетку на деревянную задвижку, подошел к нему Николай.
— Может, бросить все это, к черту? — выпустив клубок дыма, обронил брат. Добьюсь, чтобы убытки списали, пусть забирают клетки… Сволочь председатель, даже косить не разрешил! Чем будем зимой кормить животину? Да что же это делается? С трибун в Верховном Совете обещают нам, арендаторам, любую помощь, а местное начальство палки в колеса вставляет! Вредят ведь все! И нет сейчас никакой авторитетной власти, которая бы навела порядок в этом деле и решила хотя бы один жизненно важный вопрос для арендатора! Ни райком, ни райисполком, ни поселковый Совет — никто ничего не решает. Да что это — наступило полное безвластие? Анархия? Или саботаж? Вся власть Советам! — митингуем в городах, а нищие Советы не знают, что делать с этой властью. У них денег нет, зависят от всех. Не привыкли ничем командовать, ничего решать… Дай им средства, реальную власть — черт знает, как они ее будут использовать? Нет людей в глубинке, которые бы умели вершить дела. И где их взять? Эти же самые депутаты сидят в Москве, а на местах-то их нет? Ну, выбрали в глухомани в местные Советы тех же самых людей — других-то тут нет — и «править» они будут по-старому. Тут же к ним кинутся хитрые кооператоры, задарят подарками, засыплют обещаниями, урвут «кусок» и будут жиреть, обогащаться. А кто честно горб гнет на земле, никакой от них помощи не добьется.
— Я и сразу знал, что в первый год кроликоферма не принесет нам дохода, — сказал Николаи — Зачем тебе нужно было обещать райпо тысячу кроликов к концу года?
— По моим подсчетам так выходило…
— Обещали прислать комиссию и списать хоть убытки?
— Они знают, что мы по двенадцать часов в сутки вкалывали на участке, — проговорил брат, — Приезжали, видели, за сколько мы дней сколотили почти сотню клеток. А кролей привезли без родословной, я даже не знал, сколько маткам месяцев от роду? Нужно было двадцать самцов, а они прислали сорок! Хотел поменять на маток двадцать штук, отказались принять, мол, им некуда самцов девать, а маток больше нет… — Геннадий полез в карман пиджака и протянул брату измятый листок. — Почитай!
