Эмэ Бээкман - Возможность выбора
Ты можешь спать и спать, заткнув пальцами уши и зажмурив глаза, однако лекарство это ненадолго. Наступает такая минута, когда уже ни с чем не считаешься и хочешь лишь одного — отвести на ком-то душу. Даже терпеливую Сулли прорвало.
Это случилось в первую годовщину свадьбы Орви и Маркуса, когда, вернувшись из какой-то поездки, они оставили машину во дворе. Внезапно в комнату донесся звон разбитого стекла. Выглянув в окно, они увидели посреди залитого солнцем двора Сулли. С трудом удерживая равновесие на подтаявшей весенней наледи, Сулли топталась возле БМВ и горшком с цикламеном била стекла машины. У Орви от страха подкосились ноги. Возможно, она боялась, что рехнувшаяся Сулли ворвется к ним в квартиру и изобьет их всех до полусмерти. Маркус подошел к Орви, сунул руки в карманы и с виду совершенно спокойно выглянул во двор, где Сулли вершила своеобразную месть. Поведение Маркуса помогло Орви обрести присутствие духа, и — чего уж греха таить — она с интересом и злорадством принялась наблюдать за Сулли. Неужели Сулли все еще надеялась, что Маркус вернется к ней? В тот раз Орви удивило простодушие Сулли, теперь опыт подсказывал ей совсем другое. Никогда раньше она бы не подумала, что Маркус на самом деле так привязчив и плохо приспосабливается к новой обстановке. Иначе чего ради он стал бы после развода преследовать Орви — неужели свободному человеку нечего больше делать, как гоняться за своей бывшей женой?
Любая трагедия имеет свои смешные стороны. Жаль только, что сами участники их не замечают.
Не всякий додумается бить окна машины горшком с цикламеном. Орви успела заметить, что цветы были на редкость пышными, с множеством листьев. Красные цветы разлетелись по красной поверхности машины, листья повисли на остатках разбитого стекла. От сильных ударов горшок разлетелся на черепки. Для последнего окна Сулли пришлось снять туфлю и пустить в ход каблук. После этой разрушительной работы БМВ стал похож на свалку металлолома, на которой распустились цветы.
Расколотив все стекла, Сулли даже не взглянула в сторону дома. Она осторожно собрала в ладонь остатки изуродованного растения, натянула на лоб платок и пошла своей дорогой. Если гнев на какие-то мгновения вернул Сулли привлекательность — прямая спина, сильные напружиненные ноги, широкий взмах руки, — то уходила она, снова сгорбившись, вялой, нетвердой походкой.
Воспоминание о вспышке гнева бывшей жены Маркуса не помешало Орви отправиться вместе с Этсом в общежитие. Этс держал ее под руку. На секунду Орви почувствовала себя неуютно, ей показалось, что Маркус издали следил за ними, затем ею овладело безразличие. Удивительно, но чувство свободы еще как-то не успело укорениться в ней.
Проходя мимо стола дежурной, Этс так ловко сунул деньги под заляпанную чернилами бумагу, а старуха Эрле при этом так рассеянно глянула в сторону, туда, где висели ключи, что Орви не выдержала и фыркнула. Орви знала, что, если бы не деньги, старуха Эрле основательно бы ее пропесочила. С каким неослабевающим жаром рассказывала она иной раз о шлюхах, которые заманивают к себе в постель мужчин. Особенно когда ссорилась с обитательницами какой-нибудь комнаты, а это со старухой Эрле случалось нередко. Ее слова становились тогда тяжелыми и липкими. Эта добродетельная, однако жадная до денег старуха была настоящим чучелом. Орви не помнила, чтобы когда-нибудь видела ее аккуратно одетой и прибранной. Чему же здесь удивляться — в конце недели старуха Эрле сорок восемь часов подряд проводила за столом. Здесь она понуро сидела днем и дремала ночью, зеленая бумага на столе заменяла ей подушку.
Поднимаясь по лестнице, Орви еле волочила ноги. Она с удовольствием тотчас же бросилась бы в постель и заснула. Впрочем, о чем им, собственно говоря, беседовать, скоро и так все завалятся спать.
Этс обхватил медленно ступающую Орви за талию. Так они шли, и Орви положила свою усталую голову на плечо Этсу. Страшно подумать, что может настать такой день, когда ты тщетно будешь протягивать руки, а все лишь станут пятиться от тебя, и никто не захочет, чтобы ты прислонилась головой к его плечу.
На Этса жаловаться не приходилось. Орви не думала, что он еще за кем-то ухлестывает. Да и вряд ли он смог бы, здоровье у него неважное.
Орви условным стуком постучала о дверной косяк. Когда бывали гости, дверь запиралась на два замка. И в общежитии владелицы коек хотели иной раз создать себе иллюзию: мой дом — моя крепость. Хотя бы поздними вечерами.
В комнате горел ночник с желтым абажуром. Орви помахала подружкам. Этс снял с головы «кораблик» и подбросил под потолок. Из всех парней в нем было больше всего мальчишеского.
Малле сидела рядом со своим Йорусом, положив голову ему на плечо. Парень раскачивался, и голова Малле, как маятник, тоже раскачивалась взад и вперед. Вчера Малле разревелась, вечно они с Йорусом ссорились. Она умирала от ревности, все время подозревая, что за Йорусом охотится добрая сотня женщин. Соседкам по комнате приходилось то и дело успокаивать ее — ведь Йорус не Вильмер, за которым по пятам ходили невероятные слухи — было о чем поговорить. Эбэ не слишком переживала из-за этого и, если ей хотелось, быстро сама находила себе нового парня — не на одном Вильмере свет клином сошелся. Может, именно из-за того, что Эбэ было наплевать на Вильмера, он и возвращался каждый раз снова к ней.
Эбэ лучше всех удавалось унять муки ревности Малле. Чего только она не болтала, пытаясь объяснить поведение Йоруса. У Эбэ это получалось убедительно — когда Йорус не приходил, она утверждала, что его одолела скупость. В этом была доля истины, Йорус чаще всего отсутствовал в те дни, когда закатывались веселые пирушки в ресторане.
Малле слушала, слушала, затем вздыхала и говорила, что Йорус серьезный и бережливый человек.
Орви смотрела на сидящих на кроватях женщин и мужчин, на Этса, все еще подбрасывающего вверх свою кепчонку, и чувствовала, что питает к ним ко всем большую симпатию. Жаль, если когда-нибудь эта компания развалится. Они подходили друг к другу, мелкие разногласия не в счет. А может, что-то просто вынуждало их быть покладистыми?
Что проку, если б каждый из них тосковал в одиночку, сидел у своей лампы и крестиком вышивал картинки своего прошлого. Надо было изо всех сил гнать от себя прочь ночи, когда не спишь и обливаешь слезами подушку.
Орви стащила с себя пальто и улеглась на кровать. Она полностью расслабила тело и шевелила одними пальцами. Как хорошо, что Сайма раздобыла ей немнущееся платье.
Этс налил из початой бутылки полный стакан вина и осторожно подошел к лежащей Орви. Он приподнял голову Орви, словно она была больная, и дал ей выпить.
— Ты сегодня так долго пропадала, — озабоченно заметила Малле.
— Да тут один человек запихнул меня в красный жестяной ящик, отвез за город и хотел убить.
Орви старалась говорить равнодушным тоном.
Рядом с собой она увидела испуганное лицо Эбэ.
Орви усмехнулась.
— Выдумывает, — рассмеялась Эбэ.
— Тот, кто угрожает женщине, — дрянной человек, — заметил Вильмер. — Кошка не тигр, хотя оба полосатые. У меня был друг, который повесился из-за своей жены. Хоть бы посоветовался сперва!
— А что бы ты ему посоветовал? — быстро вставила Эбэ.
— Мало ли что, — пробормотал Вильмер и выпустил струйку дыма. — Даже рюмка водки и приятная музыка могут помочь человеку поднять настроение.
Орви приподнялась, чтобы взглянуть на Вильмера.
Он сидел, половина его лица была в тени, глаза уставлены на сигарету. Как самоубийца, который медлит перед последней затяжкой.
Воскресенье
Орви не верила ни в сказки, ни в чудеса, да и судьба, по ее мнению, зависела просто от случайных совпадений. И надо же было этому Маркусу подъехать к их окну в своей красной машине! Но одно таинственное явление, по мнению Орви, все же существовало в природе — магнитные бури. Чем их объяснить, Орви не знала. Женский ум все равно не в силах постичь всех тонкостей науки и техники. Однако Орви завораживало то, что нечто невидимое и неосязаемое можно было назвать бурей. В последнее время все чаще говорили о том, что человек находится под воздействием различных факторов, не воспринимаемых ни зрением, ни слухом. Если это так, то Орви считала причиной своего внутреннего беспокойства и дисгармонии именно магнитные бури.
Сегодня ночью — стрелки часов уже перевалили за двенадцать — Орви показалось, что в их комнату в общежитии ворвалась магнитная буря. Все вроде бы текло, как обычно, и все-таки что-то пошло наперекос.
Восемь человек, привыкших друг к другу, проводили время, согласно установившемуся обычаю и сообразуясь со своими возможностями.
Обычно хихиканье и разговоры в комнате продолжались до тех пор, пока кто-нибудь не спохватывался, что время позднее.
